легче станет».
Вот я и пишу.
Эх, Костя, Костя...
Сколько лет прошло, а забыть не могу. Не пропала, видишь. А забыть не могу...»
Однажды в Праге мы пришли на квартиру к Надежде Павловне на чай, чтобы провести, как она предложила, вечер, посвященный памяти Льва Толстого.
И начался вечер необычно.
— Толстой. С чего же начать?— Надежда Павловна задумалась.— Как много я слышала о Толстом от Кости!
— Найдича?
— От него. Знаете, давайте вспомним об этом мятущемся нашем соотечественнике. В него была влюблена по уши моя сестра, забрасывала его своими письмами-посланиями.
Она усадила нас в уютной старинной столовой и стала угощать чаем.
— Костя... Сестра встретила его в то далекое время в По-рхове, во время вакаций. Костя был студентом-медиком. Он был высокий, стройный брюнет с небольшими усами. Очень красивый, с прекрасными благородными манерами, но какой-то необычный, не такой, как все. Моя сестра влюбилась в Костю так, что когда он приходил к нам обедать, то у моей бедной Веры дрожали от волнения руки. Костя пел и прекрасно играл на гитаре. Я помню одну песню, где говорилось о встрече влюбленных в фатальный час.
— «В час роковой, когда встретил тебя».
— Да! Да! Эту песню пел Костя, а моя сестра умирала от любви.
— Почему же она не вышла за него замуж?
— Почему? Потому что Костя ничем не хотел себя связывать. Его нельзя было удержать, он был как ветер. Он не любил мою Веру, он ее уважал, она ему нравилась, но он ее не любил. Костя объяснял нам, что представляет из себя характер русского человека. Если русский полюбит, то становится помешанным, говорил Костя, если рассердится, то горе его врагу, а если к нему приходят гости, то...
После паузы:
— О боже, да ведь это стихотворение другого Толстого — Алексея Константиновича:
Коль любить, так без рассудку, Коль грозить, так не па шутку, Коль ругнуть, так сгоряча, Коль рубнуть, так уж сплеча! Коли спорить, так уж смело, Коль карать, так уж за дело, Коль простить, так всей душой, Коли пир — так пир горой!
— Как удивительно, что вспомнились сейчас эти слова,— радовалась Надежда Павловна. Костя, по-видимому, был одним из самых ярких воспоминаний в ее жизни.— Знаете, Костя ничего не боялся. Мы жили в очень высоком доме. На рождество у нас с сестрой был большой прием — коктейли, кушанье, шампанское... Костя пленил всех наших подруг: он целовал им руки, говорил комплименты, пел, играл на гитаре, плясал очень страшный танец с двумя громадными но-
жами, которыми режут ростбиф. Наконец, Костя пошел на пари с нашим глухонемым братом Робертом, пари заключа лось в том, что Костя вскочил на подоконник и, держась правой рукой за раму, выбросил весь свой корпус наружу, параллельно подоконнику. Все наши гости замерли, моя сестра лишилась чувств, а Костя как ни в чем не бывало спрыгнул с подоконника и получил от моего брата денежную купюру. Костя свернул этот билет в трубочку и зажег, чтобы закурить о него сигарету. Костя! Как можно забыть такого человека! Моя сестра плакала день и ночь, когда Костя отказался на ней жениться.
— Но почему ему не нравилась ваша сестра? Надежда Павловна вздохнула.
— Костя был глубоко артистической натурой, он был, как мы говорим, «благородный дикарь». Ему было скучно с Верой, хотя моя бедняжка умна, красива, воспитанна. Вера ничем не могла развлечь Костю. Вы человек не моей породы, говорил он, я должен поклоняться женщине как кумиру, а вы не вызываете во мне поклонения. Вы верите в женскую независимость, вы ревнуете, когда я целую дамам руки или говорю им комплименты на свой лад. Вы меня не понимаете! Когда я пошел звонить в колокола нашей церкви, вы были сконфужены. Нет, Вера, мы никогда не поймем друг друга! Если нам трудно бывает — пишите, как и я, дневник: легче станет. Дневник, а не письма. Дневник — это убежище человека...
— Что же дальше случилось?
— Что случилось дальше? Костя уехал. Моя сестра вышла замуж за экономиста. Но личная жизнь ее так и не удалась. Она осталась с братьями и мамой. Она никогда не могла забыть Костю и признавалась в письмах мне, что за всю свою жизнь она любила только его.
Вот таким был этот Костя, всегда напоминавший мне толстовского Долохова...
ГЛАВА 4
ЧЕРНАЯ ПАПКА
С КРЕСТОМ
И СВАСТИКОЙ
Это небольшая по своему объему папка, в верхнем правом углу которой стоит пометка «Дневник — роз! 5кпр1ит». Значит, Костя дописывал задним числом отдельные страницы, а может, и вообще написал этот дневник много лет спустя после изображаемых событий, идя, так сказать, по их
следам.
