Я тоже подтвердила, что мне моя комната нравится, что нежный зеленый цвет стен очень успокаивает, но больше всего мне по душе черно-белые фотографии.
- Ты должен передать это Гейджу, - обратилась Гретхен к Черчиллю, просияв. - Он сделал эти снимки, еще когда учился в колледже. Это было его домашним заданием по уроку фотографии. Ему пришлось два часа лежать в засаде, ожидая, пока этот броненосец выглянет из норы.
У меня в голове возникло жуткое подозрение.
- О! - невольно вскрикнула я и с трудом сглотнула комок в горле. - Гретхен, а это, случаем... это, случайно, не... - Я едва заставила себя выговорить его имя: - Не комната Гейджа?
- Вообще-то да, - спокойно ответила Гретхен.
Ну и ну! И угораздило же меня из всех комнат на втором этаже выбрать именно его спальню! И вот он входит туда и видит, что я оккупирую его территорию... Удивительно, как это он сразу не выкинул меня оттуда, как бык ковбоя в бочке на родео.
- Я не знала, - тоненьким голоском пискнула я. - Меня никто не предупредил. Я переселюсь в другую комнату.
- Нет-нет, он там никогда не останавливается, - сказала Гретхен. - Он живет в десяти минутах езды отсюда. Комната уже не один год пустует, Либерти. Гейджу, я уверена, будет приятно, если кто-то воспользуется ею.
«Да, как же! Черта с два ему будет приятно», - подумала я, протягивая руку за своим бокалом вина.
Позже, тем же вечером, я раскладывала свои вещи из косметички перед умывальником в ванной. Отодвигая верхний ящик тумбочки, я услышала, как в нем что-то гремит и перекатывается. Осмотрев ящик, я обнаружила там несколько личных вещей, вероятно, уже давно забытых. Бывшая в употреблении зубная щетка, карманная расческа, старый тюбик геля для волос... и упаковка презервативов.
Прежде чем рассмотреть ее поближе, я повернулась и закрыла дверь ванной. В коробочке оставалось три из двенадцати блестящих пакетиков. Презервативы были незнакомой мне марки, я такой раньше никогда не встречала, английского производства. Сбоку на одной из сторон коробочки имелась любопытная надпись: «Кайтмарк - залог вашего спокойствия». Это что еще за черт? Европейская версия знака «Гуд хаускипинг», что ли? Я не могла не обратить внимание на маленькую желтенькую наклейку в виде солнышка с лучиками в углу коробочки, на которой значилось: XL - «очень большой». Как раз для него, мрачно подумала я, потому что уже раньше обозвала про себя Гейджа Тревиса здоровым хреном.
Я никак не могла придумать, что делать со всеми этими вещами. Не возвращать же Гейджу презервативы, о которых он давно забыл. Однако и выбросить его вещи я не могла по причине некоторой, очень малой, вероятности, что он вдруг однажды о них вспомнит и спросит, куда я их дела. Поэтому я затолкала их подальше в ящик, а свои принадлежности сложила впереди. О том, что мы с Гейджем Тревисом делим один ящик, я пыталась не думать.
Никогда в жизни я еще не была так занята, как в первые несколько недель в доме у Черчилля, и никогда, даже при жизни мамы, не была так счастлива. Каррингтон быстро обзавелась новыми друзьями и делала успехи в новой школе, где имелись уголок живой природы, компьютерный класс, богатая библиотека и многое другое для всестороннего развития детей. Трудностей адаптации в новой среде, к которым я себя готовила, Каррингтон, по всей видимости, не испытывала. Быть может, все дело в возрасте - ей оказалось проще приспособиться к новому странному миру, в котором она очутилась.
Люди, как правило, обращались со мной приветливо, с этаким сдержанным дружелюбием, приберегаемым для обслуживающего персонала. Мой статус личной помощницы Черчилля обеспечивал мне доброе отношение со стороны окружающих. Я видела, когда бывшие клиенты салона «Уан» узнавали меня, но сама я не могла припомнить, где мы встречались. В той среде, где вращались Тревисы, было очень много богатых людей. Одни были родовиты и богаты, другие - просто богаты. Однако все эти люди независимо от происхождения их состояния - заработано ли оно своим трудом или получено по наследству - были твердо настроены наслаждаться им по полной программе.
