— Рад нашему знакомству.
Появилась ее «мимоза» — мы чокнулись, поболтали, затем она спросила:
— А что ты делаешь в этой дыре?
— А что, разве мне здесь не место?
— Да нет, знаешь ли. — Она рассмеялась.
Мне было приятно осознавать, что меня здесь принимали за инородное тело даже до того, как я раскрыл рот и обнаружил свой акцент. Соответственно, если бы кто-то из этих людей оказался в клубе «Крик», я бы тоже поинтересовался, как они туда попали.
— Просто я в разводе, один как перст и ищу любви где только можно, — абсолютно серьезно сообщил я.
Она снова весело расхохоталась.
— Да ты, видно, сумасшедший.
— В моих клубах сегодня выходной день, моя яхта стоит в сухом доке, а моя бывшая жена улетела с детьми в Акапулько. У меня был выбор — пойти на обед к главарю мафии, к своей тетке или сюда.
— И ты пришел сюда?
— А разве ты не сделала бы то же самое?
— Нет, я бы пошла на обед к главарю мафии.
— Интересная мысль. Твоя фамилия случайно не Рузвельт? — поинтересовался я.
— А твоя случайно не Астор? — хихикнула она.
— Нет, моя Уитмен. Знаешь такого поэта Уолта Уитмена?
— Конечно. «Листья травы». Я проходила это в школе.
— Боже, благослови Америку.
— Это тоже он написал?
— Возможно.
— Так ты его родственник?
— Что-то вроде этого.
— Тоже поэт?
— Пытаюсь им стать.
— А ты богатый?
— Был. Все проиграл в лотерею.
— Господи, сколько же ты купил билетов?
— Все, которые были.
Она опять захихикала. Я был в ударе. Я подвинул свой табурет поближе к ней. Когда-то она была милашкой, но годы, как говорится, взяли свое. При этом у нее сохранилась прекрасная улыбка, веселый смех, все зубы и, как я предполагал, доброе сердце. Я мог заметить, что нравлюсь ей, а если еще немного постараюсь, то она и полюбит меня. Многие мои однокурсники баловались с дешевыми девчонками, но я себе такого никогда не позволял. Возможно, теперь я пытался наверстать упущенное. Кстати, в здешних местах есть обычай, сохранившийся до сих пор, — в среду вечером у прислуги выходной, и все бары на побережье заполнены очаровательными девчонками из Ирландии и Шотландии, приехавшими сюда на работу. Но это уже другая история. А что касается дела, то я должен признаться, что давненько не был один на один с женщиной из народа и не знал точно, как себя с ней вести. Вероятно, лучше всего быть самим собой. Кстати, с Салли Энн я ощущал себя значительно лучше, чем с Салли Грейс. При этом я чувствовал себя на коне. Мы еще немного поболтали, Салли прыскала со смеху уже в свою третью «мимозу», а компания в коже, похоже, начала подозревать, что ее надули с рассказом о жене, лежавшей в коматозном состоянии.
Я мельком взглянул на часы и понял, что пробило три. Следовало выбирать между Салли Энн и визитом в ее лачугу и посещением званого ужина у тетушки Корнелии. Скажу честно, мне не нравилось ни то ни другое.
— Ну, — сказал я, — мне пора.
— О... ты спешишь?
— Да, по правде говоря. Мне надо прихватить на вокзале герцога Суссекса и затем отправиться к тете Корнелии.
— Серьезно?
— Ты мне дашь свой телефон?
Она уставилась на меня, потом глупо улыбнулась.
— Я думаю...
— У тебя есть визитная карточка?
— Погоди... сейчас посмотрю... — Она запустила руку в свою сумочку и вытащила огрызок карандаша, которым, очевидно, записывала заказы клиентов. — Ты хочешь, чтобы я написала номер на карточке?
— Можно и на салфетке. — Я протянул ей чистую салфетку, и она нацарапала на ней свое имя и телефон.
— Я живу здесь, в Бейвилле. Почти у самого берега.
— Можно только позавидовать. — Я положил салфетку в карман, туда же, где уже лежала гильза от ружья. Мой карман потихоньку превращался в свалку. — Непременно позвоню, — пообещал я и сполз с высокого табурета на пол.
— До конца этого месяца я работаю по вечерам. С пяти вечера до полуночи. Поэтому сплю как попало. Так что звони когда захочешь, не стесняйся. К тому же у меня включен автоответчик.
— Понял. До свидания. — Я оставил на стойке деньги и вынырнул из «Ржавой якорной трубы» на свет Божий. Конечно, где-то в мире есть место и для меня, но вряд ли «Ржавая якорная труба» входит в число этих уголков.
Забравшись в свой «бронко», я понял, что теперь мне придется выбирать между доном Белларозой и тетушкой Корнелией. Я помчался на юг вдоль побережья, надеясь, по всей видимости, на то, что в ход событий вмешается провидение и что-нибудь случится с моей машиной.
Но в результате я оказался на Грейс-лейн. Я проехал мимо ворот Стенхоп Холла, они были закрыты. Алларды, вероятно, отправились в гости к своей дочери, а Сюзанна закатилась либо к моей тете, либо к Фрэнку в гости. Там она уже отъедает нос у бедного ягненка и прикидывает, что ей делать со мной.
Я проследовал дальше — до начала каменного забора, ограждавшего «Альгамбру». Здесь я притормозил и заехал на площадку, устроенную напротив ворот.
У ворот продолжали нести вахту двое джентльменов в черных костюмах — они сразу же уставились на меня. За их спинами у сторожевого домика стоял огромный, футов шести, если не считать ушей, пасхальный кролик. В лапах он держал большую пасхальную корзину, в которой, как я подозревал, были припрятаны раскрашенные к празднику ручные гранаты.
Я снова взглянул на двух помощников кролика: они продолжали сверлить меня глазами. Я не сомневался, что хотя бы один из этих охранников — «солдат» дона Белларозы — преследовал меня сегодня утром с собаками.
Дорога, ведущая в «Альгамбре» к главному дому, в отличие от нашей была прямой, в рамке ворот вы могли прекрасно наблюдать главный дом усадьбы. Она была вымощена булыжником, а не гравием и обрамлена рядами деревьев. Сегодня вдоль этой дороги стояла целая вереница машин, в основном черного цвета, с удлиненными кузовами. Я подумал, что эти машины и эти люди в черном пригодятся как нельзя кстати, если вдруг возникнет надобность организовать траурную процессию.
Наблюдая эту картину, я понял, что Фрэнк Беллароза, пожалуй, умеет организовывать большие приемы. Вероятно, подсознательно он подражал приемам, описанным в «Великом Гэтсби», на которых гости могли делать все, что им заблагорассудится, а хозяин имел возможность издали наблюдать за происходящим.
Любопытно, что, устраивая столь пышный прием по случаю Пасхи, Беллароза тем самым невольно повторял то, чем в двадцатых годах занимались здешние миллионеры, соревнуясь друг с другом в демонстрациях дурного вкуса. Так, например, Отто Кан, один из богатейших людей Америки, если не всего мира, устраивал соревнования по поиску пасхальных яиц на своей усадьбе площадью в шестьсот акров с главным домом в сто двадцать пять комнат. В числе гостей были миллионеры, знаменитые актеры, писатели, музыканты и девочки от Зигфельда. Чтобы сделать поиски яиц более увлекательными, в каждое из них запрятали по чеку на тысячу долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183