Меня глубоко потрясло то, как они с Каррингтон нашли общий язык, та непринужденность в общении, которая сразу же установилась между ними. Между маленькой девочкой, никогда не знавшей ни отца, ни деда, и пожилым мужчиной, который так мало времени уделял своим детям, когда те были маленькими. Он признавался мне, что жалел об этом. Но он, Черчилль, не мог жить иначе. Правда, теперь когда он достиг чего хотел и смог оглянуться назад, то увидел далеко позади вехи, знаменующие упущенное.
Мне было тревожно за них обоих. Мне было о чем подумать.
Когда мы с Каррингтон были уже достаточно потрясены окружающим великолепием, а Черчилль начал чувствовать признаки усталости, мы присоединились ко всем остальным. Заметив появившийся на лице Черчилля сероватый оттенок, я взглянула на часы.
- Пора принимать викодин, - сказала я тихо. - Я сбегаю в вашу комнату, принесу.
Он кивнул, стиснув челюсти в ожидании подступающей боли. Некоторую боль лучше купировать сразу, пока она не разошлась, иначе ее не победишь.
- Я с вами, - сказал Гейдж, поднимаясь с кресла. - Вы могли забыть, где это.
- Спасибо, - тут же насторожившись, ответила я, - но я смогу найти дорогу.
Он не отступал:
- Я только покажу вам, куда идти. В этом доме легко заблудиться.
- Спасибо, - поблагодарила я. - Очень мило с вашей стороны.
Но как только мы вышли из гостиной, я сразу поняла, что за этим последует. Он хотел мне что-то сказать, и это не сулило ровно ничего хорошего. Когда мы дошли до лестницы и стало понятно, что никто нас не может услышать, Гейдж остановился и повернул меня лицом к себе. Я застыла от его прикосновения.
- Послушайте, вы, - отрывисто и грубо начал он, - то, что вы трахаете старика, мне безразлично. Это не мое дело.
- Вы правы, - ответила я.
- Но переносить это в этот дом я не позволю.
- Это не ваш дом.
- Он построил его для моей матери. Это то место, где собирается вся семья, где мы отмечаем праздники. - Он смерил меня презрительным взглядом. - Вы на опасной территории. Еще хоть раз здесь вас увижу, самолично вышвырну пинком под зад. Ясно?
Мне было ясно. Но я и глазом не моргнула и не отступила. Я давным-давно научилась не убегать от питбулей.
Пунцовый румянец на моем лице сменился мертвенной бледностью. Поток моей крови, казалось, жег мои вены изнутри. Он ничего не знал обо мне, этот заносчивый мерзавец, ничего не знал о том, какой выбор я сделала, от чего отказалась, не знал и о тех элементарных выходах из положения, которыми я могла бы воспользоваться и не воспользовалась, а он такой совершенный, неисправимый засранец, что я, случись ему в одночасье воспламениться, и плюнуть на него не удосужилась бы.
- Вашему отцу нужно лекарство, - сказала я с непроницаемым лицом.
Его глаза сузились. Я пыталась выдержать его взгляд, но не смогла: из-за обрушившихся на меня в этот день событий чувства мои готовы были хлынуть наружу. А потому я уставила глаза в дальнюю точку комнаты, сосредоточив усилия на том, чтобы не показать виду, чтобы ничего не почувствовать. Прошло невыносимо много времени, прежде чем до меня донеслись его слова:
- Лучше, чтоб я видел вас в последний раз.
- Да пошел ты, - сказала я и стала неторопливо подниматься по лестнице, тогда как инстинкт подгонял меня броситься бежать без оглядки наподобие американского зайца.
В тот же вечер у меня состоялся еще один приватный разговор - с Черчиллем. Джек к тому времени уже давно уехал, Гейдж, к счастью, тоже - повез домой свою худосочную герлфренд нулевого размера. Гретхен показывала Каррингтон свою коллекцию старинных чугунных копилок. Одна была в виде Шалтая-Болтая, другая - в виде коровы, которая всякий раз, как в нее бросали монетку, задними ногами лягала крестьянина. Пока они развлекались в одном конце комнаты, я сидела на оттоманке возле кресла Черчилля.
- Ну что, подумала? - спросил он. Я кивнула.
- Черчилль... если мы договоримся, это не всем понравится.
Он не стал притворяться, будто не понимает, о чем я.
- Никто не будет чинить тебе препятствий, - сказал он. - Здесь я главный.
- Мне нужно еще день-два, чтобы все осмыслить.
- Они, безусловно, у тебя есть. - Он знал, когда надавить, а когда и подождать.
Мы вместе через всю комнату устремили взгляд на Каррингтон, которая фыркала от смеха, глядя, как маленькая обезьянка из кованого железа собственным хвостом забрасывала пенни в коробку.
