они
понесли на руках двух женщин. Фригейт хромал рядом, опираясь на Казза,
постанывая и извергая ругательства; Бест шла сама. В темноте путь
показался очень долгим. Пройдя ярдов шестьдесят они остановились перед
большой бамбуковой постройкой, крытой листьями железного дерева. Ее стены
крепились кожаными канатами, привязанными к торчащим в палубе крючьям.
Внутри помещения на высоком каменном основании горел огонь.
Пострадавших разместили вокруг очага, уложив на койки.
Туман понемногу рассеивался, на Реке заметно посветлело. Внезапный
грохот, будто салют из тысячи пушек, возвестил наступление рассвета. Все
вздрогнули, хотя слышали его ежедневно.
Грейлстоуны извергли свою энергию.
- Для нас завтрака нет, - Бартон резко поднял голову. - Кстати, где
наши цилиндры? Остался хоть один у кого-нибудь?
- Нет, все пропали вместе с судном. - Лицо Моната сморщилось, в
глазах застыло горе. - Неужели Оуэнон утонула?
Они посмотрели друг на друга при свете дня. Казалось, все краски
жизни покинули их лица.
Кто-то застонал. Бартон выругался. Конечно, он сожалел об утрате
Оуэнон, но сейчас его ужаснуло другое - отныне он сам и его команда
обречены на нищенство. Их жизнь теперь зависела от человеческих
благодеяний: в этом мире смерть предпочтительнее существования без
цилиндра-кормушки. В былые дни люди, потерявшие чашу, кончали жизнь
самоубийством. На следующий день они просыпались вдали от дома, от друзей
и подруг, зато рядом стоял серый цилиндр - источник всех благ, дарованных
человеку в этом мире.
- Ничего, - мягко произнес Фригейт, стараясь не встречаться с
Бартоном взглядом. - Мы можем есть рыбу и желудевый хлеб.
- Всю оставшуюся жизнь? - горько усмехнулся тот. - Ну, и сколько
веков вы способны продержаться на такой диете?
Поднявшись на ноги, Бартон вышел наружу в сопровождении Моната и
Казза. Солнце уже рассеяло туман, и открывшаяся глазам картина ужаснула
их.
Весь берег был завален бревнами, причалы и лодки, принадлежавшие
ганопо, разнесены в щепки. Уцелевшая часть плота на треть оказалась на
суше, окруженная валом вздыбленной, перемешанной с травой почвы. Слева в
воде виднелись груды стволов с обрывками веревок, прижатых течением к
скалистому мысу; волны с грохотом швыряли их на камни. Но нигде на
поверхности Реки не было ни следов "Хаджи", ни тела Оуэнон. Надежды
Бартона спасти хоть несколько чаш рухнули.
Он осмотрел плот. Даже без передней части он поражал своими размерами
- около двухсот ярдов в длину при вдвое меньшей ширине. В центре, за
вышкой, громоздилась черная статуя тридцатифутовой высоты. Огромный идол
сидел, скрестив ноги; по спине ящерицей вилась высверленная косица.
Пронзительный стеклянный блеск глаз, оскаленный рот, торчащие из пасти
акульи зубы - это был лик древнего демона, владыки смерти. В его брюхе
зияла круглая дыра каменного очага, в которой металось пламя. Дым уходил
внутрь истукана, клубами вырываясь из ушей.
Повсюду на палубе были разбросаны хижины, большие и поменьше, одни -
совершенно искореженные и разбитые, другие - покосившиеся, но устоявшие
при ударе о берег. Бартон насчитал десяток мачт с прямым парусным
вооружением и штук двадцать - с косыми латинскими парусами; все они были
убраны. Вдоль бортов лежало множество лодок разных форм и размеров,
привязанных к массивным деревянным стоякам.
Сразу за идолом находилось самое высокое строение на борту - дом
вождя или храм, как предположил Бартон. Именно его крышу, темную и
округлую, он видел перед катастрофой.
Внезапно забили барабаны, загудели трубы, и множество людей
устремилось к храму, образовав полукруг перед идолом. Бартон подошел ближе
и украдкой царапнул статую ножом. К его изумлению, он обнаружил кирпич,
покрытый черной краской. Откуда ее достали - и в таком количестве? Здесь,
на Реке, любые краски являлись большой редкостью - к великому огорчению
художников.
Вождь и главный жрец был довольно крупным мужчиной, только на
полголовы ниже Бартона. Облаченный в полосатую накидку и килы, с
деревянным остроконечным венцом на голове и дубовым посохом в руках, он
взгромоздился на небольшое возвышение перед храмом и начал с
необыкновенной страстностью что-то вещать своей пастве. Его посох грозил
небесам, глаза яростно горели; он извергал поток слов, в котором Бартон не
уловил ни одного знакомого. Спустя полчаса патриарх сошел с возвышения, и
толпа начала распадаться на отдельные группы.