Хьюстонское высшее общество в массе своей светловолосо, загорело и хорошо одето. К тому же оно стройно и подтянуто, несмотря на то что город ежегодно входит в «Десятку самых тучных». Богатые люди держат себя в превосходной форме. Это благодаря нам, простым людям, любителям бурритос, «Доктора Пеппера» и жареного куриного стейка, Хьюстон обрел такую славу. Не можете позволить себе членство в спортивном клубе Хьюстона - заплывете жиром. Совершать пробежки по улицам города, когда большую часть года столбик термометра зашкаливает за верхнюю отметку, а в воздухе висит смертельная доза углеводорода, нельзя. Но даже если б воздух и не был таким отвратительным, все равно в публичных местах вроде Мемориального парка бывает чрезмерно многолюдно и небезопасно.
Хьюстонцы народ не больно гордый и выбирают для себя самый простой выход из положения - обращаются к пластической хирургии, которая пользуется здесь гораздо большей популярностью, чем где бы то ни было, за исключением разве что Калифорнии. Создается такое впечатление, будто каждый здесь когда-нибудь да ложился под скальпель пластического хирурга. Не можете позволить себе операцию в Штатах - смотайтесь за границу и вставьте себе имплантаты или сделайте липосакцию по дешевке. А если воспользуетесь кредитной картой, сможете заработать столько очков, что их хватит, чтобы окупить билет «Саутвест эрлайнз».
Однажды мне пришлось сопровождать Гретхен на уколы ботокса за ленчем, где они с подругами болтали, ели и заодно по очереди делали инъекции. Гретхен попросила меня отвезти ее, потому что у нее обычно после инъекций ботокса начиналась мигрень. Это был белый ленч, под этим я подразумеваю не цвет собравшихся за обедом, а цвет самой еды. Начался он с белого супа - из цветной капусты с сыром грюйер, хрустящего салата из белой хикамы и белой спаржи с заправкой из базилика. Затем шло главное блюдо - белое куриное мясо с грушами, варенными в восхитительном крепком бульоне, и десерт - из белого шоколада и кокоса.
Сидеть за ленчем, наблюдая за обслугой, было здорово. Группка из трех человек работала слаженно, как часовой механизм. То, как они передвигались и поворачивались, ни разу даже не задев друг друга, напоминало танец.
Когда пришло время уходить, каждый гость в качестве сувенира получил шелковый шарфик от «Эрме». Как только мы сели в машину, Гретхен свой отдала мне:
- Возьмите, деточка. Это вам за то, что вы меня свозили.
- Ой нет, - начала я отнекиваться. Сколько в точности стоит этот шарфик, я не знала, но всем известно, что вещи от «Эрме» стоят сумасшедших денег. - Не стоит, Гретхен.
- Берите, берите, - настаивала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
- Ты должен передать это Гейджу, - обратилась Гретхен к Черчиллю, просияв. - Он сделал эти снимки, еще когда учился в колледже. Это было его домашним заданием по уроку фотографии. Ему пришлось два часа лежать в засаде, ожидая, пока этот броненосец выглянет из норы.
У меня в голове возникло жуткое подозрение.
- О! - невольно вскрикнула я и с трудом сглотнула комок в горле. - Гретхен, а это, случаем... это, случайно, не... - Я едва заставила себя выговорить его имя: - Не комната Гейджа?
- Вообще-то да, - спокойно ответила Гретхен.
Ну и ну! И угораздило же меня из всех комнат на втором этаже выбрать именно его спальню! И вот он входит туда и видит, что я оккупирую его территорию... Удивительно, как это он сразу не выкинул меня оттуда, как бык ковбоя в бочке на родео.
- Я не знала, - тоненьким голоском пискнула я. - Меня никто не предупредил. Я переселюсь в другую комнату.
- Нет-нет, он там никогда не останавливается, - сказала Гретхен. - Он живет в десяти минутах езды отсюда. Комната уже не один год пустует, Либерти. Гейджу, я уверена, будет приятно, если кто-то воспользуется ею.
«Да, как же! Черта с два ему будет приятно», - подумала я, протягивая руку за своим бокалом вина.
Позже, тем же вечером, я раскладывала свои вещи из косметички перед умывальником в ванной. Отодвигая верхний ящик тумбочки, я услышала, как в нем что-то гремит и перекатывается. Осмотрев ящик, я обнаружила там несколько личных вещей, вероятно, уже давно забытых. Бывшая в употреблении зубная щетка, карманная расческа, старый тюбик геля для волос... и упаковка презервативов.
Прежде чем рассмотреть ее поближе, я повернулась и закрыла дверь ванной. В коробочке оставалось три из двенадцати блестящих пакетиков. Презервативы были незнакомой мне марки, я такой раньше никогда не встречала, английского производства. Сбоку на одной из сторон коробочки имелась любопытная надпись: «Кайтмарк - залог вашего спокойствия». Это что еще за черт? Европейская версия знака «Гуд хаускипинг», что ли? Я не могла не обратить внимание на маленькую желтенькую наклейку в виде солнышка с лучиками в углу коробочки, на которой значилось: XL - «очень большой». Как раз для него, мрачно подумала я, потому что уже раньше обозвала про себя Гейджа Тревиса здоровым хреном.
