Но в случае с Нэшем, мне кажется, все иначе. Он потратил четыре года на диссертацию, зато она получилась отличная, и после того как будут сданы все экзамены, мой учитель будет полностью удовлетворен. – Голос у меня дрожал, и я ненавидел себя за это. – Нэш почувствует себя независимым, и это хорошо. Он вернется и станет компаньоном тетушки Куин. Будет снова читать ей вслух. Ты знаешь, сейчас она уже не может делать это сама и будет в восторге от его присутствия. Я жду не дождусь, когда это случится, чтобы за нее порадоваться. Все это делается только ради нее. Нэш сможет возить ее, куда она только пожелает. К тому же он красив.
– Тебе придется столкнуться с большим соблазном, – произнес Лестат, окидывая меня прищуренным взглядом.
– О чем ты? – Я был потрясен и даже испытывал легкое отвращение. – Неужели ты считаешь меня способным насыщаться теми, кого люблю? Да, согласен, я совершил колоссальную ошибку со Стирлингом. Поступок мой не имеет оправдания. Стирлинг оказался так близко, что я был застигнут врасплох и испугался. Меня охватил страх при мысли о том, что Стирлинг, знавший меня раньше, обо всем догадается...
«Врасплох... Окровавленное свадебное платье... Окровавленная невеста... – проносилось у меня в голове. – Глупец, ты не имеешь права убивать невинных. А тем более невесту в ее свадебную ночь. Ты никогда больше не совершишь что-либо подобное».
– Я имел в виду не это. – Голос Лестата прервал болезненные воспоминания и вывел меня из задумчивости. – Идем. Посмотрим теперь твои апартаменты. Согласен? Там мы сможем поговорить. Кажется, ты занимаешь две комнаты у самой лестницы?
На меня снизошло чувство покоя, смешанное с радостным ожиданием. Быть может, эти эмоции внушил мне Лестат.
Я молча последовал за ним.
Мы прошли в мою гостиную, находившуюся в передней половине дома, и через открытые раздвижные створки дверей заглянули в спальню, где красовалась моя огромная королевская кровать с подбитым красным атласом балдахином. Такого же цвета стулья, мягкие и манящие, были расставлены в обеих комнатах. Между окон гостиной располагался письменный стол, а на нем – мой компьютер. Гигантский телевизор, к которому я был привязан как любой обыкновенный человек, стоял наискосок, возле внутренней стены.
По обе стороны от обеденного стола под газовой люстрой стояли два стула. Именно там я часто усаживался со всеми удобствами, чтобы почитать. А еще за этим столом я писал дневник, косясь одним глазом в телевизор. Именно здесь, а не в креслах перед камином, мертвым в это время года, я и хотел устроиться с Лестатом.
Едва войдя в комнату, я заметил, что компьютер включен.
Лестат почуял мою тревогу, а потом тоже увидел послание, набранное большими зелеными буквами. Оно проплывало по черному монитору: «НИКАКОГО ЛЕСТАТА».
От одного взгляда, брошенного на экран, меня словно ударило током. Я сразу подошел к компьютеру и выключил его.
– Послание от Гоблина, – констатировал Лестат.
Я лишь молча кивнул и замер, словно часовой, у компьютера, ожидая, что его вот-вот снова включат.
Но этого не случилось.
Чувствуя, как по телу пробегает весьма ощутимый холодок, я обернулся и где-то в подсознании отметил, что Лестат стоит по другую сторону центрального стола и наблюдает за мной. Но у меня не было сил как-то реагировать на это. Тяжелые шторы на окнах раскачивались, а стеклянные подвески и плафоны люстры под потолком начали позвякивать. В глазах у меня помутнело.
– Прочь от меня, – прошептал я. – Не буду даже глядеть на тебя, зажмурю глаза, клянусь.
Так я и поступил: крепко-накрепко сжал веки, как делают это маленькие дети, когда притворяются спящими. Однако в следующий момент я почувствовал, что теряю равновесие, и вынужден был снова открыть глаза, чтобы не упасть.
Справа от меня стоял Гоблин – не прозрачный дух, а вполне, до мельчайших деталей материализовавшийся мой двойник Компьютер был снова включен: пощелкивала клавиатура, по монитору проплывала череда бессмысленных буквенных сочетаний, а из небольших динамиков доносился тихий ропот.
Я попытался вновь сомкнуть веки, но мне непреодолимо хотелось разглядеть собственную копию, одетую, как и я, в кожаную куртку и черные брюки. Однако в отличие от меня лицо у моего двойника было безумным, глаза злобно и торжествующе поблескивали, а улыбка больше походила на клоунскую.
