Уиллистон и Гилман уже почти
поравнялись с ним, когда до них дошло, что он тут делает.Стоит на «стреме».Он стоял на «стреме», а двое других парней пытались фомкой вскрыть замок грузового отсека фургона.
— Бери этого! — крикнул вермонтец, рванувшись к фургону.
Воры обернулись, увидели приближающегося Уиллистона и выругались.
— Поберегись, чмыш! — предупредил его здоровенный парень с фомкой.
— Будет бо-бо! — добавил второй.
Он помахал левой рукой: сверкнуло лезвие ножа.
В этот момент парень, стоявший на «стреме», пустился наутек, и Гилман повернулся как раз в тот момент, когда Уиллистон перехватил руку с зажатой в кулаке фомкой, которой ему. намеревались раскроить череп. Профессор сделал обманное движение, потом ложный замах левой и низко пригнулся под взметнувшейся над его головой во второй раз стальной фомкой. Потом произошло несколько событий, которые развивались стремительно и в ошеломительной, но строго логической последовательности — логической для любого слушателя спецкурса УСО по рукопашному бою или спецсеминара по «бесшумному убийству».
Все было выполнено без усилий, классически правильно, словно по учебнику. Через тридцать секунд — ну, может, двадцать — парень с фомкой лежал на тротуаре. Запястье руки, которая только что сжимала инструмент взломщика, было сломано, ключица — в аналогичном состоянии, голова кровоточила в двух местах, а сокрушительный удар в- солнечное сплетение заставил его беспомощно скорчиться. Его сообщник все эти тридцать — или двадцать — секунд пытался выбрать удачную позицию для атаки, но, увидев поверженного приятеля, запаниковал.
Он рванулся вперед, высоко вздернув над головой нож.
— Энди! — крикнул Гилман.
Худощавый профессор развернулся на каблуках, изящно переломился пополам — и ударил. Нож отлетел в сторону. Еще удар. Человек вскрикнул — его рука онемела от страшного удара. Еще удар. Что-то сломалось. Удар. Теперь хрустнула челюсть и зашатались зубы. Еще удар. Уиллистон пользовался кулаками как
молотами, но с безошибочной точностью хирурга-убийцы. Он точно знал, куда бить или, во всяком случае, он бил так, как его учили. Создавалось такое впечатление, что это было не избиение, а хорошо отрепетированный танец.
И вдруг Гилман понял, что дальше последует серия приемов каратэ.
— Энди! Не убивай его! Не надо!
Уиллистон замер в раздумье, и его жертва рухнула в водосточную канаву. Профессор, тяжело дыша, огляделся по сторонам.
— Да я и не собирался его убивать,— стал он убеждать приятеля.— Согласен, я бил его чисто рефлекторно, все так, кстати, не так уж плохо после столь долгого перерыва! — но я точно не собирался его убивать. Я же не совсем с ума сошел.
Гилман осмотрел оба тела, присел над громилой и, обшарив его пиджак, нашел то, что искал.
— Так я и думал,— заявил человек, который никогда не ошибался, и поднял шприц.— Наркаши, «иглотерапевты», вышли на дело: чистят автомобили в поисках чего-нибудь, что можно загнать, а на вырученные бабки купить себе наркоты.
Уиллистон кивнул.
— Идиоты,— сказал он мягко.— Какие же мы идиоты, что поставили фургон здесь — тут же полным-полно наркашей. Впрочем, напрасно я этих двоих так отдубасил. Пожалуй, надо за собой следить. Это Пи-Ти должен занимать у нас должность почетного маньяка-убийцы, а не я.
После этих слов он внимательно огляделся по сторонам.
— Пора нам сматываться, Сэмми,— сказал он.— Вряд ли нам стоит разбираться с полицией по поводу этих двух ублюдков.
Они обменялись рукопожатием, и вскоре Гилман уже мчался по направлению к лесному убежищу. Поездка по главному шоссе штата Нью-Йорк прошла без происшествий. При скорости шестьдесят миль в час ветерок, врывавшийся в открытое окно, освежал водителя и делал его путешествие приятным. Гилман добрался до «Преисподней» около трех утра, приблизительно за полчаса до того мгновения, когда беспокойного и глубокомысленного профессора Эндрю Уиллистона наконец-то сморил сон в душном городе Нью-Йорке.
В пятницу перед полуднем в «Преисподней» зазвонил телефон — этот номер не был зарегистрирован ни в одном телефонном справочнике, и Карстерс снял трубку.
— Это говорят из издательства «Даблдей»,— произнес мужской голос— Вы просили связаться с вами по поводу иллюстрированных альбомов о Гражданской войне, который вы у нас заказывали.
— У вас полный комплект? — спросил коллекционер оружия.
