— Я приехал прямо с работы.
— А!
Сам Беллароза, к слову, был одет в серые брюки и белую рубашку с короткими рукавами. Новый стиль. Я бросил взгляд на его ноги и убедился, что его вкус не изменился — он носил сандалии с носками. К тому же носки были желтые. Я хотел обратить внимание Сюзанны на эту деталь, но не нашел удобного случая. У нас принято носить костюм с галстуком, что, конечно, не так удобно, как домашняя одежда. Женщины же одеваются так, как они всегда одеваются. Меня несколько раздражало яркое платье Сюзанны. Но красный цвет был ей к лицу, так что я одновременно и гордился ею, и ревновал ее.
Беллароза повернулся к Сюзанне.
— Как продвигаются дела с конюшней?
— Они... продвигаются к полному разрушению, — ответила Сюзанна. — Но смогут ли ее собрать в прежнем виде?
Беллароза мило улыбнулся. Ха-ха. Он сказал:
— Доминик свое дело знает. Он даже может устроить вам несколько римских арок в конюшне.
Они вместе рассмеялись. Хо-хо-хо. Ха-ха.
— Проходите. — Мистер Беллароза жестом пригласил нас следовать за ним. — Почему вы решили задержаться на самом пороге?
«Потому что вы нас здесь задержали, Фрэнк», — объяснил я про себя.
Мы проследовали за хозяином налево в одну из арок и очутились в длинной и пустой комнате, в которой пахло свежей краской. Беллароза остановился и спросил меня:
— Что это за комната?
— Это тест на сообразительность?
— Нет, дело в том, что мы не можем придумать, для чего предназначена эта комната. У нас уже есть гостиная, есть столовая, есть еще много-много других комнат. А для чего приспособить эту?
Я огляделся.
— На ванную комнату она, вроде, не похожа.
Вмешалась Сюзанна.
— Это же... да-да, это же самая настоящая столовая. Беллароза озадаченно уставился на нее.
— Вы уверены?
— Да. Я же бывала в этом доме при прежних хозяевах.
— Этот идиот-дизайнер... но тогда что за комната находится там? — Он указал на соседнее помещение.
— Это комната для завтраков, — сказала Сюзанна.
— Для завтраков?
Я собирался было пошутить по этому поводу, но потом передумал.
— Это не так уж важно, — успокоила Сюзанна Белларозу. — Планировку старых домов часто меняют. Так что делайте так, как удобней вам самим.
— Только не следует, — поспешил я на помощь, — готовить еду в ванной комнате или идти в ванную, чтобы...
— Джон, — перебила меня Сюзанна, — мы поняли твою мысль, дорогой, можешь не продолжать.
Мы проследовали вслед за мистером Белларозой через помещение, которое только что было признано столовой, затем оказались в комнате для завтраков. Эта комната оказалась довольно просторной, рядом с ней находилась буфетная, а дальше — кухня. Беллароза, казалось, не был смущен тем, что принимает нас в вечернее время в комнате для завтраков, ведь до недавнего времени он полагал, что это столовая. Но мне все же удалось пронаблюдать, как он выпутывается из положения. Он подвинул нам два стула на конце длинного обеденного стола.
— Садитесь, — скомандовал он. Мы сели. Мистер Беллароза отошел к сервировочному столику, чтобы принести нам поднос с аперитивами и бокалами. — Вот. Угощайтесь. Не вздумайте стесняться. Я вернусь через пять минут.
Он вышел в буфетную, я увидел, что он удаляется через кухню в дом. Пять, четыре, три, два, один...
— Джон, ты страшный зануда.
— Спасибо за комплимент. — Я осмотрел одну из бутылок. — Как насчет самбукки, дорогая?
— Джон, еще раз прошу тебя вести себя прилично. Я не шучу.
— Ладно. Мне тоже не улыбается перспектива быть пристреленным. — Я налил нам по бокалу самбукки. На подносе стояла тарелка с кофейными зернами, я бросил в каждый из бокалов по зернышку. Первый бокал я поднял за Сюзанну.
— Твое здоровье.
— Centani.
Мы выпили.
— Так что он сказал про «Коза ностра»? — спросил я.
— Nostra casa, Джон. Наш дом. Добро пожаловать в наш дом.
— О! Но почему же он не сказал это по-английски? — Потягивая свой аперитив, я оглядывал комнату. Ее окна выходили на юг и на восток, как и у всех подобных комнат, — это позволяло за завтраком наслаждаться первыми лучами солнца. Теперь в таких комнатах, впрочем, и обедают, и ужинают, а семья Белларозы, по моему подозрению, завтракала вообще на кухне. Хорошо еще, что нас принимают в комнате для завтраков, а не в подвале.
Как раз когда я смотрел в окно, на лужайке в саду вдруг вспыхнули садовые фонари, осветившие красным, синим и зеленым светом аккуратные газоны. Я сказал Сюзанне:
— Детекторы среагировали на появление в саду группы захвата. Если начнется стрельба, ложись немедленно на пол.
— Джон!
— Извини.
— И пожалуйста, говори потише.
Я поклялся и налил нам еще по бокалу. Мне нравится самбукка. Она напоминает мне тянучки из лакрицы, по центу штука, во времена моего детства. Я продолжал осматривать комнату. Мебель была темного дерева, в средиземноморском стиле. Вероятно, весь дом обставлен такой мебелью.
Сюзанна также обратила внимание на обстановку и дала вполголоса оценку:
— Неплохо. Он сказал, что у них работал дизайнер. Но, очевидно, он не из местных, иначе я была бы в курсе.
— Именно поэтому они и не используют никого из местных, в противном случае ты уже была бы в курсе, какой номер бюстгальтера у миссис Белларозы.
Она улыбнулась.
— Одно ясно: тот, кого они используют, не в состоянии отличить столовой от комнаты для завтраков.
— Но, слава Богу, ты весьма тактично вывела их из этого жестокого заблуждения, — сказал я.
Она засмеялась.
— А что, по-твоему, об этом не следовало говорить?
Я пожал плечами и налил себе второй или третий бокал. Теперь я подобрел и решил, что не стоит больше терзать Сюзанну своими шутками, так как она почти ни в чем не виновата.
— Кто-нибудь жил в этом доме после того, как уехали Барреты? — спросил я.
— Нет. Дом так и стоял пустой. — Она помолчала, затем добавила: — Когда я училась на первом или втором курсе, я приехала на каникулы домой, и тут позвонила из города Кэти Баррет. Я с ней сто лет до этого не виделась. Встретила ее на станции в Локаст-Вэлли и привезла сюда. Мы погуляли здесь, вспомнили свое детство. Грустно было. Я помолчал.
— Затем, через несколько лет, — продолжала Сюзанна, — это место облюбовали бездомные. Здесь было что-то вроде коммуны для хиппи. Они жили без электричества и без воды, жгли в каминах все, что могло гореть. На них все жаловались, но полиция не спешила принимать меры.
Я кивнул. Шестидесятые годы были чем-то вроде теста на выживаемость системы от анархии, и, как вскоре выяснилось, система оказалась вполне жизнеспособной.
— Помню, мой отец страшно злился на полицейских. Он все рассказывал им, что даже банк не церемонился так долго с Барретами, а они ведь были собственниками.
Я снова кивнул. Здесь в свое время была действительно особая мораль, и она помогала одерживать верх даже над властью денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183