Часть людей сошла на остров и принялась разбирать завалы из бревен,
другие направились к левому борту, где разрушения выглядели особенно
значительными, третьи занялись лодками - видимо, им было поручено выловить
из воды стволы. Через полчаса с обоих бортов спустили весла и несколько
десятков гребцов навалились на них. Очевидно, они хотели поставить корму
по течению, чтобы затем сдвинуть весь плот и снять его с мели.
Но не все задуманное осуществляется, и прекрасный замысел не оправдал
себя на практике. Вскоре стало ясно, что столкнуть носовую часть в воду
можно лишь разобрав вначале завалы бревен.
Бартону не терпелось потолковать с предводителем, но тот кружил около
статуи, быстро кланялся и что-то пел. Прервать молитвенный ритуал Бартон
не рискнул, по опыту зная, насколько это опасно. Ему оставалось лишь
слоняться вокруг, рассматривая лодки и строения на борту. Убедившись, что
хозяева не наблюдают за ним, он заглянул внутрь нескольких хижин.
Две из них оказались складами сушеной рыбы и желудевого хлеба, еще
одна была набита оружием. Под навесом стояли два выдолбленных челнока и
сосновая рама будущего каноэ, которую со временем обтянут рыбьей кожей. В
пятом строении хранились самые различные предметы: ящики с дубовыми
кольцами на продажу; бивни и позвонки меч-рыбы; кипы кож - человеческой и
речного дракона; барабаны, бамбуковые дудки и арфы со струнами из рыбьих
кишок; сосуды из черепов; канаты и веревки из рыбьей кожи; каменные
светильники; коробки с зажигалками, косметикой, марихуаной, сигарами и
сигаретами; около пятидесяти ритуальных масок и множество других вещей.
Видимо, все это добро предназначалось для торговли или выплаты дани во
время странствий у чужих и враждебных берегов.
Заглянув в очередную хижину, Бартон расплылся в улыбке - здесь
хранились чаши. В ожидании своих владельцев, серые цилиндры стояли на
высоких стеллажах. Он пересчитал их - ровно триста пятьдесят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
понесли на руках двух женщин. Фригейт хромал рядом, опираясь на Казза,
постанывая и извергая ругательства; Бест шла сама. В темноте путь
показался очень долгим. Пройдя ярдов шестьдесят они остановились перед
большой бамбуковой постройкой, крытой листьями железного дерева. Ее стены
крепились кожаными канатами, привязанными к торчащим в палубе крючьям.
Внутри помещения на высоком каменном основании горел огонь.
Пострадавших разместили вокруг очага, уложив на койки.
Туман понемногу рассеивался, на Реке заметно посветлело. Внезапный
грохот, будто салют из тысячи пушек, возвестил наступление рассвета. Все
вздрогнули, хотя слышали его ежедневно.
Грейлстоуны извергли свою энергию.
- Для нас завтрака нет, - Бартон резко поднял голову. - Кстати, где
наши цилиндры? Остался хоть один у кого-нибудь?
- Нет, все пропали вместе с судном. - Лицо Моната сморщилось, в
глазах застыло горе. - Неужели Оуэнон утонула?
Они посмотрели друг на друга при свете дня. Казалось, все краски
жизни покинули их лица.
Кто-то застонал. Бартон выругался. Конечно, он сожалел об утрате
Оуэнон, но сейчас его ужаснуло другое - отныне он сам и его команда
обречены на нищенство. Их жизнь теперь зависела от человеческих
благодеяний: в этом мире смерть предпочтительнее существования без
цилиндра-кормушки. В былые дни люди, потерявшие чашу, кончали жизнь
самоубийством. На следующий день они просыпались вдали от дома, от друзей
и подруг, зато рядом стоял серый цилиндр - источник всех благ, дарованных
человеку в этом мире.
- Ничего, - мягко произнес Фригейт, стараясь не встречаться с
Бартоном взглядом. - Мы можем есть рыбу и желудевый хлеб.
- Всю оставшуюся жизнь? - горько усмехнулся тот. - Ну, и сколько
веков вы способны продержаться на такой диете?
Поднявшись на ноги, Бартон вышел наружу в сопровождении Моната и
Казза. Солнце уже рассеяло туман, и открывшаяся глазам картина ужаснула
их.
