чего ему дался бронзовый монумент? будто
родней, чем эта гипсовая чушка и нет человека на земле.
- Одзынь, - хамски пресек официанта Мордасов, не задумываясь о
последствиях выпада, как каждый, набитый деньгами при общении с менее
удачливым, но не менее алчным.
Скука душила Мордасова, снова пересек зал, разглядывая подгулявших
девах, втиснулся в окропленную всеми поселковыми кошками будку и хваля за
щедрость Стручка, - отвалил пригоршню двушек, придется скостить сумму
долга, - набрал номер Настурции. Мордасов вознамерился пригласить Притыку
на ужин, пообещав оплатить такси в оба конца; никаких видов не имел, а
просто жрать в одиночку опротивело после смерти бабули.
Настурция охнула от неожиданного звонка, лепетала явно с оглядкой.
- Не одна, что ль? - Спросил, как выстрелил Мордасов и ответа не
понадобилось: кишка тонка у Настурции его обвести вокруг пальца. - Значит
развлекаешься? - Мордасов шмыгнул мокреющим носом, как в детстве, втягивая
противную зелдень в себя. - Чего звоню-то, надо б потолковать, - охота
приглашать вмиг испарилась, и не поедет, небось, уж оба под парами и может
впервые Мордасов представил Притыку раздетой, а с ней тип, которому
Колодец щедро приписал самые мерзкие черты, свалив в кучу и плешивость, и
беззубость, и потливость, и нос крючком, и малый рост, и кривые ноги... -
Тут кофтюлю приперли - новье, деньги сразу требуют. Взять иль обойдешься?
Настурция скомандовала взять и, только повесив трубку, Мордасов
сообразил: как же завтра предъявит несуществующую кофту. Долго не скорбел,
повинится, мол, увели пока звонил, может свалить на Боржомчика,
предварительно уговорившись с официантом о неразглашении секрета.
И снова Колодец уперся взглядом в бронзового пионера, тащило к
монументу необоримо; похоже тени Стручка и других пьянчуг, в темноте не
различимых, плясали по дощатым стенам строений. Мордасов замер у
постамента, задрал голову: сейчас такие, как пионер, подросли, как раз
вершат судьбы других, назначают, лишают, переводят, награждают, направляют
таких, как Шпындро страну представлять и горна у них нет, и штаны давно
скрывают щиколотки и все же сходство с бронзовым дударем поразительно -
бессмысленностью существования что ли? - и увидел Мордасов сонмы
начальников, облепивших державу, будто трухлявый пень опенки, сколько же
их выросло из коротких штанишек и, отбросив горн, красные галстуки и стыд,
копошатся по своим надобностям. Мордасов ухватил осколок кирпича и в
сердцах швырнул, угодив как раз по мешку; осколок отскочил неудачно,
больно чиркнул Мордасова по уху. Сопротивляется, гад, Мордасов, подобрал
камень поувесистее, занес руку и, будто уперся в чужое, предостерегающее
шипение:
- Мус-с-с-ора!!
Стручок вторично - начал с монет - спасал за сегодняшний вечер.
Камень выскользнул из пальцев Мордасова, шмякнулся в серую пыль. Сзади
затарахтело. Колодец обернулся. Милиционеры, знал обоих, подкармливал по
мелочи. С ладони хрумкают, как щенки. Еще не занаглели.
- Мое вам, - буркнул Мордасов и не удосужившись услышать ответное
приветствие властей, вознегодовал. - Угробили памятник, суки. Кому мешал?
Стоял себе и стоял. Вроде украшал по мере сил. Варвары! Шелупонь!..
Милиционеры с мотоцикла не слезли, оценили одобрительную тираду
начальника площади и не проронив ни слова, в тарахтении движка, двинули к
станции.
- Крушить - не строить! - орал в догон Мордасов, проклиная себя за
потерю достоинства. От монумента не отступил. Камень так и отдыхал в пыли.
Мордасов подобрал орудие мести, примерился, швырнул и... не рассчитал сил
- перелет случился - раздался сдавленный крик, метнулась тень, вопль
Стручка всколыхнул стоячий воздух.
- За что, Сан Прокопыч?!
Ух ты, незадача! Не извиняться ж... Мордасов прикрикнул:
- Подь сюды, тля!
Стручок обежал монумент, завибрировал вьюном, поводя головой на манер
индийской танцовщицы. Мордасов оглядел пострадавшего внимательно, оценивая
ущерб - ни кровинки, ни ссадины, прикидывается, пьянь, но может удар
пришелся по темени или другой важной части тела. Мордасов фокусником
облапил сам себя, протянул смятый рубль:
- На аптеку! Подлечись.
Как раз на хлебок у Рыжухи! Человек все-таки Сан Прокопыч, немо
возликовала душа Стручка, а еще подумалось: так бы и стоял под монументом,
принимая на себя чужие каменюги, лишь бы по рублю прилипало после каждого
метания.