В воскресенье этого же уик-энда мы поехали на ужин к мисс Марве. В доме на ранчо мистера Фергусона витали запахи жаркого в горшочке с пивом и картофельного пюре. Впору было подумать, что мисс Марва с мистером Фергусоном прожили в браке лет пятнадцать, так уютно они смотрелись рядышком.
Мисс Марва с Каррингтон удалились в швейную комнату, а я в небольшой комнате сидела с мистером Фергусоном и объясняла ему свою дилемму. Он молча слушал меня, обняв руками свой живот.
- Я знаю, каков верный выбор, - сказала я ему. - Если разобраться по существу, мне нет смысла брать на себя такой большой риск. Дела мои у Зенко идут лучше некуда. А Каррингтон нравится ее школа, и я боюсь, ей тяжело будет расставаться с друзьями, пробовать вписаться в новое окружение, где всех остальных детей привозят в школу на «мерседесах». Вот только... вот только я хочу...
В кротких карих глазах мистера Фергусона обозначилась улыбка.
- У меня такое чувство, Либерти, будто ты ждешь позволения на то, что тебе хочется сделать.
Я откинула голову на спинку кресла.
- Я так далека от этих людей, - сказала я в потолок. - Эх, мистер Фергусон, если б вы только видели этот дом. У меня в нем такое ощущение возникло... ой, даже не знаю, как сказать. Это как гамбургер за сто долларов.
- Что-то я не улавливаю.
- Гамбургер, пусть он даже на фарфоровой тарелке и в дорогом ресторане, он все равно только гамбургер.
- Либерти, - сказал мистер Фергусон, - у тебя нет никаких причин чувствовать перед ними свою неполноценность. Ты этого ни перед кем не должна чувствовать. Вот доживешь до моих лет - поймешь, что все люди одинаковы.
Ну конечно! Что еще может сказать владелец похоронного бюро! Независимо от материального благополучия, расовой принадлежности и всего остального, что отличает одних людей от других, все они заканчивают на столе в его морге.
- Я понимаю, как все это видится с вашей точки зрения, мистер Фергусон, - сказала я. - Но прошлым вечером в Ривер-Оукс мне пришлось увидеть их в определенном ракурсе, и должна сказать, что эти люди определенно от нас отличаются.
- Помнишь старшего мальчишку Хопсонов, Вилли? Того, который поступил в Техасский христианский университет?
Я терялась в догадках, какое отношение имеет к моей дилемме Вилли Хопсон. Но обычно, если дашь себе труд выслушать мистера Фергусона до конца, в его историях всегда обнаруживалось рациональное зерно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Мне было тревожно за них обоих. Мне было о чем подумать.
Когда мы с Каррингтон были уже достаточно потрясены окружающим великолепием, а Черчилль начал чувствовать признаки усталости, мы присоединились ко всем остальным. Заметив появившийся на лице Черчилля сероватый оттенок, я взглянула на часы.
- Пора принимать викодин, - сказала я тихо. - Я сбегаю в вашу комнату, принесу.
Он кивнул, стиснув челюсти в ожидании подступающей боли. Некоторую боль лучше купировать сразу, пока она не разошлась, иначе ее не победишь.
- Я с вами, - сказал Гейдж, поднимаясь с кресла. - Вы могли забыть, где это.
- Спасибо, - тут же насторожившись, ответила я, - но я смогу найти дорогу.
Он не отступал:
- Я только покажу вам, куда идти. В этом доме легко заблудиться.
- Спасибо, - поблагодарила я. - Очень мило с вашей стороны.
Но как только мы вышли из гостиной, я сразу поняла, что за этим последует. Он хотел мне что-то сказать, и это не сулило ровно ничего хорошего. Когда мы дошли до лестницы и стало понятно, что никто нас не может услышать, Гейдж остановился и повернул меня лицом к себе. Я застыла от его прикосновения.
- Послушайте, вы, - отрывисто и грубо начал он, - то, что вы трахаете старика, мне безразлично. Это не мое дело.
- Вы правы, - ответила я.
- Но переносить это в этот дом я не позволю.
- Это не ваш дом.
- Он построил его для моей матери. Это то место, где собирается вся семья, где мы отмечаем праздники. - Он смерил меня презрительным взглядом. - Вы на опасной территории. Еще хоть раз здесь вас увижу, самолично вышвырну пинком под зад. Ясно?
Мне было ясно. Но я и глазом не моргнула и не отступила. Я давным-давно научилась не убегать от питбулей.
