Не в кино, чай,
да вроде и не в Палермо, не надо парить, Настурция! Притыка скользнула
глазом по начинающему обогащенцу ласково и жалостливо. Какая? Городская!
Московская! Серьезные люди. Почтенное общество. Настурция попала в точку
случайно или уж подзабыв, как слышала в кинозале о холодноглазых,
лысоватых мужчинах средних лет, что прели в пиджаках при галстуках под
палящим солнцем Сицилии.
Гречневая почему? Лениво пробурчал тогда еще не Колодец в приступе
любопытства. Настурция пользовалась прелестью многознания быта
проныр-жуликов. Гречневая почему? Захожу как-то в продмаг - шаром покати в
зале, а мне подруга наказала пакетик гречки организовать, поросенка
фаршировать или другая нужда, не припомню. Я Томе, значит, излагаю
проблему. Гречка!
Бац! Смотрю тащит в подсобку, а там клети железные полны под завязку
гречкой. Бери, говорит, сколько влезет. Я беру, а самой любопытно,
гречку-то зачем заныкивать, не утерпела, гречка-то пятьдесят шесть коп
кило, дешевка, неужто из нее можно лишек выжать? Чего, говорю, гречку не
держишь в торговом зале, не икра поди?
Тома глянула прозрачно, потянулась, накладные карманы на белом халате
прилипли к ляжкам и просвечивают в них сквозь тонкое полотно разноцветные
денежки. Видишь ли, Настурция, на любом рынке в области пакет ядрицы за
два эр с песнями отлетает, сейчас ко мне ребята заскочат на жигулях, так
вот эта клеть о двустах пачках, как дитя в приноровленную колыбель,
ссыпается и задремывает в багажнике, будто его и предназначили гречку
перевозить, все двести пачек одна в одну. Ребятам крупу сдам по полтора
рубля, а они толкнут по два, клеть перегрузить минутное дело: мне две
кати, будто думки на полати, всегда кстати... Гречневая похлопала по
набитым деньгами карманам. Вскоре зашел человек, сумеречный и важный.
Гречневая отдала ему деньги, выгребла из карманов не считая, усмехнулась -
при себе чего держать; на вопрос в глазах Настурции с придыханием и отнюдь
не шутейным ужасом бросила вслед уходящему мужчине, убедившись, что
оцинкованная дверь за ним захлопнулась:
- Человек Амирана!
Сейчас Колодец ожидал Гречневую, раскрыв банку персикового компота и
колдуя над ней деревянной расписной ложкой, приподнесенной квасницей
бабкой Рыжухой после того, как Колодец участливо поинтересовался судьбой
ее дочери. "Слышь, Рыжуха, твоя плоть унд кровь все мужиков услащает,
скажи, чтоб тормознула, не то спиданется и на вынос. Поняла, бабка! Конец
тогда счастливому материнству. А дочурке еще тридцати не прокукарекало, до
срока в могиле обустраиваться не вижу резона!" Рыжуха понимающе кивнула,
голова без шеи, подпертая мощными грудями кручинно клонилась к полу, глаза
разъезжались в разные стороны, толстый подбородок дрожал растормошенный
страхом еще не подцепленной болячки.
"И то сказать... Я ее стращаю, а она - думаешь мне, мать, не боязно?
еще как! а только жить способа иного не углядываю для себе. Мож мне бетон
мешать в каменных от цементной пропитки портках или асвальт месить на
дороге?" Асфальт - вельможно поправил Колодец и бабка Рыжуха, чтобы уйти
от неприятного разговора тут же согласно заворковала: "Верно, верно,
асфальт, совсем за лотком родную речь сгубила!"
День возвращения по случаю совпадения с пятницей удался и Колодец
коий раз ласкал себя мыслью о том, что не убоялся возвысить процент отдачи
долга, опасался бунтанут - ничего, съели и утерлись, куда денутся.
Прикинул на глазок влезет ли персик-богатырь в рот разом, без откусывания
и запихнул сладкоблестящий плод ложкой, раздувая щеки. В этот момент и
вошла Гречневая. Колодец не то что говорить, дыхнуть не мог.
Бу-бу-бу-му-му! повел рукой, предлагая сесть.
- Недосуг мне рассиживаться, - Гречневая по виду напоминала
наизнаменитейшую актрису и не только в городе или стране, а всемирно, так
сказать, известную; наметанным глазом определила предназначенный ей пакет,
ухватила пальцами в кольцах и в ответ протянула Колодцу прозрачный
отечественный пластиковый конверт безо всяких рисунков, глубоко
функциональный и скромный, а внутри сверток бумажный... Колодец не
справился с персиком, из угла рта вытек струйкой сладкий сок и закапал
квитанцию. Мордасов припал к пакету-дару и повел носом.
