– Я просто говорю, что видела Гоблина. А больше сказать мне нечего».
«Вы знаете, кем была Ревекка?» – спросил я, по очереди оглядывая всех присутствующих.
Никто не проронил ни слова.
«Придется пригласить в дом священника, – заявил Папашка тем же безжизненным тоном, каким говорил теперь всегда. – Я позову отца Мэйфейра. А то слишком много призраков зачастило к нам, и мне наплевать, если одним из них была Вирджиния Ли».
«А ты, маленький идиот, – повернулась ко мне Большая Рамона, – перестань сиять из-за того, что все тебе верят, и втемяшь себе в башку, что ты чуть не спалил весь дом».
«Чертовски верно сказано, – заметила Жасмин. – Я не говорю, что не верю, будто ты видел это создание, эту тварь, эту женщину, но мама права: ты, черт тебя побери, чуть не спалил Блэквуд-Мэнор. Устроил пожар, будь оно все проклято».
«Послушайте, я все это знаю, – обиженно ответил я, действительно оскорбившись не на шутку. – Но кто она такая? Почему хотела сжечь дом? Она что, умерла на острове? Другого объяснения я не вижу».
Папашка поднял руку, призывая всех к молчанию.
«Не важно, кто она такая. Если она и умерла где-то там, то от нее уже ничего не осталось. А ты делай так, как я тебе велел: крестись».
«И не смей больше попадаться ей на крючок», – вставила Лолли.
Они еще с полчаса продолжали в том же духе: распекали меня на все корки. Когда я вышел из кухни, голова гудела. Я вновь и вновь вспоминал свою близость с незнакомкой, хотя признаться в этом своим домочадцам ни за что бы не осмелился, и чувствовал, что должен уйти.
Я оказался в гостиной. Наверное, зашел туда, желая убедиться, что это та самая гостиная, которую я знал, а не та, что пригрезилась мне в видении, и невольно уставился на портрет Манфреда Блэквуда. Сколько гордости и достоинства в его бульдожьей физиономии! Поразительно, какой разнообразной бывает красота. Большие скорбные глаза, приплюснутый нос, выпирающий подбородок и рот с приподнятыми уголками – все сочеталось гармонично и казалось величественным. Я невольно заговорил с ним, бормоча, что он-то знал, кто такая Ревекка Станфорд, но я тоже скоро узнаю.
«Почему ты не пришел, чтобы остановить ее? – обратился я к портрету, глядя, как на нем играет свет. – Почему появилась Вирджиния Ли?»
Я прошел в столовую и взглянул на портрет Вирджинии Ли. Вспомнил, как видел ее, живую, в движении, вспомнил ее голос, маленькие голубые глазки, горящие яростью и злобой. На меня вновь накатила дурнота. Я даже обрадовался ей, так как мне стало легче различать смутные голоса, которые до этой минуты сводили меня с ума, бормоча что-то неразборчивое.
«...плохо обращаться с моими детьми».
Душераздирающий плач.
«Я боюсь, что умру и кто-то будет плохо обращаться с моими детьми».
Хор в гостиной распевал молитвы Святого розария.
Плакала женщина.
«Очень плохо обращалась с моими бедными детишками».
«Вирджиния Ли, – сказал я. – Я не хотел этого делать». Но в ответ – молчание, портрет безмолвствовал, и молитв я больше не слышал. Но изо всех сил старался припомнить то, чего никогда не происходило. Меня охватила сонливость. Я должен был прилечь.
Когда я добрел до своей комнаты, то совершенно выбился из сил. Намочив полотенце, я, как сумел, отчистил покрывало, а затем плюхнулся в постель и провалился в странный полусон. Меня словно покинуло сознание.
Со мной говорила Ревекка. Моя комната снова превратилась в ее спальню, и она опять объясняла, что события в жизни не идут своим чередом. Каждую минуту случается что-то неожиданное. А еще она сказала, что никуда не уходила: «Я не старею. Я никуда не убегаю». Мне хотелось расспросить ее подробнее, но тут наползла темнота, я повернулся на бок и почувствовал то сладостное состояние, которое наступает перед пробуждением. Тело наслаждалось расслабленным покоем после сексуальной разрядки, и не было больше ни женщины, ни ее странных разговоров.
Я погрузился в сладкую дрему, но вдруг понял, что в изножии кровати стоит Папашка.
«Всю свою жизнь ты твердишь о призраках и духах, о Гоблине, о тенях на кладбище, – монотонно заговорил он, – а теперь еще и эта тварь проникла то ли в наш дом, то ли в твое воображение – честно, не знаю даже куда. Но ты должен бороться за свой разум, чтобы твой блестящий ум не пропал даром. Тебе уже восемнадцать, пора определить цель в жизни. Постарайся, чтобы эту цель никогда не заслонили призраки».
Я сел в кровати.