— Да, сэр, и мы вышлем их экспресс-авиапочтой, как вы и просили. Посылка будет доставлена в аэропорт Олбани рейсом «Аллеганы», который прибывает сегодня в шесть десять вечера.
— Позвольте узнать регистрационные номера бандеролей.
— Разумеется. 322-9199-7755.
— Благодарю вас за отличное обслуживание,— церемонно заявил второй наиболее выгодный жених Соединенных Штатов и положил трубку.
Потом он обернулся к Арболино.
— Энди скоро будет. Прилетает вечером. Нам надо встретить его в аэропорту в шесть десять,— объявил Карстерс.
— Какие успехи?
Миллионер широко улыбнулся и помахал в воздухе двумя разведенными пальцами, символизирующими победу.
— В десятку. Говорит, полный комплект. Все идет как по маслу.
Выражение лица Уиллистона, когда он вошел в дом, похоже, подтверждало оценку Карстерса. Его поприветствовали загорелые крепкие парни; в его глазах сияла нескрываемая гордость.
— Моя троица аналитиков выполнила свое задание с блеском,— сказал он, поставил на стол пухлый саквояж и довольно похлопал по нему ладонью.;— Плод любви.
— А я-то думал, плод денег — моих денег! — поддразнил его Карстерс.
— Нет, тут все дело в любви. Возвышенной любви. Все дело в любовной интриге между голодными студентами и перспективой получить наличные,— объяснил профессор.— Это, знаете ли, неодолимая страсть, всесжигающая страсть. Ромео и Джульетта, Цезарь
и Клеопатра, Ричард Никсон и его песик Чекере — ничто в сравнении с этой страстью. Сами увидите — вот только я поужинаю.
Он переоделся в комбинезон — это была их полевая форма, быстро поел и стал расспрашивать остальных об их достижениях. В восемь ноль пять он допил кофе и раскрыл саквояж, набитый зелеными папками сенатских слушаний, пластиковыми папками с ксерокопиями докладных записок, пухлыми скоросшивателями с газетными вырезками и фотографиями. Кроме того, содержимое саквояжа дополняла серо-голубая тетрадка.
— Предварительный рапорт об условиях осуществления операции «Молот»,— важно объявил он и раскрыл тетрадь.— Краткое описание и анализ данных о «зоне выброски» и о силах неприятеля в «запретной зоне».
Его товарищи развалились в креслах, Гилман и Кар-стерс попыхивали сигарами, каскадер просто слушал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
поравнялись с ним, когда до них дошло, что он тут делает.Стоит на «стреме».Он стоял на «стреме», а двое других парней пытались фомкой вскрыть замок грузового отсека фургона.
— Бери этого! — крикнул вермонтец, рванувшись к фургону.
Воры обернулись, увидели приближающегося Уиллистона и выругались.
— Поберегись, чмыш! — предупредил его здоровенный парень с фомкой.
— Будет бо-бо! — добавил второй.
Он помахал левой рукой: сверкнуло лезвие ножа.
В этот момент парень, стоявший на «стреме», пустился наутек, и Гилман повернулся как раз в тот момент, когда Уиллистон перехватил руку с зажатой в кулаке фомкой, которой ему. намеревались раскроить череп. Профессор сделал обманное движение, потом ложный замах левой и низко пригнулся под взметнувшейся над его головой во второй раз стальной фомкой. Потом произошло несколько событий, которые развивались стремительно и в ошеломительной, но строго логической последовательности — логической для любого слушателя спецкурса УСО по рукопашному бою или спецсеминара по «бесшумному убийству».
Все было выполнено без усилий, классически правильно, словно по учебнику. Через тридцать секунд — ну, может, двадцать — парень с фомкой лежал на тротуаре. Запястье руки, которая только что сжимала инструмент взломщика, было сломано, ключица — в аналогичном состоянии, голова кровоточила в двух местах, а сокрушительный удар в- солнечное сплетение заставил его беспомощно скорчиться. Его сообщник все эти тридцать — или двадцать — секунд пытался выбрать удачную позицию для атаки, но, увидев поверженного приятеля, запаниковал.
Он рванулся вперед, высоко вздернув над головой нож.
— Энди! — крикнул Гилман.
Худощавый профессор развернулся на каблуках, изящно переломился пополам — и ударил. Нож отлетел в сторону. Еще удар. Человек вскрикнул — его рука онемела от страшного удара. Еще удар. Что-то сломалось. Удар. Теперь хрустнула челюсть и зашатались зубы. Еще удар. Уиллистон пользовался кулаками как
молотами, но с безошибочной точностью хирурга-убийцы. Он точно знал, куда бить или, во всяком случае, он бил так, как его учили. Создавалось такое впечатление, что это было не избиение, а хорошо отрепетированный танец.
И вдруг Гилман понял, что дальше последует серия приемов каратэ.