Пунцовый румянец на моем лице сменился мертвенной бледностью. Поток моей крови, казалось, жег мои вены изнутри. Он ничего не знал обо мне, этот заносчивый мерзавец, ничего не знал о том, какой выбор я сделала, от чего отказалась, не знал и о тех элементарных выходах из положения, которыми я могла бы воспользоваться и не воспользовалась, а он такой совершенный, неисправимый засранец, что я, случись ему в одночасье воспламениться, и плюнуть на него не удосужилась бы.
- Вашему отцу нужно лекарство, - сказала я с непроницаемым лицом.
Его глаза сузились. Я пыталась выдержать его взгляд, но не смогла: из-за обрушившихся на меня в этот день событий чувства мои готовы были хлынуть наружу. А потому я уставила глаза в дальнюю точку комнаты, сосредоточив усилия на том, чтобы не показать виду, чтобы ничего не почувствовать. Прошло невыносимо много времени, прежде чем до меня донеслись его слова:
- Лучше, чтоб я видел вас в последний раз.
- Да пошел ты, - сказала я и стала неторопливо подниматься по лестнице, тогда как инстинкт подгонял меня броситься бежать без оглядки наподобие американского зайца.
В тот же вечер у меня состоялся еще один приватный разговор - с Черчиллем. Джек к тому времени уже давно уехал, Гейдж, к счастью, тоже - повез домой свою худосочную герлфренд нулевого размера. Гретхен показывала Каррингтон свою коллекцию старинных чугунных копилок. Одна была в виде Шалтая-Болтая, другая - в виде коровы, которая всякий раз, как в нее бросали монетку, задними ногами лягала крестьянина. Пока они развлекались в одном конце комнаты, я сидела на оттоманке возле кресла Черчилля.
- Ну что, подумала? - спросил он. Я кивнула.
- Черчилль... если мы договоримся, это не всем понравится.
Он не стал притворяться, будто не понимает, о чем я.
- Никто не будет чинить тебе препятствий, - сказал он. - Здесь я главный.
- Мне нужно еще день-два, чтобы все осмыслить.
- Они, безусловно, у тебя есть. - Он знал, когда надавить, а когда и подождать.
Мы вместе через всю комнату устремили взгляд на Каррингтон, которая фыркала от смеха, глядя, как маленькая обезьянка из кованого железа собственным хвостом забрасывала пенни в коробку.
В воскресенье этого же уик-энда мы поехали на ужин к мисс Марве. В доме на ранчо мистера Фергусона витали запахи жаркого в горшочке с пивом и картофельного пюре. Впору было подумать, что мисс Марва с мистером Фергусоном прожили в браке лет пятнадцать, так уютно они смотрелись рядышком.
Мисс Марва с Каррингтон удалились в швейную комнату, а я в небольшой комнате сидела с мистером Фергусоном и объясняла ему свою дилемму. Он молча слушал меня, обняв руками свой живот.
- Я знаю, каков верный выбор, - сказала я ему. - Если разобраться по существу, мне нет смысла брать на себя такой большой риск. Дела мои у Зенко идут лучше некуда. А Каррингтон нравится ее школа, и я боюсь, ей тяжело будет расставаться с друзьями, пробовать вписаться в новое окружение, где всех остальных детей привозят в школу на «мерседесах». Вот только... вот только я хочу...
В кротких карих глазах мистера Фергусона обозначилась улыбка.
- У меня такое чувство, Либерти, будто ты ждешь позволения на то, что тебе хочется сделать.
Я откинула голову на спинку кресла.
- Я так далека от этих людей, - сказала я в потолок. - Эх, мистер Фергусон, если б вы только видели этот дом. У меня в нем такое ощущение возникло... ой, даже не знаю, как сказать. Это как гамбургер за сто долларов.
- Что-то я не улавливаю.
- Гамбургер, пусть он даже на фарфоровой тарелке и в дорогом ресторане, он все равно только гамбургер.
- Либерти, - сказал мистер Фергусон, - у тебя нет никаких причин чувствовать перед ними свою неполноценность. Ты этого ни перед кем не должна чувствовать. Вот доживешь до моих лет - поймешь, что все люди одинаковы.
Ну конечно! Что еще может сказать владелец похоронного бюро! Независимо от материального благополучия, расовой принадлежности и всего остального, что отличает одних людей от других, все они заканчивают на столе в его морге.
- Я понимаю, как все это видится с вашей точки зрения, мистер Фергусон, - сказала я. - Но прошлым вечером в Ривер-Оукс мне пришлось увидеть их в определенном ракурсе, и должна сказать, что эти люди определенно от нас отличаются.
- Помнишь старшего мальчишку Хопсонов, Вилли? Того, который поступил в Техасский христианский университет?
Я терялась в догадках, какое отношение имеет к моей дилемме Вилли Хопсон. Но обычно, если дашь себе труд выслушать мистера Фергусона до конца, в его историях всегда обнаруживалось рациональное зерно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98