» И мои приятели могут в ответ сказать: «Мы разберемся с Фрэнком». Понимаешь? Эти сукины дети могут продать меня, лишь бы спасти свои шкуры. Даже притом, что они отлично знают о моей непричастности к смерти Карранцы. Десять, двадцать лет назад итальянец сказал бы цветному на такое предложение: «Пошел к черту, пока я не оторвал тебе яйца!» А теперь, как видишь, все по-другому. Весь мир перевернулся с ног на голову. Понимаешь?
Да, это-то я понимал. Выяснилось, что даже мафия с трудом приспосабливается к обновившемуся Новому Свету.
— История, которую ты, Фрэнк, мне только что рассказал, совершенно потрясающая. Но я не вижу для тебя никакого выхода из этого положения, — проговорил я.
Он залился смехом.
— Подожди, может быть, тебе в голову придет хорошая мысль. Мне действительно нужен классный адвокат для переговоров с Феррагамо. Он — ключевая фигура в этом деле. Надо, чтобы он созвал еще одну пресс-конференцию и заявил, что у него появились новые улики по делу Карранцы или что у него нет никаких улик. Тебе нужно поговорить с ним именно об этом.
— Но, возможно, я не верю в то, что рассказываешь ты.
— Поверишь, если увидишь лицо Феррагамо, когда он узнает, что я в курсе его игры.
Насколько я понял, Беллароза был человеком, доверяющим своим инстинктам. Ему не нужны были неопровержимые доказательства для того, чтобы отдать приказ об уничтожении человека, которого он заподозрил бы в предательстве. Все, что ему требовалось, чтобы отдать такой приказ, — это бегающие глаза, случайно оброненное слово или фраза. Вот и в случае с Феррагамо он сначала придумал мотив преступления, а потом сразу обвинил в этом преступлении человека. Я вовсе не имею ничего против инстинктов, я сам доверяю своему чутью, когда выступаю в суде, а полицейские вообще каждый день руководствуются чутьем в своей работе. Но Фрэнк Беллароза, которому его инстинкты помогли выжить и остаться на свободе, пожалуй, чересчур доверился своей способности подозревать об опасности, отличать друзей от врагов и читать мысли других людей. Именно поэтому я и очутился здесь — Фрэнк Беллароза в два счета прикинул, кто я, и решил, что я буду ему служить. Интересно, верно он рассудил или нет.
Беллароза продолжал:
— Генеральный прокурор Нью-Йорка Лоуэнштейн даже слышать не хочет об этом деле. Я узнал от близких к нему людей, что он считает все эти обвинения чепухой. Что ты об этом думаешь, советник?
— Не могу сказать ничего определенного. И повторяю, я — не специалист по уголовным делам.
— Разве тебе не хочется позабавиться? Подумай.
— Подумаю.
— Ладно. — Он откинулся в кресле. — Послушай, на следующей неделе я заключаю эту сделку по недвижимости. Я обратился в ту фирму, которую ты мне посоветовал. Они дали мне парня по фамилии Торренс. Ты его знаешь? Толковый?
— Да.
— Хорошо. Не люблю, когда меня обманывают.
— Сделки с недвижимостью — это довольно простая вещь, если не упускать из виду несколько деталей.
— Тогда этим следовало заняться тебе, советник.
Я взглянул на Белларозу. Нельзя было понять, огорчен ли он или считает, что я свалял дурака.
— Ладно, это дело прошлое, — буркнул я.
— Да. Но знай, ты первый человек, который отказался от такой суммы денег.
— Неужели? Обидно.
— Да? Ну, бывало, что люди отказывались от взяток. Но не от законного вознаграждения. А оно было законным.
— Это дело прошлое, я же сказал.
— Ладно. Теперь, что касается жюри присяжных. Я понял, к деньгам ты относишься спокойно. Я предлагаю тебе пятьдесят за разговор с Феррагамо и еще пятьдесят в случае, если Большое жюри не будет рассматривать это дело.
— Если бы я специализировался по уголовным делам, я брал бы с тебя три тысячи в час в обычное время и двойную цену за работу в суде. Я не беру вознаграждение наличными за тот или иной исход дела, но и не возвращаю денег.
Беллароза улыбнулся, его улыбка мне не понравилась.
— Должен тебе честно сказать, некоторые твои шутки — удачные, а некоторые — нет.
— Я знаю.
— Ты иногда любишь строить из себя Бог знает кого.
— Это я тоже знаю.
Он кивнул.
— Вокруг меня много людей, которые готовы лизать мне задницу, а чуть зазеваешься, они же воткнут тебе нож в спину.
— Сочувствую.
— Да что ты, это же жизнь.
— Извини, я так не считаю.
— Это моя жизнь. А кроме того, вокруг меня есть и люди, которые меня уважают. Они не целуют меня в зад, они целуют мне руки.