Я никак не могла придумать, что делать со всеми этими вещами. Не возвращать же Гейджу презервативы, о которых он давно забыл. Однако и выбросить его вещи я не могла по причине некоторой, очень малой, вероятности, что он вдруг однажды о них вспомнит и спросит, куда я их дела. Поэтому я затолкала их подальше в ящик, а свои принадлежности сложила впереди. О том, что мы с Гейджем Тревисом делим один ящик, я пыталась не думать.
Никогда в жизни я еще не была так занята, как в первые несколько недель в доме у Черчилля, и никогда, даже при жизни мамы, не была так счастлива. Каррингтон быстро обзавелась новыми друзьями и делала успехи в новой школе, где имелись уголок живой природы, компьютерный класс, богатая библиотека и многое другое для всестороннего развития детей. Трудностей адаптации в новой среде, к которым я себя готовила, Каррингтон, по всей видимости, не испытывала. Быть может, все дело в возрасте - ей оказалось проще приспособиться к новому странному миру, в котором она очутилась.
Люди, как правило, обращались со мной приветливо, с этаким сдержанным дружелюбием, приберегаемым для обслуживающего персонала. Мой статус личной помощницы Черчилля обеспечивал мне доброе отношение со стороны окружающих. Я видела, когда бывшие клиенты салона «Уан» узнавали меня, но сама я не могла припомнить, где мы встречались. В той среде, где вращались Тревисы, было очень много богатых людей. Одни были родовиты и богаты, другие - просто богаты. Однако все эти люди независимо от происхождения их состояния - заработано ли оно своим трудом или получено по наследству - были твердо настроены наслаждаться им по полной программе.
Хьюстонское высшее общество в массе своей светловолосо, загорело и хорошо одето. К тому же оно стройно и подтянуто, несмотря на то что город ежегодно входит в «Десятку самых тучных». Богатые люди держат себя в превосходной форме. Это благодаря нам, простым людям, любителям бурритос, «Доктора Пеппера» и жареного куриного стейка, Хьюстон обрел такую славу. Не можете позволить себе членство в спортивном клубе Хьюстона - заплывете жиром. Совершать пробежки по улицам города, когда большую часть года столбик термометра зашкаливает за верхнюю отметку, а в воздухе висит смертельная доза углеводорода, нельзя. Но даже если б воздух и не был таким отвратительным, все равно в публичных местах вроде Мемориального парка бывает чрезмерно многолюдно и небезопасно.
Хьюстонцы народ не больно гордый и выбирают для себя самый простой выход из положения - обращаются к пластической хирургии, которая пользуется здесь гораздо большей популярностью, чем где бы то ни было, за исключением разве что Калифорнии. Создается такое впечатление, будто каждый здесь когда-нибудь да ложился под скальпель пластического хирурга. Не можете позволить себе операцию в Штатах - смотайтесь за границу и вставьте себе имплантаты или сделайте липосакцию по дешевке. А если воспользуетесь кредитной картой, сможете заработать столько очков, что их хватит, чтобы окупить билет «Саутвест эрлайнз».
Однажды мне пришлось сопровождать Гретхен на уколы ботокса за ленчем, где они с подругами болтали, ели и заодно по очереди делали инъекции. Гретхен попросила меня отвезти ее, потому что у нее обычно после инъекций ботокса начиналась мигрень. Это был белый ленч, под этим я подразумеваю не цвет собравшихся за обедом, а цвет самой еды. Начался он с белого супа - из цветной капусты с сыром грюйер, хрустящего салата из белой хикамы и белой спаржи с заправкой из базилика. Затем шло главное блюдо - белое куриное мясо с грушами, варенными в восхитительном крепком бульоне, и десерт - из белого шоколада и кокоса.
Сидеть за ленчем, наблюдая за обслугой, было здорово. Группка из трех человек работала слаженно, как часовой механизм. То, как они передвигались и поворачивались, ни разу даже не задев друг друга, напоминало танец.
Когда пришло время уходить, каждый гость в качестве сувенира получил шелковый шарфик от «Эрме». Как только мы сели в машину, Гретхен свой отдала мне:
- Возьмите, деточка. Это вам за то, что вы меня свозили.
- Ой нет, - начала я отнекиваться. Сколько в точности стоит этот шарфик, я не знала, но всем известно, что вещи от «Эрме» стоят сумасшедших денег. - Не стоит, Гретхен.
- Берите, берите, - настаивала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98