А сегодня вот отложил в сторону все дела и заглянул: очень уж много скопилось в душе всякого балласта, от которого можно очиститься, лишь широко распахнув сердце другу юности.
Диенис, все больше удивляясь, приготовился слушать. А когда Модестас Тялкша с несвойственной ему откровенностью описал свои взаимоотношения с детьми, остановившись на необдуманном решении Эляны выскочить за какого-то часовщика, должна была пройти целая минута, пока, перестав пожимать плечами, мекать и щипать бородку, Томас Диенис наконец открыл рот.
Диенис. Насколько понимаю, Модестас, ты заехал ко мне не только ради этой неприятной исповеди...
Тялкша. У кого нет детей, тому трудно понять, какую сердечную боль испытывают родители, попавшие в мое положение.
Диенис. А чем же исключительно твое положение? В детях разочаровался? В Андрианасе, в Эляне? А я скажу, что Андрианас толковый парень. Эляна тоже. Я хотел бы иметь таких детей, как твои. А если вы ссоритесь, то почему следует считать, что только они, Андрианас и Эляна, виноваты?
Тялкша. А кто еще виноват? Я? Моя жена? Мария? Виноваты, что Андрианас бросил университет и устроился в редакцию, а Лене важнее учебы какой-то парень с сомнительной репутацией? Ты, Томас, все время был на стороне наших детей. На нас с Марией поглядывал искоса, с недоверием, как на каких-то сомнительных элементов, а на наших детей — будто добросердечный опекун на обиженных сироток. Подкупил ты их своим потаканьем, привязал к себе.
а против нас, родителей, настроил, вот теперь и имеем, да, да, имеем, можешь радоваться, да, да, можешь радоваться...
Д и е н и с. Как это — настроил? Зачем ты говоришь чушь, Модестас! О тебе и Марии я вашим детям худого слова не сказал.
Тялкша. Говори теперь на здоровье, да, да, говори...
Д и е н и с. Но я не смел им врать, когда они меня спрашивали, желая проверить то, что уже слышали от других...
Тялкша. Обо мне?
Д и е н и с. Да хоть и о тебе. Иногда мне хотелось оправдать тебя в их глазах, но я этого не делал, опасаясь остаться в лгунах.
Тялкша. Вот именно! Я давно знал, что ты любой ценой стараешься завоевать расположение моих детей. Месть...
Диенис. За что же мне тебе мстить, Модестас? Правда, ты мне подставлял ножку, и не раз, но мне не кажется, что я упал в лужу, потому что правда на моей стороне. А это главное. Нет, не за что мне тебе мстить, Модестас. Наконец, и не по нраву мне, коммунисту, применять такие унизительные методы.
Тялкша. Поверим, да, да, поверим... А что касается твоей так называемой правды и всего другого... не согласимся... Это уже другой разговор! Вопрос убеждений, принципов... Но мы опять начнем клеваться, как два петуха. А я не для того к тебе заехал.
Диенис. Ты какой-то... Может, кофе чашечку выпьешь?
Тялкша. Нет, благодарю, лучше уж таблетку валидола суну под язык... Сердце... Хлопоты, беды, а человек не чугунный, да, да, не чугунный. Поизносились мы, поистрепались, Томас...
Диенис. Так чем же, говори, мог бы тебе помочь?
Тялкша. Мне? Я не за помощью забрался в эту твою дыру, Томас. Просто так. Побалакать... Расслабить нервы... Но вряд ли ты поймешь... Ты-то ведь не отец, не можешь пережить того, что я пережил, потеряв последнего ребенка, потому что Андрианас уже не мой сын. Как и я ему — отец только по фамилии. А Лена... До сих пор была умная девочка, знала свое место, надеялся хоть ее уберечь... Не удалось, ускользает из рук, тоже пойдет, видно, по стопам своего братца. А кажется, так немного надо, чтоб очухалась, поняла, что делает глупости. Если бы ты, Томас, не был равнодушен к судьбе девочки... Она тебя уважает. Посадил бы перед собой, отчитал бы, наставил. Ведь свою жизнь губит, дура!.. Университет не закончен, а она замуж! Хоть бы муж был как муж, а тут... Я тебя не прошу, Томас, просто так говорю, но мне кажется, тебе нетрудно было бы ее образумить. Какой-то Кястас, даже фамилию не запомнил...
Д и е н и с. Аугус. Кястас Аугус.
Т я л к ш а. Вот-вот, Аугус. Хм... странно. Даже фамилию знаешь. Не ты ли их и свел?
Д и е н и с. Эляна в таком возрасте, что за ручку водить уже не приходится. А если все знаю, то потому, что доверяет она мне. Мы ведь ничего друг от друга не скрываем.
Тялкша. Ну и ну. Нету своих детей, так чужих заграбастал.
Д и е н и с. Ты сам их от себя оттолкнул.