Мы тоже решили пойти по следам отдельных событий. Но прежде чем обратиться к «Дневнику — постскриптум», предварим его необходимым предисловием. И в дальнейшем, читая записи Найдича, мы сочли необходимым комментировать их, приводя дополнительные документы из пражских архивов, размышляя и отступая от хроникального изложения документов.
Заняв Чехословакию, гитлеровцы пропели операцию «Гитлер» («Решетка»). В течение суток по спискам, полученным заранее у чешской полиции, они арестовали тысячи коммунистов, членов Общества дружбы с Советским Союзом, профсоюзных активистов, прогрессивно настроенных русских
эмигрантов. В гестапо, разместившееся в известном по «Репортажу с петлей на шее» дворце Печека (это здание близ театра имени Сметаны крупный банкир Печек выстроил в начале двадцатых годов для своего банка), зачастили доносчики, националисты, белоказаки.
Одного из них принял Бем. Поигрывая пистолетом, с которым он никогда не разлучался, читал заявление, написанное на плохом немецком языке.
«Прошу многоуважаемое гестапо обратить внимание на инженера Попова Леонида, который всегда обожествлял Масарика и Бенеша.
Козинский Олекса во время празднования чехами Первого мая нес красное знамя и пел «Интернационал». Во время чешской мобилизации был в самозваном украинском представительстве, которое передало властям меморандум о готовности украинцев защищать мировую демократию. При разговоре однажды сказал, что немцы не захватят республику, для этого у них, мол, руки коротки. Написал статью «Украинские рабочие — друзья пролетариев всего мира»
Сотник Владимир — защитник интернационала Имел связи с сенатором Соунуном и коммунистическим доктором Нед ведом...
Шиянив Яков при занятии Судет говорил, что раздирается республика, имел связи с каменщиком Шульгиным, который в 1932 г. во Франции пытался организовать легион против немцев.
Бескровная Олена ненавидит все немецкое. После оккупа ции страшно ругала имперского канцлера. Лучше о ней зна ет представитель кубанских казаков инженер Федоров
Кочергины Дмитрий и Надежда. Друг их дома Константин Найдич. Симпатизируют Советам».
Антифашистское подполье только формировалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Вот я и пишу.
Эх, Костя, Костя...
Сколько лет прошло, а забыть не могу. Не пропала, видишь. А забыть не могу...»
Однажды в Праге мы пришли на квартиру к Надежде Павловне на чай, чтобы провести, как она предложила, вечер, посвященный памяти Льва Толстого.
И начался вечер необычно.
— Толстой. С чего же начать?— Надежда Павловна задумалась.— Как много я слышала о Толстом от Кости!
— Найдича?
— От него. Знаете, давайте вспомним об этом мятущемся нашем соотечественнике. В него была влюблена по уши моя сестра, забрасывала его своими письмами-посланиями.
Она усадила нас в уютной старинной столовой и стала угощать чаем.
— Костя... Сестра встретила его в то далекое время в По-рхове, во время вакаций. Костя был студентом-медиком. Он был высокий, стройный брюнет с небольшими усами. Очень красивый, с прекрасными благородными манерами, но какой-то необычный, не такой, как все. Моя сестра влюбилась в Костю так, что когда он приходил к нам обедать, то у моей бедной Веры дрожали от волнения руки. Костя пел и прекрасно играл на гитаре. Я помню одну песню, где говорилось о встрече влюбленных в фатальный час.
— «В час роковой, когда встретил тебя».
— Да! Да! Эту песню пел Костя, а моя сестра умирала от любви.
— Почему же она не вышла за него замуж?
— Почему? Потому что Костя ничем не хотел себя связывать. Его нельзя было удержать, он был как ветер. Он не любил мою Веру, он ее уважал, она ему нравилась, но он ее не любил. Костя объяснял нам, что представляет из себя характер русского человека. Если русский полюбит, то становится помешанным, говорил Костя, если рассердится, то горе его врагу, а если к нему приходят гости, то...
После паузы:
— О боже, да ведь это стихотворение другого Толстого — Алексея Константиновича:
Коль любить, так без рассудку, Коль грозить, так не па шутку, Коль ругнуть, так сгоряча, Коль рубнуть, так уж сплеча! Коли спорить, так уж смело, Коль карать, так уж за дело, Коль простить, так всей душой, Коли пир — так пир горой!