– Я же сказал тебе, Гоблин, убирайся! – вновь велел я, но это только удвоило его силы, а затем образ начал таять на глазах и расползаться вширь.
– Позволь мне расправиться с ним! – попросил Лестат. – Дай свое согласие.
Я в смятении не нашелся, что ответить и словно в тумане слышал, как Лестат снова и снова повторяет свою просьбу.
Вокруг меня будто обвился удав и постепенно все туже и туже сжимал свои кольца – впрочем, мне это, конечно же, только почудилось. Зрение отказало, я весь покрылся холодными мурашками и никак не мог от них избавиться, все лицо и тыльные стороны ладоней пронзили крошечные иголки. Я попробовал поднять руки, чтобы избавиться от этого ощущения, но каждой порой обнаженной кожи, до самого затылка, почувствовал сильную боль.
Меня охватила паника, словно я угодил в гущу пчелиного роя. Даже веки были в укусах. Я сознавал, что упал на пол, чувствовал под пальцами ковер, но никак не мог обрести точку опоры и подняться на ноги.
– Братишка, позволь, я заставлю его уйти, – вновь попросил Лестат.
– Черт с ним! Действуй! – услышал я собственный голос, хотя казалось, будто эти слова произнес не я, а кто-то другой.
И в тот же момент меня охватило магическое ощущение единения между мной и Гоблином, когда мы с ним становились неделимыми. Я вновь увидел комнату, залитую солнцем, деревянный манежик, усеянный игрушками, и стоящего в нем ребенка, черноголового кудрявого малыша в ползунках – самого себя, а рядом с этим малышом – его двойника. Мы оба смеемся, ни на что не обращая внимания... «Смотри, какие красные цветочки на линолеуме, смотри, как светит солнышко, как летает по воздуху шарик...» Сразу после этого в голове пронеслись другие образы и отрывочные воспоминания: смех в классе, все мальчики смотрят на меня, указывают пальцами и перешептываются, а я не перестаю твердить: «Он здесь, честное слово». И вот он опускает свою руку на мою левую, в которой зажат карандаш, и пишет своим корявым почерком: «Люблю тебя, Гоблин и Тарквиний». Приступ наслаждения бьет меня, как разряд тока, и оставляет бестелесным, лишает души... Что это я – катаюсь по полу?
– Гоблин... – кажется, прошептал я. – Тот, кому я принадлежал всегда и принадлежу сейчас. Никто не может понять, никто не способен постичь. – Гоблин, Гоблин, Гоблин!
Удовольствие стало невыразимо сладостным и окатило меня волной блаженства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184
– Тебе придется столкнуться с большим соблазном, – произнес Лестат, окидывая меня прищуренным взглядом.
– О чем ты? – Я был потрясен и даже испытывал легкое отвращение. – Неужели ты считаешь меня способным насыщаться теми, кого люблю? Да, согласен, я совершил колоссальную ошибку со Стирлингом. Поступок мой не имеет оправдания. Стирлинг оказался так близко, что я был застигнут врасплох и испугался. Меня охватил страх при мысли о том, что Стирлинг, знавший меня раньше, обо всем догадается...
«Врасплох... Окровавленное свадебное платье... Окровавленная невеста... – проносилось у меня в голове. – Глупец, ты не имеешь права убивать невинных. А тем более невесту в ее свадебную ночь. Ты никогда больше не совершишь что-либо подобное».
– Я имел в виду не это. – Голос Лестата прервал болезненные воспоминания и вывел меня из задумчивости. – Идем. Посмотрим теперь твои апартаменты. Согласен? Там мы сможем поговорить. Кажется, ты занимаешь две комнаты у самой лестницы?
На меня снизошло чувство покоя, смешанное с радостным ожиданием. Быть может, эти эмоции внушил мне Лестат.
Я молча последовал за ним.
Мы прошли в мою гостиную, находившуюся в передней половине дома, и через открытые раздвижные створки дверей заглянули в спальню, где красовалась моя огромная королевская кровать с подбитым красным атласом балдахином. Такого же цвета стулья, мягкие и манящие, были расставлены в обеих комнатах. Между окон гостиной располагался письменный стол, а на нем – мой компьютер. Гигантский телевизор, к которому я был привязан как любой обыкновенный человек, стоял наискосок, возле внутренней стены.
По обе стороны от обеденного стола под газовой люстрой стояли два стула. Именно там я часто усаживался со всеми удобствами, чтобы почитать. А еще за этим столом я писал дневник, косясь одним глазом в телевизор. Именно здесь, а не в креслах перед камином, мертвым в это время года, я и хотел устроиться с Лестатом.
