– Какая приятная неожиданность, – прижалась к нему Аманда и, как только они скрылись с глаз студентов, поцеловала его. – Я почему-то думала, что ты все еще нежишься дома в постели.
– Единственная постель, в которой я хотел бы сейчас понежиться, это твоя, – ответил Вулф.
Она рассмеялась и, когда они поравнялись с кирпичной стеной, увитой плющом, ускорила шаг и сказала:
– Вот туда я тебя и веду.
* * *
– Это, должно быть, самый старый танец в мире, – шепнула Аманда.
Сквозь старинные жалюзи пробивался бледный и густой, как молоко, свет, слабо освещая их обоих. В полумраке белела ее грудь, мягко вздрагивал упругий живот. Вулф целовал тело Аманды в унисон с биением ее сердца. Она стояла на цыпочках, колени ее подгибались, она вся замерла и трепетала – что называется, лед и пламень. Аманда нашептывала Вулфу слова, которые были понятны лишь ему. Бедра ее придвигались к нему все плотнее, она закусила губу, испытывая жгучее желание продолжать этот танец. Потом ей нестерпимо захотелось еще большего, она опустилась на полную ступню и позволила ему войти в себя. Ноги ее буквально подкосились, и она, чтобы удержаться, ухватилась за него. Соски, сделавшись совсем твердыми, приподнялись. Вулф взял поочередно в рот одну грудь, потом другую, и начал нежно посасывать их. Аманда от вожделения страстно задышала.
Он приподнял ее и медленно повернул спиной в себе. Аманда прогнулась, плотно упершись ему ягодицами в пах. Вулф охватил ее одной рукой за талию, а другой обнял тугие груди. Ноги Аманды сами собой раздвинулись, и она обхватила лодыжками его под коленки. Затем, опустившись немного вниз, стала тереться разгоряченной влажной плотью о его член, при этом она руками ласкала его тело до тех пор, пока не почувствовала дрожь и содрогание его крепких мускулов. Тогда Аманда резко изогнулась, приподнялась немного, и горячая мужская плоть вошла в нее. Сладостная волна прокатилась по всему телу огнем.
Она извивалась, постанывая и закрыв глаза; голова ее откинулась назад, на его твердое плечо, а он то приподнимал, то опускал ее, снова и снова с наслаждением входя в нее, что она могла ощущать еще и кончиками своих пальцев.
– О боже!..
Она услышала возглас, непроизвольно вырвавшийся у нее. Это был как бы и не ее голос, а голос, замешенный на боли и восторге.
– Еще, еще, продолжай... о-о-о! – полушепотом произнесла-простонала она...
Тут она почувствовала, как поднимается нечто вроде порыва ветра перед началом бури, мысленно перенесясь в долину Среднего Запада и наблюдая, как с небес низвергается черный смерч, преграждая ей путь. Она почувствовала движение, похожее на движение животного или чего-то живого, таинственную, сверхъестественную силу, исходящую от ее любовника, и сила эта преобразила для нее мир. Как в тумане, виделись ей шторы на окнах, волнующиеся наподобие облаков в ясный летний день, постельное покрывало, колышущееся волнами, как прибой на золотистом песке, приоткрытая дверь в ванную, ее комната, словно бы окутанная мягкими сумерками теплого сентябрьского дня.
Все образы из ее прошлой жизни окрасились сладкой негой возросшего возбуждения, волнами прокатившегося по ее телу так, что все окружающее приобрело новый оттенок, а ее возбуждение еще больше усилилось, пока она наконец не достигла вершины наслаждения и голова не закружилась от бешеного желания почувствовать его всего, слиться с ним воедино. И этот последний всплеск восторга вырвал из ее полуоткрытых губ пронзительный вскрик, а глубокий стон, вырвавшийся из глубины души партнера, вознес ее на самый пик блаженства.
Как и всегда раньше, он еще долго оставался в ней: она любила ощущать его силу, пульсацию его крови в себе. Затем напряжение в нем ослабевало. Он постепенно расслаблялся, а она вновь приходила в себя и обретала способность владеть собой.
Но на этот раз она перевернула его на спину, села на него, обхватив ногами, и начала нежно и ласково, как сестра милосердия, кончиками пальцев поглаживать его лоб. Теплые цвета комнаты стали зримыми, шторы и жалюзи, затемнявшие яркий свет, уже не казались такими темными.
– Панда, – нежно произнес он.
Так когда-то совершенно случайно ее назвала младшая сестра Стиви, не научившаяся еще произносить слог "ам".
– Что случилось? – спросила она, целуя его щеки.
Вулф взглянул на нее светло-коричневыми глазами из-под тяжелых, набрякших век.
– Откуда ты знаешь, что что-то случилось?
Она лишь улыбнулась:
– Хотя бы по той причине, что ты пришел в университет, когда я вела занятия. Такое с тобой впервые со дня нашего знакомства.
– Что ты имеешь в виду? Я зашел тогда к тебе совсем случайно.
– Давай, давай, ври дальше. Не думаешь ли, что у меня нет друзей в канцелярии?
Он искренне удивился:
– Ты хочешь сказать, что все это время знала...
– Что наша первая встреча была подстроена? – Она согласно кивнула головой.
– И ты ни словечка не сказала об этом?
– Мне казалось, так слаще. – Она снова ласково поцеловала его. – И ужасно романтично. Кроме того, мне не хотелось разрушать твоих иллюзий.
– А я-то думал, вот, мол, какой я умник.
В ответ она снова рассмеялась:
– И не надо было показывать полицейский жетон.
Люди склонны долго помнить эту штуку, особенно в университетских городках.
Вулф лишь хмыкнул в ответ, но она отлично поняла, что он учел информацию и отложил ее в своей великолепной памяти. Тогда она снова улыбнулась, но отнюдь не ласково, и сказала:
– Мужчины – они все такие тщеславные. Одни воображают, будто мир вертится вокруг них, а смысл жизни в том, чтобы им управлять.
– Но я-то не хочу этого.
Аманда, положив ладони ему на грудь, наклонилась почти вплотную к его лицу:
– А чем хочешь управлять ты?
– Почему, собственно, я должен хотеть управлять чем-то?
– Потому, дорогой, что для мужчин это самое важное и самое опасное занятие.
– А чего больше всего боятся женщины?
– Ну, это простой вопрос, – заметила Аманда. – Возраста.
– Ты все шутишь.
– Вот насчет этого женщины никогда не шутят.
– А я никогда не считал, что над этим вопросом нужно задумываться.
– Ты и не будешь. Для вас, мужчин, так полегче, не правда ли? Вы растете, стареете, и все, что вам нужно, – это высмотреть и подцепить себе молоденькую бабенку. – Она вскинула голову и спросила: – А что происходит с нами?
Вулф, вспомнив своего отца, потрогал ее упругое тело с гладкой, как сатин, кожей и крепкими, как у двадцатилетней девушки, грудями и ответил:
– Ну что ж, скажу: тебе лично беспокоиться не о чем – ты поистине не стареешь.
– Все мы стареем, – сказала она и, продев свои пальцы между его пальцами, продолжала:
– Я больше не молоденькая. Иногда я смотрю на себя в зеркало и удивляюсь: не знаю, может, я чувствую, как из меня как бы струёй вытекают годы, и, может, я точно хочу перегородить и повернуть вспять их течение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182