- Угорек там, копченый, - подмигнула Гречневая и, желая весомее
угодить Мордасову, присовокупила, - для бабули, Сан Прокопыч. Спрячь сей
момент, не то Настурция нагрянет, умнет дочиста. Притыка-Горемыка до угря
охоча, а отказывать себе не привыкла.
Тут Мордасов по-первости впечатления совладал с персиком и выдавил
напоминающее - а кто ж себе откажет в здравом-то рассудке? но персик так
просто не дался, забил липким куском дыхалку, Колодец кромешно закашлялся,
прошибло потом под волосьями на лбу и даже слеза выкатилась из близоруко
сощуренного глаза.
Гречневая удалилась плавно и подчеркнуто достойно, как дама в
кринолине в последнем акте спектакля, билеты на который Колодцу отписал
Шпындро через свою жену, спектакль числился в дефиците, не пойти -
глупость, пьеса вроде про старое время, еще короли и шуты, и безмолвные
воины - работа для бедняг, плохо успевавших в студиях, но, как намекнул
Шпын, надо угадывать, уметь читать между строк и тогда полное совпадение с
действительностью можно узреть, действительность проступает, как если с
переводной картинки смываешь мутную, скрывающую сочность цветов бумажку.
Колодец ничего не узрел, в зале скучал, а девица, приглашенная им, икала и
затыкала рот сильно надушенным платком; от искусства и надушенной соседки
у Колодца кружилась голова, он иногда проваливался в сон и удушливые
запахи, загоняющие в дремоту сами же его оттуда извлекали, нещадно щекоча
ноздри.
Наконец персик, что касается мякоти, исчез и Колодец с облегчением
выгреб рябую косточку, повертел и швырнул в распахнутое окно, как раз к
ногам пьянчужек, что гомонили в кругу, плечо к плечу, горючим уже
заправились и теперь неторопливо делили плавсырную закусь. На косточке,
брошенной Колодцем все пьяные взоры скрестились и с готовностью метнулись
к окну, за которым перекусывал Сан Прокопыч; как ни пьяны вечные должники,
однако снасильничали себя выкроить по улыбке, у кого какая образовалась, и
Мордасов успел отметить: не в конец пропащие люди, раз еще цену лести
умещают в своих пропитых башках. Помахал своим агнцам ладошкой, как
президенты из открытых автомобилей, и принялся за второй персик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
да вроде и не в Палермо, не надо парить, Настурция! Притыка скользнула
глазом по начинающему обогащенцу ласково и жалостливо. Какая? Городская!
Московская! Серьезные люди. Почтенное общество. Настурция попала в точку
случайно или уж подзабыв, как слышала в кинозале о холодноглазых,
лысоватых мужчинах средних лет, что прели в пиджаках при галстуках под
палящим солнцем Сицилии.
Гречневая почему? Лениво пробурчал тогда еще не Колодец в приступе
любопытства. Настурция пользовалась прелестью многознания быта
проныр-жуликов. Гречневая почему? Захожу как-то в продмаг - шаром покати в
зале, а мне подруга наказала пакетик гречки организовать, поросенка
фаршировать или другая нужда, не припомню. Я Томе, значит, излагаю
проблему. Гречка!
Бац! Смотрю тащит в подсобку, а там клети железные полны под завязку
гречкой. Бери, говорит, сколько влезет. Я беру, а самой любопытно,
гречку-то зачем заныкивать, не утерпела, гречка-то пятьдесят шесть коп
кило, дешевка, неужто из нее можно лишек выжать? Чего, говорю, гречку не
держишь в торговом зале, не икра поди?
Тома глянула прозрачно, потянулась, накладные карманы на белом халате
прилипли к ляжкам и просвечивают в них сквозь тонкое полотно разноцветные
денежки. Видишь ли, Настурция, на любом рынке в области пакет ядрицы за
два эр с песнями отлетает, сейчас ко мне ребята заскочат на жигулях, так
вот эта клеть о двустах пачках, как дитя в приноровленную колыбель,
ссыпается и задремывает в багажнике, будто его и предназначили гречку
перевозить, все двести пачек одна в одну. Ребятам крупу сдам по полтора
рубля, а они толкнут по два, клеть перегрузить минутное дело: мне две
кати, будто думки на полати, всегда кстати... Гречневая похлопала по
набитым деньгами карманам. Вскоре зашел человек, сумеречный и важный.
Гречневая отдала ему деньги, выгребла из карманов не считая, усмехнулась -
при себе чего держать; на вопрос в глазах Настурции с придыханием и отнюдь
не шутейным ужасом бросила вслед уходящему мужчине, убедившись, что
оцинкованная дверь за ним захлопнулась:
- Человек Амирана!