- Чё стоишь? - рявкнул Мордасов. Стручка сдуло одномоментно. И снова
Мордасов напротив монумента, будто двое в рыцарском поединке. Ни домой
вернуться, ни в ресторан возвращаться: никуда не хотелось и дежурить
посреди площади глупо. Я есть - никто, а имя мне - никак! Мордасов
припомнил, что стол его в ресторане уставлен яствами, все одно плати, и
двинул в кабак. Народ страждущий загудел, уже прогрелся основательно,
оркестр безбожно перевирал, но веселье, хоть и натужно, набирало обороты.
Мордасов засиделся допоздна, всех, особенно красоток, провожал
глазами и жевал, жевал... Боржомчик непроницаемый, вовсе не тронутый
тенями усталости споро убирал со столов. Меж тарелкой из-под языков и
судков хрена порхнула бумажка счета. Мордасов вяло развернул - цифра никак
не вязалась со съеденным, тем более что Колодец и капли не пил.
- Ты чё? - Мордасов ткнул в карандашные завитки. Боржомчик огладил
усы указательным пальцем.
- За поминки с тебя причитается.
- А-а! - Мордасов согласно кивнул и впрямь забыл, извлек знаменитый
свой бумажник, отшпилил булавку, нарочно выудил на свет божий толстенную
пачку, зная - для Боржомчика зрелище не из легких. Чичас отслюним, про
себя приговаривал Мордасов, щупая нежно кредитки. - Тебе розанами-чириками
или зеленью?
Боржомчик пожал плечами.
- Собаку тебе надо завести.
- Зачем? - Наконец Мордасов сосчитал, выровнял края тонкой пачки,
придвинул официанту.
- Гложет тебя одиночество, плохуешь, брат, я ж вижу: звонить бегал,
метался у ног Гриши, камнем его огулял, я из кухни все вижу. Душа мается.
А так - пса за поводок, чешешь, ему след в след, он замер, ножку задрал и
ты тормознул, стоишь, приводишь в порядок мысли, опять же воздух...
Колодец слушал вполуха, чего зря трепаться.
- Лишнего не намотал? - Мордасов верил Боржомчику, усомнился для
порядка, хотел вернуться к деньгам, так-то вернее, чего философию
разводить и без того муторно. - Я ж тоже не рисую, кручусь, аж самого не
углядишь, навроде волчка, лихо запущенного.
Боржом сгреб скатерть, упрятал причитающееся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
родней, чем эта гипсовая чушка и нет человека на земле.
- Одзынь, - хамски пресек официанта Мордасов, не задумываясь о
последствиях выпада, как каждый, набитый деньгами при общении с менее
удачливым, но не менее алчным.
Скука душила Мордасова, снова пересек зал, разглядывая подгулявших
девах, втиснулся в окропленную всеми поселковыми кошками будку и хваля за
щедрость Стручка, - отвалил пригоршню двушек, придется скостить сумму
долга, - набрал номер Настурции. Мордасов вознамерился пригласить Притыку
на ужин, пообещав оплатить такси в оба конца; никаких видов не имел, а
просто жрать в одиночку опротивело после смерти бабули.
Настурция охнула от неожиданного звонка, лепетала явно с оглядкой.
- Не одна, что ль? - Спросил, как выстрелил Мордасов и ответа не
понадобилось: кишка тонка у Настурции его обвести вокруг пальца. - Значит
развлекаешься? - Мордасов шмыгнул мокреющим носом, как в детстве, втягивая
противную зелдень в себя. - Чего звоню-то, надо б потолковать, - охота
приглашать вмиг испарилась, и не поедет, небось, уж оба под парами и может
впервые Мордасов представил Притыку раздетой, а с ней тип, которому
Колодец щедро приписал самые мерзкие черты, свалив в кучу и плешивость, и
беззубость, и потливость, и нос крючком, и малый рост, и кривые ноги... -
Тут кофтюлю приперли - новье, деньги сразу требуют. Взять иль обойдешься?
Настурция скомандовала взять и, только повесив трубку, Мордасов
сообразил: как же завтра предъявит несуществующую кофту. Долго не скорбел,
повинится, мол, увели пока звонил, может свалить на Боржомчика,
предварительно уговорившись с официантом о неразглашении секрета.
И снова Колодец уперся взглядом в бронзового пионера, тащило к
монументу необоримо; похоже тени Стручка и других пьянчуг, в темноте не
различимых, плясали по дощатым стенам строений. Мордасов замер у
постамента, задрал голову: сейчас такие, как пионер, подросли, как раз
вершат судьбы других, назначают, лишают, переводят, награждают, направляют
таких, как Шпындро страну представлять и горна у них нет, и штаны давно
скрывают щиколотки и все же сходство с бронзовым дударем поразительно -
бессмысленностью существования что ли? - и увидел Мордасов сонмы
начальников, облепивших державу, будто трухлявый пень опенки, сколько же
их выросло из коротких штанишек и, отбросив горн, красные галстуки и стыд,
копошатся по своим надобностям. Мордасов ухватил осколок кирпича и в
сердцах швырнул, угодив как раз по мешку; осколок отскочил неудачно,
больно чиркнул Мордасова по уху. Сопротивляется, гад, Мордасов, подобрал
камень поувесистее, занес руку и, будто уперся в чужое, предостерегающее
шипение:
- Мус-с-с-ора!!
