Он отстранялся, оставляя меня холодным, раненым, одиноким – катастрофически немыслимо одиноким... Он покидал меня.
– Расправься с ним! – на последнем дыхании произнес я в ужасе оттого, что Лестат может меня не услышать.
И тут глаза мои открылись, и я увидел над собой огромный расползшийся образ самого себя, гротескное, покрытое волнами ряби лицо, которое в следующую секунду оказалось как будто составленным из крошечных огненных точек!
Лестат воспользовался Огненным даром, чтобы сжечь ту кровь, которую Гоблин у меня забрал, и я услышал, как мой двойник беззвучно стонет и яростно вопит.
Нет, нет, так нельзя! Ведь это же мой Гоблин! Боже, что я наделал! Как я мог так поступить, как я мог предать его?! Его вопль походил на сирену. Меня окропил дождь из крошечных частичек пепла – их словно швырнули в меня. Уши вновь пронзил невыносимый крик.
В воздухе запахло паленым, как если бы кто-то подпалил человеческие волосы. Огромный бесформенный образ завис надо мной, затем на один роковой страшный миг вновь обрел плотность, перестал быть прозрачным и превратился в моего абсолютного двойника. «Злой дьявол Квинн, злой! Ты плохой. Плохой!» – бросил он мне в лицо и в следующую секунду исчез за дверью. Только люстра продолжала поскрипывать на цепи, лампочки мигали, да тюлевые занавески трепетали на окнах...
Вскоре все стихло.
Я сидел на полу. Мигающий свет стал невыносим. Лестат подошел, помог мне подняться и ласково провел ладонью по моим волосам.
– Я не мог действовать, пока вы были слиты в одно целое, – сказал он, – иначе огонь мог бы обжечь и тебя.
– Понятно. – Меня било как в лихорадке. – А мне и в голову не приходило, что я тоже могу наказать его огнем. Зато теперь он кое-что узнал. Гоблин очень сообразительный. Теперь он тоже, несомненно, понимает то, что очевидно для нас с тобой: если я попытаюсь сжечь его, если кто-либо из нас снова воспользуется против него Огненным даром, он тут же прильнет ко мне, чтобы и я сгорел вместе с ним.
– Возможно, и так, – согласился Лестат, подводя меня к стулу с прямой спинкой, стоявшему у стола. – Но ты и правда думаешь, что он хочет твоей смерти?
– Нет, он не может этого хотеть, – ответил я, задыхаясь, словно только что пробежал длинную дистанцию. – Ведь я для него источник жизни. Чем он был до моего появления на свет – даже не представляю. Но теперь именно моя любовь, мои мысли о нем делают его сильным. И, будь оно все проклято, я не могу не любить его, не могу не чувствовать, что предаю его, а он этим пользуется и только крепнет!
Лампочки перестали мигать. Тюлевые занавески повисли неподвижно. По спине у меня бегали мурашки. Компьютер внезапно выключился, и в динамиках послышался щелчок статического разряда.
Запинаясь, я рассказал Лестату о том, что видел: себя самого в детском манеже, старый линолеум, который, должно быть, когда-то был в кухне, и Гоблина рядом с собою. Нельзя сказать, что я вспомнил это, но отчего-то был твердо уверен, что все так и было на самом деле.
– Он и раньше перед каждым своим нападением внушал мне эти образы: я неизменно видел себя в детстве.
– И все это тянется много лет?
– Нет, началось с того времени, как я получил Темный дар. Он набрасывается на меня, и я сливаюсь с ним, словно со смертной жертвой. А причиной всему Темный дар. Вампирская кровь стала своего рода валютой, которой я расплачиваюсь за воспоминания. Он хочет показать мне, что помнит, как я смотрел на него и тем делал все сильнее в те времена, когда сам еще даже не умел говорить.
Лестат устроился на стуле по другую сторону стола, и уже через секунду мне стало не по себе при мысли о том, что он сидит спиной к двери.
Я поспешил закрыть дверь, затем вернулся, отключил компьютер от сети, выдернув все вилки из розеток, и предложил Лестату переставить стулья.
– Погоди, братишка, – остановил он меня, едва я собрался это сделать. – Из-за этой твари ты сейчас не в себе.
Мы снова уселись друг против друга, Лестат – спиной к двери, ведущей в переднюю часть дома, а я – спиной к своей спальне.
– Неужели ты не понимаешь, он сам хочет стать Охотником за Кровью? – заговорил я. – Я не могу без ужаса думать ни о нем самом, ни о том, на что он способен.
Я взглянул на люстру, чтобы посмотреть, не мигают ли по-прежнему лампочки. Нет, свет их был ровным. Тогда я покосился на компьютер, желая убедиться, что монитор не светится. Нет, экран оставался темным.
– Он никоим образом не может стать Охотником за Кровью, – спокойно заявил Лестат. – Прекрати дрожать, Квинн. Посмотри мне в глаза. Я сейчас здесь, с тобой. Я здесь, чтобы помочь тебе, братишка! А он исчез и, после того как обжегся, едва ли вернется. Во всяком случае, если и попытается, то не скоро.
– Но способен ли он чувствовать физическую боль? – спросил я.
– Разумеется, способен. Он ведь ощущает вкус крови и испытывает удовольствие – разве нет?
– Не знаю, – пробормотал я. – Надеюсь, ты прав. – Я чуть не расплакался. Мне безумно нравилось, что он называет меня братишкой, я дорожил этим милым словом. Так же мило тетушка Куин всю жизнь зовет меня малышом.
– Возьми себя в руки, Квинн, – сказал Лестат, – а то ты совсем расклеился.
Он сжал мои пальцы, и я ощутил, каким сильным он может быть, какие крепкие у него руки. Но сейчас он был нежен и смотрел на меня по-доброму.
– А как же древнее предание, пересказанное в твоих записках? – спросил я. – Легенда о первых вампирах... о том, что они были простыми смертными до тех пор, пока в них не вселился дух. Разве не может это произойти вновь?
– Насколько я знаю, ничего подобного больше не случалось, – ответил Лестат. – И мы говорим сейчас о том, что было тысячи лет назад, во времена, когда еще не существовало даже Древнего Египта. Многие Охотники за Кровью, как ты их называешь, видели духов, как и многие смертные, и нам на самом деле неизвестно, как все произошло в самом начале. Приходится полагаться только на легенду, рассказывающую, будто некий сильный дух вторгся в человека через раны на теле. Полагаешь, у твоего Гоблина хватит сил или коварства для полного слияния?
Пришлось признать, что не хватит.
– Но кто бы мог подумать, что он станет пить у меня кровь? – спросил я. – Разве мог я ожидать от него такого страшного поступка? В ночь перерождения мой Создатель сказал, что впредь Гоблин оставит меня в покое, поскольку духи, мол, испытывают отвращение к Охотникам за Кровью, и тогда я узнаю, что такое полное одиночество. «И не будет у тебя больше призрачных приятелей», – заявил он. И знал, что говорит. Видишь ли, он сам не обладал способностью их видеть. Настоящий демон!
Лестат закивал, и во взгляде его, обращенном на меня, читалось сочувствие.
– В основном так и происходит. Призраки избегают Охотников за Кровью, словно что-то в нас наводит на них ужас, – впрочем, это понятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184