— Разрешите подарить вам...
Морские дороги свели в Неаполитанском порту два судна: советское и австралийское. Один из пассажиров австралийского судна обратился к советскому капитану с необычной просьбой:
— Моя семья возвращается на Родину, в Советский Союз. У нас билеты через Лондон. Во всех портах мы искали советские суда. Вот здесь встретили. Разрешите перейти к Вам, советский корабль — советская земля...
Теплоход отходил, времени перенести багаж не оставалось, но пассажир готов был перейти и без багажа. В судовом журнале «Литвы» появилась запись о том, что на борт приняты возвращающиеся из Австралии в Советский Союз Иван Николаевич и Вера Ильинична Михайловы, их дети: Анатолий, Василий, Геннадий, Владимир, Софья.
«Здравствуйте, дорогая семья Михайловых! Нас очень радует, что Вы довольны тем, что снова оказались на родной земле, ибо у каждого скитальца, оторванного от родины, мечты одни — о родном огоньке. Очень приятно, что дети все учатся,— это их путь. Жизнь есть путешествие, и мы им всем желаем светлого пути под знаменем их Родины. Иван Николаевич, Вы сейчас находитесь в стране с совершенно противоположным строем, и хотелось бы знать, какую разницу заметили Вы и Ваши дети. Пишу и обращаю внимание на Ваши фотографии: все прекрасно выглядите, желаем Вам быть всегда такими радостными.
Напишите, Иван Николаевич, сколько дней в неделю работаете и сколько часов, дают ли отпуска, как со спецодеждой для рабочих и питанием в столовой на заводе. По получении Вашего письма на другой день встретился с Онуфриенко, сказал, что получил письмо от Вас. Он прибежал без памяти, прочел письмо и страшно расстроился, никак не может поверить, что брат Вася остался в живых. Ко-тенко также получил письмо от Вас и от сына и, вероятно, двинет на Родину. Вы их всех расстроили своими благоразумными письмами и фотографиями. Правда, Иван Николаевич, кум твой Андрей, когда прочел за твою болезнь (гастрит), то он, не понимая, что это слово означает, растараба-нил по своему дурному понятию, что, мол, с тобою разделались. Мы ему объяснили, конечно, что это такое, но ты им такие слова больше не пиши, пиши, если заболеешь, что хворый, и все...»
Трудно пишутся семейные письма. У каждого накопилось столько впечатлений, так много нужно рассказать. Их пугали, что с ними не захотят разговаривать соседи, что детей не примут в школу, а взрослые не найдут работу.
Отложил ручку Иван Николаевич, задумался. Нужно так написать, чтобы человек, оставшийся в далекой, чужой стране, как будто прошел с ним рядом по улице, познакомился с соседями, с товарищами ребятишек в школе, с друзьями на заводе. Чтобы почувствовал ту незримую атмосферу коллективизма, дружбы, к которой быстро привыкаешь и не замечаешь ее.
«Учителя, ученики остаются с Геной, Володей, Соней после уроков, учат их русскому языку. Это называется на общественных началах, то есть бесплатно. Интересуетесь Вы насчет спецовки и питания в рабочей столовой...»
Оформлялись Иван Николаевич и Василий на завод химических реактивов. По условиям производства рабочим выдают здесь молоко. Начальник цеха вручил каждому талон.
— А сколько удержат за это?— спросил Василий, хотя отец и говорил ему, что удерживать ничего не будут.
— Как сколько? Бесплатно.
Василий еще не раз удивлялся, получая оплаченный больничный лист, оплаченный отпуск для сдачи экзаменов — он поступил в 10-й класс школы рабочей молодежи — и потом еще один отпуск: отдохнуть, поправить здоровье.
«Такой закон здесь для рабочего человека. Дети поняли многое, что казалось им непонятным издалека».
На рабочем собрании один из слесарей раскритиковал механика.
— Он же завтра даст тебе плохую работу!— встревожился Иван Николаевич и, увидев, что сам механик улыбнулся его словам, засмеялся со всеми.
«...Так что не бойтесь, дорогие, и не слушайте никого, возвращайтесь на Родину. Миша и Вера, вы оба имеете специальности, а если бы даже не имели, вас бы научили, как научили Васю. А Феликс будет учительствовать. Если там не верят, что Толя учительствует, то он высылает справку...» Мы видели эту единственную в своем роде справку. «Дана Михайлову Анатолию Ивановичу в том, что он действительно работает в школе-интернате № 1 г. Донецка в должности учителя английского языка. Справка дана для предъявления в Австралии».
Можно представить, как ее рассматривали там — в русской колонии, в русском клубе. Из писем Онуфриенко домой:
«Прекрасная пора — весна, особенно на Полтавщине. Так не хватает ее здесь.
Будет здесь московский цирк, но цирк нас не очень интересует, да и билеты дорогие — нужно день работать на два билета».
«Недавно Маруся принесла котенка, теперь у нее ноги по-шкрябаны так, будто она рвала ежевику в наших кустах, там, где Ворскла впадает в Днепр».
«Сейчас осень прекрасная — везде зелено, но лучше, чем на Украине, нигде нет. Есть у нас свой огородик. Представьте себе: делянка метр на метр. Я посадил по уголкам четыре куста огурцов, и уже имели больше 50 свежих зеленых огурцов. Еще и посолили немного в ведре с укропом, вышневыми листьями, хреном, перцем и чесноком, так как солили когда-то дома. Как это ни удивительно, в Австралии соленые огурцы, черный хлеб, селедка — редкостные деликатесы».
«В этом году первое ноября выпало на воскресенье, так же, как в 1942-м, когда нас везли в Германию. Я никогда не
забуду, как во дворе бывшего колхоза стояли подводы, как мы садились и ехали, думая, что уезжаем на полгода. А вышло столько лет!
Живем по-старому. Счастливы, что выплатили за дом. Этой радости вам не понять, ведь вы живете в других условиях...
Дети говорят по-английски, по-украински все путают: «Мама, я хочу еще одну вареник», «Я буду возле тот угла...»
Я бы просил вас не очень рассказывать о нас, о нашей жизни, потому что есть разные люди и по-разному все понимают. Оказались мы за границей не с добра — ты это хорошо знаешь. И знаешь, что было потом — в час войны и в первые годы после войны. Чувства преобладали над разумом, а когда в конце концов разум взял верх над чувствами,много чего было сделано под горячую руку — бесповоротно.
Об этом не буду много писать, об этом лучше меня написал Леонид Первомайский.
Родную землю, родных людей мы любим и желаем всем добра и спокойствия».
Этот раскаялся. «Хитрец» же, как называли его сообщники, затаил злобу и ненависть в себе.
ИЗ АВТОБИОГРАФИИ, 1952 г.
«Я, Шкабарницкий Михаил Данилович, родился в ноябре 1922 года в г. Стрый Дрогобычской области в семье рабочих, по национальности украинец.
До 1930 г. родители чернорабочие. Отец с сентября 1939 по июль 1941 г. работал председателем сельсовета в с. Метенев Зборовского района Тернопольской области. В сентябре 1941 года отец убит украинско-немецкими националистами (бандитами)».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111