— Энди! Не убивай его! Не надо!
Уиллистон замер в раздумье, и его жертва рухнула в водосточную канаву. Профессор, тяжело дыша, огляделся по сторонам.
— Да я и не собирался его убивать,— стал он убеждать приятеля.— Согласен, я бил его чисто рефлекторно, все так, кстати, не так уж плохо после столь долгого перерыва! — но я точно не собирался его убивать. Я же не совсем с ума сошел.
Гилман осмотрел оба тела, присел над громилой и, обшарив его пиджак, нашел то, что искал.
— Так я и думал,— заявил человек, который никогда не ошибался, и поднял шприц.— Наркаши, «иглотерапевты», вышли на дело: чистят автомобили в поисках чего-нибудь, что можно загнать, а на вырученные бабки купить себе наркоты.
Уиллистон кивнул.
— Идиоты,— сказал он мягко.— Какие же мы идиоты, что поставили фургон здесь — тут же полным-полно наркашей. Впрочем, напрасно я этих двоих так отдубасил. Пожалуй, надо за собой следить. Это Пи-Ти должен занимать у нас должность почетного маньяка-убийцы, а не я.
После этих слов он внимательно огляделся по сторонам.
— Пора нам сматываться, Сэмми,— сказал он.— Вряд ли нам стоит разбираться с полицией по поводу этих двух ублюдков.
Они обменялись рукопожатием, и вскоре Гилман уже мчался по направлению к лесному убежищу. Поездка по главному шоссе штата Нью-Йорк прошла без происшествий. При скорости шестьдесят миль в час ветерок, врывавшийся в открытое окно, освежал водителя и делал его путешествие приятным. Гилман добрался до «Преисподней» около трех утра, приблизительно за полчаса до того мгновения, когда беспокойного и глубокомысленного профессора Эндрю Уиллистона наконец-то сморил сон в душном городе Нью-Йорке.
В пятницу перед полуднем в «Преисподней» зазвонил телефон — этот номер не был зарегистрирован ни в одном телефонном справочнике, и Карстерс снял трубку.
— Это говорят из издательства «Даблдей»,— произнес мужской голос— Вы просили связаться с вами по поводу иллюстрированных альбомов о Гражданской войне, который вы у нас заказывали.
— У вас полный комплект? — спросил коллекционер оружия.
— Да, сэр, и мы вышлем их экспресс-авиапочтой, как вы и просили. Посылка будет доставлена в аэропорт Олбани рейсом «Аллеганы», который прибывает сегодня в шесть десять вечера.
— Позвольте узнать регистрационные номера бандеролей.
— Разумеется. 322-9199-7755.
— Благодарю вас за отличное обслуживание,— церемонно заявил второй наиболее выгодный жених Соединенных Штатов и положил трубку.
Потом он обернулся к Арболино.
— Энди скоро будет. Прилетает вечером. Нам надо встретить его в аэропорту в шесть десять,— объявил Карстерс.
— Какие успехи?
Миллионер широко улыбнулся и помахал в воздухе двумя разведенными пальцами, символизирующими победу.
— В десятку. Говорит, полный комплект. Все идет как по маслу.
Выражение лица Уиллистона, когда он вошел в дом, похоже, подтверждало оценку Карстерса. Его поприветствовали загорелые крепкие парни; в его глазах сияла нескрываемая гордость.
— Моя троица аналитиков выполнила свое задание с блеском,— сказал он, поставил на стол пухлый саквояж и довольно похлопал по нему ладонью.;— Плод любви.
— А я-то думал, плод денег — моих денег! — поддразнил его Карстерс.
— Нет, тут все дело в любви. Возвышенной любви. Все дело в любовной интриге между голодными студентами и перспективой получить наличные,— объяснил профессор.— Это, знаете ли, неодолимая страсть, всесжигающая страсть. Ромео и Джульетта, Цезарь
и Клеопатра, Ричард Никсон и его песик Чекере — ничто в сравнении с этой страстью. Сами увидите — вот только я поужинаю.
Он переоделся в комбинезон — это была их полевая форма, быстро поел и стал расспрашивать остальных об их достижениях. В восемь ноль пять он допил кофе и раскрыл саквояж, набитый зелеными папками сенатских слушаний, пластиковыми папками с ксерокопиями докладных записок, пухлыми скоросшивателями с газетными вырезками и фотографиями. Кроме того, содержимое саквояжа дополняла серо-голубая тетрадка.
— Предварительный рапорт об условиях осуществления операции «Молот»,— важно объявил он и раскрыл тетрадь.— Краткое описание и анализ данных о «зоне выброски» и о силах неприятеля в «запретной зоне».
Его товарищи развалились в креслах, Гилман и Кар-стерс попыхивали сигарами, каскадер просто слушал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82