— А кто-нибудь любит тебя?
Он улыбнулся.
— А вот на это мне глубоко наплевать.
— И все же это хорошая штука, Фрэнк, подумай над этим.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Хочу сказать тебе еще одну вещь. Вы пришли на эту землю триста лет тому назад. Верно? Поэтому вы вообразили, что все, кто пришли после вас, это незваные гости или что-то в этом роде. Но мои предки жили в том местечке под Сорренто на протяжении тысячи лет. Может быть, и две тысячи лет, еще во времена Древнего Рима. Возможно, один из моих предков был римским солдатом, который завоевал в свое время Англию и увидел там местных жителей, одетых в звериные шкуры и живущих в шалашах. Capisce?
— Я достаточно хорошо знаю историю, чтобы оценить величие древнеримской цивилизации, — ты можешь, конечно, гордиться своими предками. Но сейчас мы ведем разговор о мафии, а не о вкладе Древнего Рима в западную культуру.
— Это как посмотреть.
— Ну что ты, так считает большинство людей.
Беллароза погрузился ненадолго в задумчивость, затем сказал:
— О'кей. Теперь тебе надо принять решение и перестать увиливать от ответа. Или ты встаешь, идешь вон к той двери, забираешь свою жену и забываешь о том, что на свете есть я. Или ты остаешься и выпиваешь со мной вот эту рюмку.
Итак, мне надо было всего лишь встать и выйти. Тогда почему же я остался сидеть? Я смотрел в глаза Фрэнку Белларозе. Что я узнал за эти несколько часов? Я узнал, что Беллароза не только приятный собеседник, но и непростой человек. Значит, Сюзанна была права, он — действительно интересный человек. Возможно, именно это было подарком для меня от Сюзанны, именно это было моим испытанием. Я поднял рюмку.
— Так из чего это сделано?
— Из винограда. Похоже на бренди. Я же говорил тебе.
Мы чокнулись и выпили.
Он встал.
— А теперь пойдем к нашим женам.
Глава 17
Мы вышли из библиотеки. Когда мы миновали галерею над вестибюлем, я сказал:
— Почему ты не обратишься сам к этим колумбийцам и не объяснишь им, что тебя хотят подставить?
— Цезарь не может унижаться перед грязными варварами и вступать с ними в объяснения. В гробу я их видел.
Я понял, что моя прямолинейная англосаксонская логика к данной ситуации плохо применима, но все же сделал еще одну попытку.
— Римский император, однако, пошел на переговоры о мире с вождем гуннов Аттилой.
— Да, я знаю. — Мы начали спускаться по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
Да, это-то я понимал. Выяснилось, что даже мафия с трудом приспосабливается к обновившемуся Новому Свету.
— История, которую ты, Фрэнк, мне только что рассказал, совершенно потрясающая. Но я не вижу для тебя никакого выхода из этого положения, — проговорил я.
Он залился смехом.
— Подожди, может быть, тебе в голову придет хорошая мысль. Мне действительно нужен классный адвокат для переговоров с Феррагамо. Он — ключевая фигура в этом деле. Надо, чтобы он созвал еще одну пресс-конференцию и заявил, что у него появились новые улики по делу Карранцы или что у него нет никаких улик. Тебе нужно поговорить с ним именно об этом.
— Но, возможно, я не верю в то, что рассказываешь ты.
— Поверишь, если увидишь лицо Феррагамо, когда он узнает, что я в курсе его игры.
Насколько я понял, Беллароза был человеком, доверяющим своим инстинктам. Ему не нужны были неопровержимые доказательства для того, чтобы отдать приказ об уничтожении человека, которого он заподозрил бы в предательстве. Все, что ему требовалось, чтобы отдать такой приказ, — это бегающие глаза, случайно оброненное слово или фраза. Вот и в случае с Феррагамо он сначала придумал мотив преступления, а потом сразу обвинил в этом преступлении человека. Я вовсе не имею ничего против инстинктов, я сам доверяю своему чутью, когда выступаю в суде, а полицейские вообще каждый день руководствуются чутьем в своей работе. Но Фрэнк Беллароза, которому его инстинкты помогли выжить и остаться на свободе, пожалуй, чересчур доверился своей способности подозревать об опасности, отличать друзей от врагов и читать мысли других людей. Именно поэтому я и очутился здесь — Фрэнк Беллароза в два счета прикинул, кто я, и решил, что я буду ему служить. Интересно, верно он рассудил или нет.
Беллароза продолжал:
— Генеральный прокурор Нью-Йорка Лоуэнштейн даже слышать не хочет об этом деле. Я узнал от близких к нему людей, что он считает все эти обвинения чепухой. Что ты об этом думаешь, советник?
