Все это упрощало и облегчало жизнь. Вечером 28 мая ему нанесла визит прекрасная леди, блондинка, балерина шведского происхождения,— гордая, богатая дама с огромными голубыми глазами и упруго-стальным телом профессиональной танцовщицы. Она познакомилась с Карстерсом на роскошном банкете в Рио-де-Жанейро в феврале и сразу же решила, что ей необходимо взглянуть на его коллекцию старинного оружия. И вот теперь, по прошествии трех месяцев, ощущая в своем желудке приятное тепло от двух бокалов восхитительного мартини, она предвкушала ночь, полную очарования и надежд.
Было пять минут девятого. Она уже осмотрела двадцать шесть редчайших старинных пистолетов филигранной работы. Один из шести существующих в мире «куксонов» — кремневое ружье, сделанное
Глассом в Лондоне в 1775 году, «баттанзани» 17,00 года с серебряной инкрустацией и даже германский мушкет 1500 года, каждый из которых представлял музейную ценность. Был у него и испанский кремневый мигелет с коротким стволом дудочкой, и шарлевильская модель 1777 года французского армейского пистолета, и даже длинноствольный «харпер ферри» 1806 года калибра 0,54. Было также несколько, непотребных на вид маленьких «дерринджеров» и обрезов, которыми пользовались в прошлом веке промышлявшие на Миссисипи шулера. Он знал историю каждого экспоната своей коллекции и увлеченно рассказывал все эти истории, уснащая рассказ любопытными подробностями, прибаутками и жестикуляцией, которой позавидовал бы любой сенатор с Юга.
— А вот это — гордость моей коллекции,— заявил миллионер с неотразимой улыбкой, указывая на видавший виды старенький шестизарядник калибра 0,44 в застекленной витрине.
— Прошу прощения, мистер Карстерс,— в дверях появился высокий лысеющий дворецкий. Второй наиболее выгодный жених Соединенных Штатов Америки лучезарно улыбнулся, полагая, что в любом случае ничто не сможет нарушить его заманчивых планов на этот вечер.
— Прошу прощения, сэр, за вторжение,— в замешательстве продолжал обычно хладнокровный прислужник,— но вам только что передали весьма необычное сообщение по телефону. Звонивший уверял, что речь идет о жизни и смерти.
Карстерс, точно добродушный тигр, довольно ухмыльнулся и в один присест осушил свой бокал. Шведская танцовщица поняла, что хозяин дома заинтригован.
— И в чем же суть сообщения, Родмен? — спросил коллекционер оружия.
Ливрейный лакей вздохнул, покачав головой, вытащил из кармана клочок бумаги и вперил в него взгляд.
— Может быть, это розыгрыш, сэр, в таком случае я прошу прощения. Если я правильно понял, то вот что вам передали. Цитирую: «Дядя Чарльз потерял азторучку. Приезжай на ферму. Четверг. В девятнадцать ноль-ноль. Условия: черное». Конец цитаты. Я спросил, кто звонит,— предваряя вопрос хозяина, поспешил добавить слуга,— и вам просили передать, что звонила Мария Антуанетта.
— Но звонил мужчина,— заявил Карстерс.
Он не.спрашивал. Он и так знал.
— Да, мужчина. Это что, какая-то игра, сэр? — спро сил озадаченный дворецкий.
— Ну, в общем, да,— задумчиво произнес коллекционер оружия.— Хотя вряд ли многие согласились бы со мной. Причем многие из тех, кто согласился бы, уже мертвы.
Балерина заморгала, ие понимая, что все это значит. Карстерс подошел к бару и смешал еще две порции великолепного мартини. Он поставил серебряный шейкер, замер на мгновение, о чем-то размышляя, и улыбнулся:
— Дядя Чарльз потерял свою авторучку. Так, так, так,— произнес он, не обращаясь ни к кому конкретно, и, взяв бокалы, направился к красивой блондинке.
— Пи-Ти, Пи-Ти, что это такое? — спросила она. Коллекционер, обнажив великолепные зубы, одарил ее своей знаменитой улыбкой, которая не раз появлялась на обложке журналов «Лайф», «Эсквайр» и «Пари-матч», и потом обезоруживающе пожал своими изумительными плечами.
— Как было сказано, речь идет о жизни и смерти, дорогая,— ответил он.— Вот и все — и ничего более.
Миллионер сделал три шага к стене, остановился и произнес: «Спасибо, Родмен». Дворецкий в ту же секунду удалился, а Карстерс подумал, что надо бы извлечь металлический зеленый чемодан. Она все равно не догадается, что там, рассудил он, и поэтому нажал на деревянную панель обшивки стены. И вдруг — как в старых боевиках — стена отъехала вглубь. Он запустил руку В образовавшийся проем и достал запыленный металлический чемодан зеленого цвета. Гостья не спускала с него глаз.
— Позвольте вам объяснить,— сказал Карстерс, глядя на нее тем странным своим взглядом, в котором соединялись угрюмость и озорство.— У меня нет никакого дяди Чарльза, но меня весьма беспокоит судьба его авторучки. Я-то думал, что она давно потеряна, и безвозвратно, но вот старушка Мария Антуанетта нашла ее. Поэтому мне необходимо завтра же уехать.
— Но вы дали обещание прийти завтра на мое вечернее выступление! — запротестовала гостья.
Теперь требовалось срочно, уладить возникшую неувя-зочку, но это ему не составит труда, ибо если и были на снеге три вещи, с которыми у П. Т. Карстерса никогда не
возникало затруднений, то две из них имели самое непосредственное отношение к женщинам. И сейчас он точно знал, что надо делать.
— Мне очень жаль, дорогая,— очень убедительно сказал он, наклонился к ней и поцеловал. Потом взглянул в ее сияющие глаза и покачал головой в знак нескрываемого огорчения. Эта добрая душевная женщина не играла с ним, в ней не было ни грана фальши, но была какая-то неукротимая звериная страстность, столь же безошибочно угадываемая в ней, сколь и манящая. Он снова ее поцеловал, теперь продолжительнее, потом крепче обнял и нежно приласкал. Она подалась к нему и стала медленно тереться о его бедро. Глаза у нее были широко раскрыты и оставались такими на протяжении последующих восьмидесяти минут, в течение которых они занимались любовью. Они покинули постель лишь в десять вечера и, покончив с бренди, в первом часу,ночи вновь возлегли на ложе любви. Когда она пробудилась на следующее утро в одиннадцать, на ее заспанном лице все еще сияла улыбка, и она увидела, что он сидит на краю кровати и наблюдает за ней нежным взором.
Поцелуи, объятия, пожелания доброго утра.
— Тебе правда надо ехать? — спросила она.
— Дело чести. У меня нет выбора,— заявил он будничным тоном, не терпящим возражений.
— Ты удивительный человек,— произнесла она, но в ее голосе не было ни тени мольбы.
— Возможно, но когда-то я был много хуже. Это так, между прочим,— признался он грустно, разглядывая ее соблазнительные формы.— В молодости я, знаешь ли, не без успеха грабил банки, я был вором и преступником.
Она рассмеялась. У этих американцев такое восхитительно мрачное чувство юмора.
— Я не шучу,— настаивал ее красивый любовник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82