Тялкша. Я? Оттолкнул? Хм... Пускай будет так, если тебе это нравится. Но Лена все равно мой ребенок, я не могу позволить, чтоб по своей наивности моя дочь стала женой какого-то Аугуса. Наконец, не фамилия важна — человек. Да, да, человек. А человек из него... грех сказать. Поговаривают, была у него жена. Сбежала. Бабник, пьяница... Не мужа получит она, а горе на несколько лет — пока не разведутся.
Д и е н и с. Откуда ты взял такие сведения об Аугусе? Ничего подобного — этот парень уже четыре года работает у Андрекуса, я худого слова про него не слышал, хотя директор комбината, насколько мне известно, слишком даже придирчив и требователен. Аугус работящий парень, умница, много читает, учится. Из них получится замечательная пара, вот увидишь.
Тялкша. В твоем подчинении несколько тысяч человек ранга этого Аугуса. Неужели ты каждого так хорошо знаешь, что можешь ручаться головой?
Д и е н и с. Стараюсь узнать. Особенно тех, которые так или иначе обращают на себя внимание. Скажем, хоть и этот Аугус.
Тялкша. Пускай будет так, не суть важно... Хм... Так, говоришь, хороший человек этот твой часовщик, и ничего нельзя сделать?
Диенис жестко смотрит из-под увядших век Тялкшу, который заерзал на стуле, словно собираясь вставать.
— Нет, уже нельзя, Модестас,— говорит он любезно, но с оскорбительным сожалением улыбаясь в бородку. — Они начали всю эту историю, пускай они и кончают.
— Они? Лена с этим Аугусом?
— Да, Модестас. У тебя будут красивые внуки. . Тялкша свесил голову, тусклый взгляд ползает по
полу, припадая к торчащим из-под стола ногам Дие-ниса. Злость берет и стыдно. Стыдно за свое бессилие, за неумение выразить мысль так, чтоб было ясно, убедительно и благопристойно.
— Почему нельзя? — мямлит в воротник, стараясь проглотить клейкую слюну.—Ты мог бы, мог бы... Нужны только желание и добрая воля, Томас... желание и добрая воля... желание и добрая воля... желание и...—Поперхнулся, задохнувшись. Во рту стало сухо и приторно, мелькнула пугающая мысль, что сейчас его вытошнит, не успеет даже выбежать из кабинета.
— Желание и добрая воля? — Диенис резко встал. Небольшого роста, мелкого сложения, но Тялкше он показался великаном до самого потолка. — Я понимаю тебя, Модестас. Эти твои невинные слова, и вообще... Хорошо понимаю! Ты бы хотел, чтобы я посадил перед собой Эляну, наговорил ей про Кястаса всяких небылиц. Напугал, заставил бы девушку посмотреть на своего любимого твоими глазами: и правда жуткий тип, только свою жизнь загублю, выйдя за такого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Диенис, все больше удивляясь, приготовился слушать. А когда Модестас Тялкша с несвойственной ему откровенностью описал свои взаимоотношения с детьми, остановившись на необдуманном решении Эляны выскочить за какого-то часовщика, должна была пройти целая минута, пока, перестав пожимать плечами, мекать и щипать бородку, Томас Диенис наконец открыл рот.
Диенис. Насколько понимаю, Модестас, ты заехал ко мне не только ради этой неприятной исповеди...
Тялкша. У кого нет детей, тому трудно понять, какую сердечную боль испытывают родители, попавшие в мое положение.
Диенис. А чем же исключительно твое положение? В детях разочаровался? В Андрианасе, в Эляне? А я скажу, что Андрианас толковый парень. Эляна тоже. Я хотел бы иметь таких детей, как твои. А если вы ссоритесь, то почему следует считать, что только они, Андрианас и Эляна, виноваты?
Тялкша. А кто еще виноват? Я? Моя жена? Мария? Виноваты, что Андрианас бросил университет и устроился в редакцию, а Лене важнее учебы какой-то парень с сомнительной репутацией? Ты, Томас, все время был на стороне наших детей. На нас с Марией поглядывал искоса, с недоверием, как на каких-то сомнительных элементов, а на наших детей — будто добросердечный опекун на обиженных сироток. Подкупил ты их своим потаканьем, привязал к себе.
а против нас, родителей, настроил, вот теперь и имеем, да, да, имеем, можешь радоваться, да, да, можешь радоваться...
Д и е н и с. Как это — настроил? Зачем ты говоришь чушь, Модестас! О тебе и Марии я вашим детям худого слова не сказал.
Тялкша. Говори теперь на здоровье, да, да, говори...
Д и е н и с. Но я не смел им врать, когда они меня спрашивали, желая проверить то, что уже слышали от других...
Тялкша. Обо мне?
Д и е н и с. Да хоть и о тебе. Иногда мне хотелось оправдать тебя в их глазах, но я этого не делал, опасаясь остаться в лгунах.
Тялкша. Вот именно! Я давно знал, что ты любой ценой стараешься завоевать расположение моих детей. Месть...
Диенис. За что же мне тебе мстить, Модестас? Правда, ты мне подставлял ножку, и не раз, но мне не кажется, что я упал в лужу, потому что правда на моей стороне. А это главное. Нет, не за что мне тебе мстить, Модестас. Наконец, и не по нраву мне, коммунисту, применять такие унизительные методы.