«Я злюсь, – признался дед, – я по-настоящему злюсь, что ты чуть не сжег наш дом. Но не знаю, что и думать о происшедшем. Несмотря на злость, я все-таки верю, что на тебя просто нашло какое-то затмение. Ведь ты любишь ферму Блэквуд не меньше меня».
Я поспешно подтвердил, что так оно и есть.
«Тогда приведи свой разум в порядок, слышишь? – продолжал Папашка. – И первым делом брось камеи этой женщины обратно в ее сундук. А потом опусти крышку и плотно ее закрой. Этот сундук – ящик Пандоры. Открыв его, ты выпустил на волю ее призрак, поэтому верни все, что взял, на место».
Он на секунду замолчал, а потом устало добавил:
«Я дал тебе все, что мог. Больше мне нечему тебя научить. Линелль научила тебя всему, что мне было неподвластно. Она была лучше всякой школы – с этим никто не спорит. Но сейчас ты просто попусту тратишь время. Все проходит мимо тебя. Я прекрасно знаю, что ты не пойдешь ни в какой колледж. Возможно, в восемнадцать лет и не стоит это делать. Но тетушка Куин должна вернуться домой и найти тебе нового учителя. В общем, ей следует заняться тобой всерьез».
Я кивнул. Тетушка Куин на этот раз не была на краю света Она поехала на какой-то семинар на Барбадос, и я знал, что, как только Папашка позовет, тетушка тут же вернется домой. Мне это было неприятно, не хотелось, чтобы он отрывал ее от дел, но ей не могли не сообщить о том, что случилось.
Папашка смерил меня долгим немигающим взглядом, потом повернулся и вышел. Я испытал что-то вроде потрясения, потому что за все годы, что я прожил с ним в одном доме, он никогда не был со мной так многословен. А еще я заметил, что дед слаб и измотан, что он уже не крепкий, бодрый старичок, каким всегда был.
Мысль о том, что я заставил его беспокоиться, жестоко ранила сердце.
Я спустился в гостиную, вынул из витрины камеи, которые недавно туда положил, и отнес их к себе в комнату, решив, что завтра при свете дня поднимусь на чердак и верну их на место. Может быть. А может быть, и нет. В конце концов, призрак вообще не упомянул о сундуке.
На меня снова напала дремота, вызвавшая восхитительно греховное ощущение, сознание, что Ревекка где-то рядом.
«Я всегда стремилась только к одному: доставлять удовольствие, Квинн. И тебе я тоже его доставлю. Пришла пора тебе испытать наслаждение – то самое, которого я жаждала всю жизнь. Я всегда хотела быть чьим-то украшением, куколкой, любимой игрушкой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184
«Вы знаете, кем была Ревекка?» – спросил я, по очереди оглядывая всех присутствующих.
Никто не проронил ни слова.
«Придется пригласить в дом священника, – заявил Папашка тем же безжизненным тоном, каким говорил теперь всегда. – Я позову отца Мэйфейра. А то слишком много призраков зачастило к нам, и мне наплевать, если одним из них была Вирджиния Ли».
«А ты, маленький идиот, – повернулась ко мне Большая Рамона, – перестань сиять из-за того, что все тебе верят, и втемяшь себе в башку, что ты чуть не спалил весь дом».
«Чертовски верно сказано, – заметила Жасмин. – Я не говорю, что не верю, будто ты видел это создание, эту тварь, эту женщину, но мама права: ты, черт тебя побери, чуть не спалил Блэквуд-Мэнор. Устроил пожар, будь оно все проклято».
«Послушайте, я все это знаю, – обиженно ответил я, действительно оскорбившись не на шутку. – Но кто она такая? Почему хотела сжечь дом? Она что, умерла на острове? Другого объяснения я не вижу».
Папашка поднял руку, призывая всех к молчанию.
«Не важно, кто она такая. Если она и умерла где-то там, то от нее уже ничего не осталось. А ты делай так, как я тебе велел: крестись».
«И не смей больше попадаться ей на крючок», – вставила Лолли.
Они еще с полчаса продолжали в том же духе: распекали меня на все корки. Когда я вышел из кухни, голова гудела. Я вновь и вновь вспоминал свою близость с незнакомкой, хотя признаться в этом своим домочадцам ни за что бы не осмелился, и чувствовал, что должен уйти.
Я оказался в гостиной. Наверное, зашел туда, желая убедиться, что это та самая гостиная, которую я знал, а не та, что пригрезилась мне в видении, и невольно уставился на портрет Манфреда Блэквуда. Сколько гордости и достоинства в его бульдожьей физиономии! Поразительно, какой разнообразной бывает красота. Большие скорбные глаза, приплюснутый нос, выпирающий подбородок и рот с приподнятыми уголками – все сочеталось гармонично и казалось величественным. Я невольно заговорил с ним, бормоча, что он-то знал, кто такая Ревекка Станфорд, но я тоже скоро узнаю.
«Почему ты не пришел, чтобы остановить ее? – обратился я к портрету, глядя, как на нем играет свет. – Почему появилась Вирджиния Ли?»