Весь берег был завален бревнами, причалы и лодки, принадлежавшие
ганопо, разнесены в щепки. Уцелевшая часть плота на треть оказалась на
суше, окруженная валом вздыбленной, перемешанной с травой почвы. Слева в
воде виднелись груды стволов с обрывками веревок, прижатых течением к
скалистому мысу; волны с грохотом швыряли их на камни. Но нигде на
поверхности Реки не было ни следов "Хаджи", ни тела Оуэнон. Надежды
Бартона спасти хоть несколько чаш рухнули.
Он осмотрел плот. Даже без передней части он поражал своими размерами
- около двухсот ярдов в длину при вдвое меньшей ширине. В центре, за
вышкой, громоздилась черная статуя тридцатифутовой высоты. Огромный идол
сидел, скрестив ноги; по спине ящерицей вилась высверленная косица.
Пронзительный стеклянный блеск глаз, оскаленный рот, торчащие из пасти
акульи зубы - это был лик древнего демона, владыки смерти. В его брюхе
зияла круглая дыра каменного очага, в которой металось пламя. Дым уходил
внутрь истукана, клубами вырываясь из ушей.
Повсюду на палубе были разбросаны хижины, большие и поменьше, одни -
совершенно искореженные и разбитые, другие - покосившиеся, но устоявшие
при ударе о берег. Бартон насчитал десяток мачт с прямым парусным
вооружением и штук двадцать - с косыми латинскими парусами; все они были
убраны. Вдоль бортов лежало множество лодок разных форм и размеров,
привязанных к массивным деревянным стоякам.
Сразу за идолом находилось самое высокое строение на борту - дом
вождя или храм, как предположил Бартон. Именно его крышу, темную и
округлую, он видел перед катастрофой.
Внезапно забили барабаны, загудели трубы, и множество людей
устремилось к храму, образовав полукруг перед идолом. Бартон подошел ближе
и украдкой царапнул статую ножом. К его изумлению, он обнаружил кирпич,
покрытый черной краской. Откуда ее достали - и в таком количестве? Здесь,
на Реке, любые краски являлись большой редкостью - к великому огорчению
художников.
Вождь и главный жрец был довольно крупным мужчиной, только на
полголовы ниже Бартона. Облаченный в полосатую накидку и килы, с
деревянным остроконечным венцом на голове и дубовым посохом в руках, он
взгромоздился на небольшое возвышение перед храмом и начал с
необыкновенной страстностью что-то вещать своей пастве. Его посох грозил
небесам, глаза яростно горели; он извергал поток слов, в котором Бартон не
уловил ни одного знакомого. Спустя полчаса патриарх сошел с возвышения, и
толпа начала распадаться на отдельные группы.
Часть людей сошла на остров и принялась разбирать завалы из бревен,
другие направились к левому борту, где разрушения выглядели особенно
значительными, третьи занялись лодками - видимо, им было поручено выловить
из воды стволы. Через полчаса с обоих бортов спустили весла и несколько
десятков гребцов навалились на них. Очевидно, они хотели поставить корму
по течению, чтобы затем сдвинуть весь плот и снять его с мели.
Но не все задуманное осуществляется, и прекрасный замысел не оправдал
себя на практике. Вскоре стало ясно, что столкнуть носовую часть в воду
можно лишь разобрав вначале завалы бревен.
Бартону не терпелось потолковать с предводителем, но тот кружил около
статуи, быстро кланялся и что-то пел. Прервать молитвенный ритуал Бартон
не рискнул, по опыту зная, насколько это опасно. Ему оставалось лишь
слоняться вокруг, рассматривая лодки и строения на борту. Убедившись, что
хозяева не наблюдают за ним, он заглянул внутрь нескольких хижин.
Две из них оказались складами сушеной рыбы и желудевого хлеба, еще
одна была набита оружием. Под навесом стояли два выдолбленных челнока и
сосновая рама будущего каноэ, которую со временем обтянут рыбьей кожей. В
пятом строении хранились самые различные предметы: ящики с дубовыми
кольцами на продажу; бивни и позвонки меч-рыбы; кипы кож - человеческой и
речного дракона; барабаны, бамбуковые дудки и арфы со струнами из рыбьих
кишок; сосуды из черепов; канаты и веревки из рыбьей кожи; каменные
светильники; коробки с зажигалками, косметикой, марихуаной, сигарами и
сигаретами; около пятидесяти ритуальных масок и множество других вещей.
Видимо, все это добро предназначалось для торговли или выплаты дани во
время странствий у чужих и враждебных берегов.
Заглянув в очередную хижину, Бартон расплылся в улыбке - здесь
хранились чаши. В ожидании своих владельцев, серые цилиндры стояли на
высоких стеллажах. Он пересчитал их - ровно триста пятьдесят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124