Едва войдя в комнату, я заметил, что компьютер включен.
Лестат почуял мою тревогу, а потом тоже увидел послание, набранное большими зелеными буквами. Оно проплывало по черному монитору: «НИКАКОГО ЛЕСТАТА».
От одного взгляда, брошенного на экран, меня словно ударило током. Я сразу подошел к компьютеру и выключил его.
– Послание от Гоблина, – констатировал Лестат.
Я лишь молча кивнул и замер, словно часовой, у компьютера, ожидая, что его вот-вот снова включат.
Но этого не случилось.
Чувствуя, как по телу пробегает весьма ощутимый холодок, я обернулся и где-то в подсознании отметил, что Лестат стоит по другую сторону центрального стола и наблюдает за мной. Но у меня не было сил как-то реагировать на это. Тяжелые шторы на окнах раскачивались, а стеклянные подвески и плафоны люстры под потолком начали позвякивать. В глазах у меня помутнело.
– Прочь от меня, – прошептал я. – Не буду даже глядеть на тебя, зажмурю глаза, клянусь.
Так я и поступил: крепко-накрепко сжал веки, как делают это маленькие дети, когда притворяются спящими. Однако в следующий момент я почувствовал, что теряю равновесие, и вынужден был снова открыть глаза, чтобы не упасть.
Справа от меня стоял Гоблин – не прозрачный дух, а вполне, до мельчайших деталей материализовавшийся мой двойник Компьютер был снова включен: пощелкивала клавиатура, по монитору проплывала череда бессмысленных буквенных сочетаний, а из небольших динамиков доносился тихий ропот.
Я попытался вновь сомкнуть веки, но мне непреодолимо хотелось разглядеть собственную копию, одетую, как и я, в кожаную куртку и черные брюки. Однако в отличие от меня лицо у моего двойника было безумным, глаза злобно и торжествующе поблескивали, а улыбка больше походила на клоунскую.
– Я же сказал тебе, Гоблин, убирайся! – вновь велел я, но это только удвоило его силы, а затем образ начал таять на глазах и расползаться вширь.
– Позволь мне расправиться с ним! – попросил Лестат. – Дай свое согласие.
Я в смятении не нашелся, что ответить и словно в тумане слышал, как Лестат снова и снова повторяет свою просьбу.
Вокруг меня будто обвился удав и постепенно все туже и туже сжимал свои кольца – впрочем, мне это, конечно же, только почудилось. Зрение отказало, я весь покрылся холодными мурашками и никак не мог от них избавиться, все лицо и тыльные стороны ладоней пронзили крошечные иголки. Я попробовал поднять руки, чтобы избавиться от этого ощущения, но каждой порой обнаженной кожи, до самого затылка, почувствовал сильную боль.
Меня охватила паника, словно я угодил в гущу пчелиного роя. Даже веки были в укусах. Я сознавал, что упал на пол, чувствовал под пальцами ковер, но никак не мог обрести точку опоры и подняться на ноги.
– Братишка, позволь, я заставлю его уйти, – вновь попросил Лестат.
– Черт с ним! Действуй! – услышал я собственный голос, хотя казалось, будто эти слова произнес не я, а кто-то другой.
И в тот же момент меня охватило магическое ощущение единения между мной и Гоблином, когда мы с ним становились неделимыми. Я вновь увидел комнату, залитую солнцем, деревянный манежик, усеянный игрушками, и стоящего в нем ребенка, черноголового кудрявого малыша в ползунках – самого себя, а рядом с этим малышом – его двойника. Мы оба смеемся, ни на что не обращая внимания... «Смотри, какие красные цветочки на линолеуме, смотри, как светит солнышко, как летает по воздуху шарик...» Сразу после этого в голове пронеслись другие образы и отрывочные воспоминания: смех в классе, все мальчики смотрят на меня, указывают пальцами и перешептываются, а я не перестаю твердить: «Он здесь, честное слово». И вот он опускает свою руку на мою левую, в которой зажат карандаш, и пишет своим корявым почерком: «Люблю тебя, Гоблин и Тарквиний». Приступ наслаждения бьет меня, как разряд тока, и оставляет бестелесным, лишает души... Что это я – катаюсь по полу?
– Гоблин... – кажется, прошептал я. – Тот, кому я принадлежал всегда и принадлежу сейчас. Никто не может понять, никто не способен постичь. – Гоблин, Гоблин, Гоблин!
Удовольствие стало невыразимо сладостным и окатило меня волной блаженства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184