Не зная, что за преступление совершил их отец, что он сгинул навсегда, я никак не могла решить, что ответить, и в результате попыталась изобразить рассудительность и участие.
- Она все еще его любит?
- Нет, она боится его до смерти. Он бывал страшен, когда выпьет, словно мешок со змеями. А пил он почти всегда. Сколько помню, он из тюрьмы не вылезал... через год-два возвращался, бил мать, заделывал ей очередного ребенка и уезжал, прихватив с собой все наши денежки, обирая нас до последнего цента. Однажды, когда мне было одиннадцать, я попытался его остановить... Тогда-то и получил перелом носа. Однако когда он возвратился в следующий раз, я уже вырос и задал ему по первое число. Больше он нас не беспокоил.
Я с содроганием представила себе, как мисс Джуди, такую высокую и худую, бьют.
- Так почему же она не развелась с ним? - спросила я.
Харди мрачно улыбнулся:
- Священник из нашей церкви сказал матери, что если она разведется с мужем, какой бы он ни был изверг, то пойдет против Христа. Негоже, сказал он, ставить собственное благополучие выше преданности Иисусу.
- Окажись он на ее месте, небось по-другому заговорил бы.
- Я ходил к нему, чтобы вправить мозги. Но он уперся на своем, и все тут. Пришлось уйти, а то еще немного, и я свернул бы ему шею.
- Ох, Харди, - сказала я. Мое сердце от сострадания обливалось кровью. Я сразу же вспомнила о Люке и его беззаботной жизни, так не похожей на жизнь Харди. - Ну почему, почему у одних все в жизни замечательно, а у других хуже некуда? Почему некоторым всю жизнь приходится отчаянно бороться?
Харди пожал плечами:
- Никому не бывает легко всегда. Рано или поздно Господь заставляет расплачиваться за грехи.
- Ты должен прийти в «Агнец Божий» на Саут-стрит, - посоветовала я - Там он куда терпимее. Там он на некоторые грехи закрывает глаза, если приносишь на воскресный потлак жареную курицу.
Харди улыбнулся:
- Маленькая богохульница. - Мы остановились перед танцплощадкой под навесом. - Танцы паства «Агнца Божия», полагаю, тоже одобряет?
Я виновато понурилась:
- Думаю, да.
- Господи Иисусе, да ты почти методистка. Идем. - Ом взял меня за руку и повел к танцплощадке, на которой ритмично двигались парочки: два шага в медленном темпе, два шага - быстро. Танец был ловко придуман: сначала вы с партнером старательно держитесь друг от друга на расстоянии, а потом он вдруг обхватывает тебя за талию и начинает кружить, тесно прижимая к себе и тем самым заставляя краснеть. А потом это превращалось в нечто совершенно иное. Особенно если музыка играла медленная.
Следуя за Харди, который шел не торопясь, с ленцой, слегка сжимая мою руку в своей, я чувствовала, как сердце мое стучит с головокружительной силой. Я удивилась, что он захотел потанцевать со мной: ведь раньше он случая не упускал дать мне понять, чтобы ни на что другое, кроме дружбы с ним, я не рассчитывала. Меня так и тянуло спросить у него, почему, но я молчала. Очень уж хотелось потанцевать с ним.
Когда он осторожно привлек меня к себе, голова моя пошла кругом от дурманящего предчувствия.
- Идея неудачная, ты не находишь? - спросила я.
- Да. Положи на меня руку.
Моя ладонь легла на его твердое плечо. Было видно, как неровно вздымается его грудь. Взглянув в его прекрасное строгое лицо, я поняла, что сейчас именно тот редкий момент, когда Харди уступает своим желаниям. В его глазах была настороженность и покорность судьбе, как у воришки, который знает, что его скоро поймают.
Словно издалека до меня доносилась сладостно-горькая песня, некогда исполнявшаяся Ренди Тревисом, полная боли и отчаяния и в то же время простенькая, какой может быть только музыка кантри. Тяжесть рук Харди, ведущих меня, наши соприкасающиеся ноги в джинсах. Казалось, мы не столько танцуем, сколько дрейфуем в море, обрубив концы. Мы вместе с остальными парами плыли по течению, плавно скользя в медленном, благопристойном танце, в тысячу раз более сексуальном, чем все то, чем мы занимались с Люком. Мне не приходилось думать о том, как двигаться и как повернуться.
От Харди пахло дымом и солнцем. Хотелось залезть ему под рубашку и миллиметр за миллиметром исследовать его кожу - почувствовать каждую ее складочку, каждую неровность. Хотелось делать то, что я не могла выразить словами.
Музыканты заиграли еще медленнее, тустеп постепенно затухал, перерастая в другую мелодию, которой завершали танец, и пары, слегка покачиваясь, почти застыли на месте в объятиях друг друга. Теперь Харди прижимался ко мне всем телом, и это меня страшно взволновало. Я склонила голову ему на плечо и ощутила на своей щеке его губы. Они были сухими и гладкими. Ошеломленная, я не произнесла ни звука. Он еще сильнее обнял меня, его рука, спустившись по моей спине, очутилась у меня на бедре и слегка сдавила его. Я чувствовала его возбуждение и жадно прильнула к нему бедрами.
Три-четыре минуты - это так мало. Люди каждый день теряют сотни минут, безрассудно растрачивая их на пустяки. Но иногда за это ничтожно короткое время может случиться такое, что останется в памяти на всю жизнь. Объятия Харди, ощущение полноты жизни в этот момент от того, что Харди рядом, были куда более интимным актом, чем секс. Даже теперь, всякий раз оглядываясь назад, я чувствую, как мои щеки вновь пылают.
Когда музыка переключилась на другой ритм, Харди повел меня с танцпола. Он вел меня, поддерживая под левый локоть, тихо предупреждая, чтобы я не споткнулась, когда мы перешагивали через громоздкие электрокабели, расползшиеся по земле, точно развернувшие свои кольца змеи. Я не понимала, куда мы идем, знала только, что прочь от прилавков с товарами. Мы подошли к можжевеловой изгороди. Обхватив меня за талию Харди с потрясающей легкостью усадил меня на верхнюю жердь, и наши лица оказались на одном уровне, а мои сжатые колени уткнулись ему в живот.
- Держи меня, а то я упаду, - сказала я.
- Не упадешь. - Харди крепко держал меня за бедра. Жар его ладоней проникал через ткань моих легких летних джинсов. Меня охватило почти непреодолимое желание раздвинуть ноги и прижать его к себе, так чтобы он оказался между ними. Но я вместо этого сидела, напряженно сжав колени, прислушиваясь к бешеному стуку своего сердца. Пыльный свет ярмарочных фонарей за спиной у Харди рассыпался веером, не давая мне разглядеть выражение его лица.
Он медленно покачал головой, словно столкнулся с какой-то проблемой, к которой не знает, как подступиться.
- Либерти, мне нужно сказать тебе... Я скоро уезжаю.
- Уезжаешь из Уэлкома? - насилу выговорила я.
- Да.
- Когда? Куда?
- Через пару дней. Мне обломилась работа, на которую я претендовал, и... Какое-то время меня здесь не будет.
- Чем ты будешь заниматься?
- Буду работать сварщиком в нефтедобывающей компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98