Я прошел в столовую и взглянул на портрет Вирджинии Ли. Вспомнил, как видел ее, живую, в движении, вспомнил ее голос, маленькие голубые глазки, горящие яростью и злобой. На меня вновь накатила дурнота. Я даже обрадовался ей, так как мне стало легче различать смутные голоса, которые до этой минуты сводили меня с ума, бормоча что-то неразборчивое.
«...плохо обращаться с моими детьми».
Душераздирающий плач.
«Я боюсь, что умру и кто-то будет плохо обращаться с моими детьми».
Хор в гостиной распевал молитвы Святого розария.
Плакала женщина.
«Очень плохо обращалась с моими бедными детишками».
«Вирджиния Ли, – сказал я. – Я не хотел этого делать». Но в ответ – молчание, портрет безмолвствовал, и молитв я больше не слышал. Но изо всех сил старался припомнить то, чего никогда не происходило. Меня охватила сонливость. Я должен был прилечь.
Когда я добрел до своей комнаты, то совершенно выбился из сил. Намочив полотенце, я, как сумел, отчистил покрывало, а затем плюхнулся в постель и провалился в странный полусон. Меня словно покинуло сознание.
Со мной говорила Ревекка. Моя комната снова превратилась в ее спальню, и она опять объясняла, что события в жизни не идут своим чередом. Каждую минуту случается что-то неожиданное. А еще она сказала, что никуда не уходила: «Я не старею. Я никуда не убегаю». Мне хотелось расспросить ее подробнее, но тут наползла темнота, я повернулся на бок и почувствовал то сладостное состояние, которое наступает перед пробуждением. Тело наслаждалось расслабленным покоем после сексуальной разрядки, и не было больше ни женщины, ни ее странных разговоров.
Я погрузился в сладкую дрему, но вдруг понял, что в изножии кровати стоит Папашка.
«Всю свою жизнь ты твердишь о призраках и духах, о Гоблине, о тенях на кладбище, – монотонно заговорил он, – а теперь еще и эта тварь проникла то ли в наш дом, то ли в твое воображение – честно, не знаю даже куда. Но ты должен бороться за свой разум, чтобы твой блестящий ум не пропал даром. Тебе уже восемнадцать, пора определить цель в жизни. Постарайся, чтобы эту цель никогда не заслонили призраки».
Я сел в кровати.
«Я злюсь, – признался дед, – я по-настоящему злюсь, что ты чуть не сжег наш дом. Но не знаю, что и думать о происшедшем. Несмотря на злость, я все-таки верю, что на тебя просто нашло какое-то затмение. Ведь ты любишь ферму Блэквуд не меньше меня».
Я поспешно подтвердил, что так оно и есть.
«Тогда приведи свой разум в порядок, слышишь? – продолжал Папашка. – И первым делом брось камеи этой женщины обратно в ее сундук. А потом опусти крышку и плотно ее закрой. Этот сундук – ящик Пандоры. Открыв его, ты выпустил на волю ее призрак, поэтому верни все, что взял, на место».
Он на секунду замолчал, а потом устало добавил:
«Я дал тебе все, что мог. Больше мне нечему тебя научить. Линелль научила тебя всему, что мне было неподвластно. Она была лучше всякой школы – с этим никто не спорит. Но сейчас ты просто попусту тратишь время. Все проходит мимо тебя. Я прекрасно знаю, что ты не пойдешь ни в какой колледж. Возможно, в восемнадцать лет и не стоит это делать. Но тетушка Куин должна вернуться домой и найти тебе нового учителя. В общем, ей следует заняться тобой всерьез».
Я кивнул. Тетушка Куин на этот раз не была на краю света Она поехала на какой-то семинар на Барбадос, и я знал, что, как только Папашка позовет, тетушка тут же вернется домой. Мне это было неприятно, не хотелось, чтобы он отрывал ее от дел, но ей не могли не сообщить о том, что случилось.
Папашка смерил меня долгим немигающим взглядом, потом повернулся и вышел. Я испытал что-то вроде потрясения, потому что за все годы, что я прожил с ним в одном доме, он никогда не был со мной так многословен. А еще я заметил, что дед слаб и измотан, что он уже не крепкий, бодрый старичок, каким всегда был.
Мысль о том, что я заставил его беспокоиться, жестоко ранила сердце.
Я спустился в гостиную, вынул из витрины камеи, которые недавно туда положил, и отнес их к себе в комнату, решив, что завтра при свете дня поднимусь на чердак и верну их на место. Может быть. А может быть, и нет. В конце концов, призрак вообще не упомянул о сундуке.
На меня снова напала дремота, вызвавшая восхитительно греховное ощущение, сознание, что Ревекка где-то рядом.
«Я всегда стремилась только к одному: доставлять удовольствие, Квинн. И тебе я тоже его доставлю. Пришла пора тебе испытать наслаждение – то самое, которого я жаждала всю жизнь. Я всегда хотела быть чьим-то украшением, куколкой, любимой игрушкой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184