— Не могу сказать ничего определенного. И повторяю, я — не специалист по уголовным делам.
— Разве тебе не хочется позабавиться? Подумай.
— Подумаю.
— Ладно. — Он откинулся в кресле. — Послушай, на следующей неделе я заключаю эту сделку по недвижимости. Я обратился в ту фирму, которую ты мне посоветовал. Они дали мне парня по фамилии Торренс. Ты его знаешь? Толковый?
— Да.
— Хорошо. Не люблю, когда меня обманывают.
— Сделки с недвижимостью — это довольно простая вещь, если не упускать из виду несколько деталей.
— Тогда этим следовало заняться тебе, советник.
Я взглянул на Белларозу. Нельзя было понять, огорчен ли он или считает, что я свалял дурака.
— Ладно, это дело прошлое, — буркнул я.
— Да. Но знай, ты первый человек, который отказался от такой суммы денег.
— Неужели? Обидно.
— Да? Ну, бывало, что люди отказывались от взяток. Но не от законного вознаграждения. А оно было законным.
— Это дело прошлое, я же сказал.
— Ладно. Теперь, что касается жюри присяжных. Я понял, к деньгам ты относишься спокойно. Я предлагаю тебе пятьдесят за разговор с Феррагамо и еще пятьдесят в случае, если Большое жюри не будет рассматривать это дело.
— Если бы я специализировался по уголовным делам, я брал бы с тебя три тысячи в час в обычное время и двойную цену за работу в суде. Я не беру вознаграждение наличными за тот или иной исход дела, но и не возвращаю денег.
Беллароза улыбнулся, его улыбка мне не понравилась.
— Должен тебе честно сказать, некоторые твои шутки — удачные, а некоторые — нет.
— Я знаю.
— Ты иногда любишь строить из себя Бог знает кого.
— Это я тоже знаю.
Он кивнул.
— Вокруг меня много людей, которые готовы лизать мне задницу, а чуть зазеваешься, они же воткнут тебе нож в спину.
— Сочувствую.
— Да что ты, это же жизнь.
— Извини, я так не считаю.
— Это моя жизнь. А кроме того, вокруг меня есть и люди, которые меня уважают. Они не целуют меня в зад, они целуют мне руки.
— А кто-нибудь любит тебя?
Он улыбнулся.
— А вот на это мне глубоко наплевать.
— И все же это хорошая штука, Фрэнк, подумай над этим.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Хочу сказать тебе еще одну вещь. Вы пришли на эту землю триста лет тому назад. Верно? Поэтому вы вообразили, что все, кто пришли после вас, это незваные гости или что-то в этом роде. Но мои предки жили в том местечке под Сорренто на протяжении тысячи лет. Может быть, и две тысячи лет, еще во времена Древнего Рима. Возможно, один из моих предков был римским солдатом, который завоевал в свое время Англию и увидел там местных жителей, одетых в звериные шкуры и живущих в шалашах. Capisce?
— Я достаточно хорошо знаю историю, чтобы оценить величие древнеримской цивилизации, — ты можешь, конечно, гордиться своими предками. Но сейчас мы ведем разговор о мафии, а не о вкладе Древнего Рима в западную культуру.
— Это как посмотреть.
— Ну что ты, так считает большинство людей.
Беллароза погрузился ненадолго в задумчивость, затем сказал:
— О'кей. Теперь тебе надо принять решение и перестать увиливать от ответа. Или ты встаешь, идешь вон к той двери, забираешь свою жену и забываешь о том, что на свете есть я. Или ты остаешься и выпиваешь со мной вот эту рюмку.
Итак, мне надо было всего лишь встать и выйти. Тогда почему же я остался сидеть? Я смотрел в глаза Фрэнку Белларозе. Что я узнал за эти несколько часов? Я узнал, что Беллароза не только приятный собеседник, но и непростой человек. Значит, Сюзанна была права, он — действительно интересный человек. Возможно, именно это было подарком для меня от Сюзанны, именно это было моим испытанием. Я поднял рюмку.
— Так из чего это сделано?
— Из винограда. Похоже на бренди. Я же говорил тебе.
Мы чокнулись и выпили.
Он встал.
— А теперь пойдем к нашим женам.
Глава 17
Мы вышли из библиотеки. Когда мы миновали галерею над вестибюлем, я сказал:
— Почему ты не обратишься сам к этим колумбийцам и не объяснишь им, что тебя хотят подставить?
— Цезарь не может унижаться перед грязными варварами и вступать с ними в объяснения. В гробу я их видел.
Я понял, что моя прямолинейная англосаксонская логика к данной ситуации плохо применима, но все же сделал еще одну попытку.
— Римский император, однако, пошел на переговоры о мире с вождем гуннов Аттилой.
— Да, я знаю. — Мы начали спускаться по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183