Стручок вторично - начал с монет - спасал за сегодняшний вечер.
Камень выскользнул из пальцев Мордасова, шмякнулся в серую пыль. Сзади
затарахтело. Колодец обернулся. Милиционеры, знал обоих, подкармливал по
мелочи. С ладони хрумкают, как щенки. Еще не занаглели.
- Мое вам, - буркнул Мордасов и не удосужившись услышать ответное
приветствие властей, вознегодовал. - Угробили памятник, суки. Кому мешал?
Стоял себе и стоял. Вроде украшал по мере сил. Варвары! Шелупонь!..
Милиционеры с мотоцикла не слезли, оценили одобрительную тираду
начальника площади и не проронив ни слова, в тарахтении движка, двинули к
станции.
- Крушить - не строить! - орал в догон Мордасов, проклиная себя за
потерю достоинства. От монумента не отступил. Камень так и отдыхал в пыли.
Мордасов подобрал орудие мести, примерился, швырнул и... не рассчитал сил
- перелет случился - раздался сдавленный крик, метнулась тень, вопль
Стручка всколыхнул стоячий воздух.
- За что, Сан Прокопыч?!
Ух ты, незадача! Не извиняться ж... Мордасов прикрикнул:
- Подь сюды, тля!
Стручок обежал монумент, завибрировал вьюном, поводя головой на манер
индийской танцовщицы. Мордасов оглядел пострадавшего внимательно, оценивая
ущерб - ни кровинки, ни ссадины, прикидывается, пьянь, но может удар
пришелся по темени или другой важной части тела. Мордасов фокусником
облапил сам себя, протянул смятый рубль:
- На аптеку! Подлечись.
Как раз на хлебок у Рыжухи! Человек все-таки Сан Прокопыч, немо
возликовала душа Стручка, а еще подумалось: так бы и стоял под монументом,
принимая на себя чужие каменюги, лишь бы по рублю прилипало после каждого
метания.
- Чё стоишь? - рявкнул Мордасов. Стручка сдуло одномоментно. И снова
Мордасов напротив монумента, будто двое в рыцарском поединке. Ни домой
вернуться, ни в ресторан возвращаться: никуда не хотелось и дежурить
посреди площади глупо. Я есть - никто, а имя мне - никак! Мордасов
припомнил, что стол его в ресторане уставлен яствами, все одно плати, и
двинул в кабак. Народ страждущий загудел, уже прогрелся основательно,
оркестр безбожно перевирал, но веселье, хоть и натужно, набирало обороты.
Мордасов засиделся допоздна, всех, особенно красоток, провожал
глазами и жевал, жевал... Боржомчик непроницаемый, вовсе не тронутый
тенями усталости споро убирал со столов. Меж тарелкой из-под языков и
судков хрена порхнула бумажка счета. Мордасов вяло развернул - цифра никак
не вязалась со съеденным, тем более что Колодец и капли не пил.
- Ты чё? - Мордасов ткнул в карандашные завитки. Боржомчик огладил
усы указательным пальцем.
- За поминки с тебя причитается.
- А-а! - Мордасов согласно кивнул и впрямь забыл, извлек знаменитый
свой бумажник, отшпилил булавку, нарочно выудил на свет божий толстенную
пачку, зная - для Боржомчика зрелище не из легких. Чичас отслюним, про
себя приговаривал Мордасов, щупая нежно кредитки. - Тебе розанами-чириками
или зеленью?
Боржомчик пожал плечами.
- Собаку тебе надо завести.
- Зачем? - Наконец Мордасов сосчитал, выровнял края тонкой пачки,
придвинул официанту.
- Гложет тебя одиночество, плохуешь, брат, я ж вижу: звонить бегал,
метался у ног Гриши, камнем его огулял, я из кухни все вижу. Душа мается.
А так - пса за поводок, чешешь, ему след в след, он замер, ножку задрал и
ты тормознул, стоишь, приводишь в порядок мысли, опять же воздух...
Колодец слушал вполуха, чего зря трепаться.
- Лишнего не намотал? - Мордасов верил Боржомчику, усомнился для
порядка, хотел вернуться к деньгам, так-то вернее, чего философию
разводить и без того муторно. - Я ж тоже не рисую, кручусь, аж самого не
углядишь, навроде волчка, лихо запущенного.
Боржом сгреб скатерть, упрятал причитающееся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78