Сейчас Колодец ожидал Гречневую, раскрыв банку персикового компота и
колдуя над ней деревянной расписной ложкой, приподнесенной квасницей
бабкой Рыжухой после того, как Колодец участливо поинтересовался судьбой
ее дочери. "Слышь, Рыжуха, твоя плоть унд кровь все мужиков услащает,
скажи, чтоб тормознула, не то спиданется и на вынос. Поняла, бабка! Конец
тогда счастливому материнству. А дочурке еще тридцати не прокукарекало, до
срока в могиле обустраиваться не вижу резона!" Рыжуха понимающе кивнула,
голова без шеи, подпертая мощными грудями кручинно клонилась к полу, глаза
разъезжались в разные стороны, толстый подбородок дрожал растормошенный
страхом еще не подцепленной болячки.
"И то сказать... Я ее стращаю, а она - думаешь мне, мать, не боязно?
еще как! а только жить способа иного не углядываю для себе. Мож мне бетон
мешать в каменных от цементной пропитки портках или асвальт месить на
дороге?" Асфальт - вельможно поправил Колодец и бабка Рыжуха, чтобы уйти
от неприятного разговора тут же согласно заворковала: "Верно, верно,
асфальт, совсем за лотком родную речь сгубила!"
День возвращения по случаю совпадения с пятницей удался и Колодец
коий раз ласкал себя мыслью о том, что не убоялся возвысить процент отдачи
долга, опасался бунтанут - ничего, съели и утерлись, куда денутся.
Прикинул на глазок влезет ли персик-богатырь в рот разом, без откусывания
и запихнул сладкоблестящий плод ложкой, раздувая щеки. В этот момент и
вошла Гречневая. Колодец не то что говорить, дыхнуть не мог.
Бу-бу-бу-му-му! повел рукой, предлагая сесть.
- Недосуг мне рассиживаться, - Гречневая по виду напоминала
наизнаменитейшую актрису и не только в городе или стране, а всемирно, так
сказать, известную; наметанным глазом определила предназначенный ей пакет,
ухватила пальцами в кольцах и в ответ протянула Колодцу прозрачный
отечественный пластиковый конверт безо всяких рисунков, глубоко
функциональный и скромный, а внутри сверток бумажный... Колодец не
справился с персиком, из угла рта вытек струйкой сладкий сок и закапал
квитанцию. Мордасов припал к пакету-дару и повел носом.
- Угорек там, копченый, - подмигнула Гречневая и, желая весомее
угодить Мордасову, присовокупила, - для бабули, Сан Прокопыч. Спрячь сей
момент, не то Настурция нагрянет, умнет дочиста. Притыка-Горемыка до угря
охоча, а отказывать себе не привыкла.
Тут Мордасов по-первости впечатления совладал с персиком и выдавил
напоминающее - а кто ж себе откажет в здравом-то рассудке? но персик так
просто не дался, забил липким куском дыхалку, Колодец кромешно закашлялся,
прошибло потом под волосьями на лбу и даже слеза выкатилась из близоруко
сощуренного глаза.
Гречневая удалилась плавно и подчеркнуто достойно, как дама в
кринолине в последнем акте спектакля, билеты на который Колодцу отписал
Шпындро через свою жену, спектакль числился в дефиците, не пойти -
глупость, пьеса вроде про старое время, еще короли и шуты, и безмолвные
воины - работа для бедняг, плохо успевавших в студиях, но, как намекнул
Шпын, надо угадывать, уметь читать между строк и тогда полное совпадение с
действительностью можно узреть, действительность проступает, как если с
переводной картинки смываешь мутную, скрывающую сочность цветов бумажку.
Колодец ничего не узрел, в зале скучал, а девица, приглашенная им, икала и
затыкала рот сильно надушенным платком; от искусства и надушенной соседки
у Колодца кружилась голова, он иногда проваливался в сон и удушливые
запахи, загоняющие в дремоту сами же его оттуда извлекали, нещадно щекоча
ноздри.
Наконец персик, что касается мякоти, исчез и Колодец с облегчением
выгреб рябую косточку, повертел и швырнул в распахнутое окно, как раз к
ногам пьянчужек, что гомонили в кругу, плечо к плечу, горючим уже
заправились и теперь неторопливо делили плавсырную закусь. На косточке,
брошенной Колодцем все пьяные взоры скрестились и с готовностью метнулись
к окну, за которым перекусывал Сан Прокопыч; как ни пьяны вечные должники,
однако снасильничали себя выкроить по улыбке, у кого какая образовалась, и
Мордасов успел отметить: не в конец пропащие люди, раз еще цену лести
умещают в своих пропитых башках. Помахал своим агнцам ладошкой, как
президенты из открытых автомобилей, и принялся за второй персик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78