— Как удивительно, что вспомнились сейчас эти слова,— радовалась Надежда Павловна. Костя, по-видимому, был одним из самых ярких воспоминаний в ее жизни.— Знаете, Костя ничего не боялся. Мы жили в очень высоком доме. На рождество у нас с сестрой был большой прием — коктейли, кушанье, шампанское... Костя пленил всех наших подруг: он целовал им руки, говорил комплименты, пел, играл на гитаре, плясал очень страшный танец с двумя громадными но-
жами, которыми режут ростбиф. Наконец, Костя пошел на пари с нашим глухонемым братом Робертом, пари заключа лось в том, что Костя вскочил на подоконник и, держась правой рукой за раму, выбросил весь свой корпус наружу, параллельно подоконнику. Все наши гости замерли, моя сестра лишилась чувств, а Костя как ни в чем не бывало спрыгнул с подоконника и получил от моего брата денежную купюру. Костя свернул этот билет в трубочку и зажег, чтобы закурить о него сигарету. Костя! Как можно забыть такого человека! Моя сестра плакала день и ночь, когда Костя отказался на ней жениться.
— Но почему ему не нравилась ваша сестра? Надежда Павловна вздохнула.
— Костя был глубоко артистической натурой, он был, как мы говорим, «благородный дикарь». Ему было скучно с Верой, хотя моя бедняжка умна, красива, воспитанна. Вера ничем не могла развлечь Костю. Вы человек не моей породы, говорил он, я должен поклоняться женщине как кумиру, а вы не вызываете во мне поклонения. Вы верите в женскую независимость, вы ревнуете, когда я целую дамам руки или говорю им комплименты на свой лад. Вы меня не понимаете! Когда я пошел звонить в колокола нашей церкви, вы были сконфужены. Нет, Вера, мы никогда не поймем друг друга! Если нам трудно бывает — пишите, как и я, дневник: легче станет. Дневник, а не письма. Дневник — это убежище человека...
— Что же дальше случилось?
— Что случилось дальше? Костя уехал. Моя сестра вышла замуж за экономиста. Но личная жизнь ее так и не удалась. Она осталась с братьями и мамой. Она никогда не могла забыть Костю и признавалась в письмах мне, что за всю свою жизнь она любила только его.
Вот таким был этот Костя, всегда напоминавший мне толстовского Долохова...
ГЛАВА 4
ЧЕРНАЯ ПАПКА
С КРЕСТОМ
И СВАСТИКОЙ
Это небольшая по своему объему папка, в верхнем правом углу которой стоит пометка «Дневник — роз! 5кпр1ит». Значит, Костя дописывал задним числом отдельные страницы, а может, и вообще написал этот дневник много лет спустя после изображаемых событий, идя, так сказать, по их
следам.
Мы тоже решили пойти по следам отдельных событий. Но прежде чем обратиться к «Дневнику — постскриптум», предварим его необходимым предисловием. И в дальнейшем, читая записи Найдича, мы сочли необходимым комментировать их, приводя дополнительные документы из пражских архивов, размышляя и отступая от хроникального изложения документов.
Заняв Чехословакию, гитлеровцы пропели операцию «Гитлер» («Решетка»). В течение суток по спискам, полученным заранее у чешской полиции, они арестовали тысячи коммунистов, членов Общества дружбы с Советским Союзом, профсоюзных активистов, прогрессивно настроенных русских
эмигрантов. В гестапо, разместившееся в известном по «Репортажу с петлей на шее» дворце Печека (это здание близ театра имени Сметаны крупный банкир Печек выстроил в начале двадцатых годов для своего банка), зачастили доносчики, националисты, белоказаки.
Одного из них принял Бем. Поигрывая пистолетом, с которым он никогда не разлучался, читал заявление, написанное на плохом немецком языке.
«Прошу многоуважаемое гестапо обратить внимание на инженера Попова Леонида, который всегда обожествлял Масарика и Бенеша.
Козинский Олекса во время празднования чехами Первого мая нес красное знамя и пел «Интернационал». Во время чешской мобилизации был в самозваном украинском представительстве, которое передало властям меморандум о готовности украинцев защищать мировую демократию. При разговоре однажды сказал, что немцы не захватят республику, для этого у них, мол, руки коротки. Написал статью «Украинские рабочие — друзья пролетариев всего мира»
Сотник Владимир — защитник интернационала Имел связи с сенатором Соунуном и коммунистическим доктором Нед ведом...
Шиянив Яков при занятии Судет говорил, что раздирается республика, имел связи с каменщиком Шульгиным, который в 1932 г. во Франции пытался организовать легион против немцев.
Бескровная Олена ненавидит все немецкое. После оккупа ции страшно ругала имперского канцлера. Лучше о ней зна ет представитель кубанских казаков инженер Федоров
Кочергины Дмитрий и Надежда. Друг их дома Константин Найдич. Симпатизируют Советам».
Антифашистское подполье только формировалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111