Тялкша. Поверим, да, да, поверим... А что касается твоей так называемой правды и всего другого... не согласимся... Это уже другой разговор! Вопрос убеждений, принципов... Но мы опять начнем клеваться, как два петуха. А я не для того к тебе заехал.
Диенис. Ты какой-то... Может, кофе чашечку выпьешь?
Тялкша. Нет, благодарю, лучше уж таблетку валидола суну под язык... Сердце... Хлопоты, беды, а человек не чугунный, да, да, не чугунный. Поизносились мы, поистрепались, Томас...
Диенис. Так чем же, говори, мог бы тебе помочь?
Тялкша. Мне? Я не за помощью забрался в эту твою дыру, Томас. Просто так. Побалакать... Расслабить нервы... Но вряд ли ты поймешь... Ты-то ведь не отец, не можешь пережить того, что я пережил, потеряв последнего ребенка, потому что Андрианас уже не мой сын. Как и я ему — отец только по фамилии. А Лена... До сих пор была умная девочка, знала свое место, надеялся хоть ее уберечь... Не удалось, ускользает из рук, тоже пойдет, видно, по стопам своего братца. А кажется, так немного надо, чтоб очухалась, поняла, что делает глупости. Если бы ты, Томас, не был равнодушен к судьбе девочки... Она тебя уважает. Посадил бы перед собой, отчитал бы, наставил. Ведь свою жизнь губит, дура!.. Университет не закончен, а она замуж! Хоть бы муж был как муж, а тут... Я тебя не прошу, Томас, просто так говорю, но мне кажется, тебе нетрудно было бы ее образумить. Какой-то Кястас, даже фамилию не запомнил...
Д и е н и с. Аугус. Кястас Аугус.
Т я л к ш а. Вот-вот, Аугус. Хм... странно. Даже фамилию знаешь. Не ты ли их и свел?
Д и е н и с. Эляна в таком возрасте, что за ручку водить уже не приходится. А если все знаю, то потому, что доверяет она мне. Мы ведь ничего друг от друга не скрываем.
Тялкша. Ну и ну. Нету своих детей, так чужих заграбастал.
Д и е н и с. Ты сам их от себя оттолкнул.
Тялкша. Я? Оттолкнул? Хм... Пускай будет так, если тебе это нравится. Но Лена все равно мой ребенок, я не могу позволить, чтоб по своей наивности моя дочь стала женой какого-то Аугуса. Наконец, не фамилия важна — человек. Да, да, человек. А человек из него... грех сказать. Поговаривают, была у него жена. Сбежала. Бабник, пьяница... Не мужа получит она, а горе на несколько лет — пока не разведутся.
Д и е н и с. Откуда ты взял такие сведения об Аугусе? Ничего подобного — этот парень уже четыре года работает у Андрекуса, я худого слова про него не слышал, хотя директор комбината, насколько мне известно, слишком даже придирчив и требователен. Аугус работящий парень, умница, много читает, учится. Из них получится замечательная пара, вот увидишь.
Тялкша. В твоем подчинении несколько тысяч человек ранга этого Аугуса. Неужели ты каждого так хорошо знаешь, что можешь ручаться головой?
Д и е н и с. Стараюсь узнать. Особенно тех, которые так или иначе обращают на себя внимание. Скажем, хоть и этот Аугус.
Тялкша. Пускай будет так, не суть важно... Хм... Так, говоришь, хороший человек этот твой часовщик, и ничего нельзя сделать?
Диенис жестко смотрит из-под увядших век Тялкшу, который заерзал на стуле, словно собираясь вставать.
— Нет, уже нельзя, Модестас,— говорит он любезно, но с оскорбительным сожалением улыбаясь в бородку. — Они начали всю эту историю, пускай они и кончают.
— Они? Лена с этим Аугусом?
— Да, Модестас. У тебя будут красивые внуки. . Тялкша свесил голову, тусклый взгляд ползает по
полу, припадая к торчащим из-под стола ногам Дие-ниса. Злость берет и стыдно. Стыдно за свое бессилие, за неумение выразить мысль так, чтоб было ясно, убедительно и благопристойно.
— Почему нельзя? — мямлит в воротник, стараясь проглотить клейкую слюну.—Ты мог бы, мог бы... Нужны только желание и добрая воля, Томас... желание и добрая воля... желание и добрая воля... желание и...—Поперхнулся, задохнувшись. Во рту стало сухо и приторно, мелькнула пугающая мысль, что сейчас его вытошнит, не успеет даже выбежать из кабинета.
— Желание и добрая воля? — Диенис резко встал. Небольшого роста, мелкого сложения, но Тялкше он показался великаном до самого потолка. — Я понимаю тебя, Модестас. Эти твои невинные слова, и вообще... Хорошо понимаю! Ты бы хотел, чтобы я посадил перед собой Эляну, наговорил ей про Кястаса всяких небылиц. Напугал, заставил бы девушку посмотреть на своего любимого твоими глазами: и правда жуткий тип, только свою жизнь загублю, выйдя за такого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121