Наконец дорога поднялась на каменистую сопку. Они « пустились по крутому склону к озеру, помыли сапоги и потом направились напрямик к высокой избе, из маленьких окошек которой в осеннюю ночь пробивался слабый красноватый свет. Мать Нины и Васели встретила их на крыльце.
— Милые вы мои, хорошо, что приехали. Чуяла я, будто кто-то шепнул мне, что приедете, не оставите одну... Вот горе-то... А это кто? Темно тут, не признаю...
— Так Мирья же. Елены Петровны дочь.
— Заходи, заходи, доченька. Дай-ка я погляжу на тебя,— заговорила хозяйка,— надо же, как похожа. Вылитая мать. Как она там, Елена Петровна-то?..
Маленькая Сандра спала так крепко, что не услышала, как хлопнула тяжелая дверь. Мать поправила на Сандре одеяльце и вздохнула:
— Взяли у Сандры папу, пришли и забрали.
— За что его? Что они сказали? — спросила Нина, хотя и понимала, что мать знает не больше ее.
— Ничего они не сказали. Зачитали бумагу, мол, распоряжение такое, чтобы арестовать. Велели одеться. Плохого слова нам с Сандрой не сказали. Хотела я дать в дорогу ему еды кое-какой. Говорят, не бойтесь, кормить будут. И увезли. Когда на крыльцо вышли, тогда я и заревела. До того даже слезинки не пролила, ходила как очумелая. Спасибо, что приехали!
Самовар зашумел. Если на душе тяжело, если у человека горе, приглушенное пение самовара в тихой избе словно успокаивает и утешает. Разливая чай, мать рассказывала:
— Вечером бригадир заходил. Спрашивает, чем помочь. Чего мне помогать? Ему, отцу, помощь нужна. А чем бригадир тут помочь может? — Помолчала, подумала, опять заговорила: — А люди теперь хорошие. Вот раньше, когда народ забирали, возьмут кого, так никто не придет, не поможет, боялись все. А теперь, доченька, другие времена — все добра желают. Одного в толк не возьму, почему его забрали.
Ветер на улице усиливался. Сийкаярви зашумело, загрохотало, словно кто-то там передвигал с места на место скалы. Мать подошла к окну и стала всматриваться в темноту, будто могла увидеть, что делается там, на берегу.
— Как бы лодку не сорвало. Надо вытянуть на берег.
— Мы с Васели вытянем,— предложила Нина.— Нет, нет, Мирья, ты сиди.
Когда Нина и Васели вернулись, мать спросила, приступил ли Васели к работе.
— Нет еще,— ответила Нина вместо Васели.— Ему
предлагают пойти помощником тракториста, а он не идет. Не знаю, чего он ждет.
— Так неужто тебе, сынок, в конторе дела не найдется?— удивлялась мать.— Учился ты не меньше, чем те, которые там бумаги марают. Парень ты толковый...
— Ученых и.толковых, муамо, теперь развелось слишком много,— усмехнулся Васели.— Надо же кому-нибудь и дураком быть.
— Брось, Васели, корчить шута,— заговорила Нина.— Ведь сам знаешь, что люди о тебе говорят... Весь поселок...
— Не слишком ли большая честь для меня?
— Мне уже стыдно за тебя. Все спрашивают: почему Васели не работает? Правда. Даже Воронов. Зашла я к нему отпрашиваться сюда. Поезжай, говорит. А потом спрашивает: «А брат твой как? Долго он будет баклуши бить? У нас, говорит, в поселке тунеядцев и бездельников не любят».
Васели вздрогнул:
— Воронов? А кто он такой? И собственно, какое ему дело?
— Он начальник строительства.
— Кому начальник, кому и нет. Если человек в начальство вылез, так он уже имеет право оскорблять людей, так, что ли?
Васели говорил раздраженно, и Нина стала успокаивать брата:
— Васели, ну зачем так. Я сказала ему, что ты только приехал.
Васели был возбужден:
— Я хочу быть самим собой. Понимаете — я хочу быть я. Перед кем я должен отчитываться? Ни перед кем. Человек должен обходиться своей головой, своими руками. Почему же я должен теперь идти спрашивать у всяких Вороновых, как мне жить дальше?
— Не прав ты, Васели,— мягко сказала Нина.— Своей головой, говоришь, своими руками. Когда это ты успел? Детдом тебя вырастил, школа. Немного ты еще в своей жизни работал, чтобы говорить — своей головой, своими руками.
— Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь. Человек живет обществе, общество формирует человека. Один за всех, нее за одного. Читал, слышал, сам говорил. Говорим о личности, а что это значит, вот это еще не дошло до башки...
Васели говорил то по-русски, то по-карельски. Заметив, что Мирья с любопытством слушает рассуждения Васели, Нина стала усиленно угощать ее:
— Ешь, Мирья, ешь. Ты ведь любишь свежую рыбу, Мирья?
— Конечно, люблю. Я же карелка.
— Зря ты, Нина, так набросилась на брата,— стала защищать сына мать.— Он и так обижен. Не дал бог счастья ему. Сиротой рос, без отца и матери. Даже при живой матери,— объяснила она Мирье.— У Нины — другое дело. И отец, и мать. Неродной отец, но хороший, как родной, правда, Нина? И Васели не может плохого слова сказать о нем, правда? Где он, горе мое, что теперь с ним?
Что с ним, с отчимом Нины и Васели, и как теперь матери жить дальше, долго говорили за большим столом просторной избы. Правда, Мирья в беседе участия не принимала. Она сказала, что ей хочется спать, и ей приготовили постель в маленькой комнатке. Дверь оставили открытой, и Мирья могла слушать, что говорят в избе, или просто думать о своем. В этом доме от нее ничего не скрывали.
Кровать была широкая, старинная, пуховые перины, сохранившиеся бог весть с каких времен, мягкие и теплые. Спать Мирье уже расхотелось, и она лежала, стараясь подытожить впечатления этого дня. А день был богат событиями: свадьба, потом разговор с Ниной, поездка сюда.
Васели уже успокоился и говорил вполголоса с матерью. Он обещал устроиться на работу, говорил, что будет помогать матери деньгами.
«Интересные вещи говорил Васели,— размышляла Мирья.— Только зря он так запальчиво. Конечно, он не во всем прав...» В чем именно Васели был прав и в чем не прав, Мирья не могла себе объяснить. «Как это они его называют? Ах, да. Тунеядец,— вспомнила она.— Очень многие о нем говорят плохо. И Ларинен. И даже мама. Разве это преступление — не работать? Ведь не ворует, не спекулирует, живет на свои деньги. Там, в Финляндии, многие не работают. Например, Нийло. Как долго он искал работу и жил на сбережения. А многие ребята и девушки из богатых семей вообще не работают. Но их не презирают. Впрочем, здесь, конечно, другое дело. Ведь здесь нет безработицы. И Васели тоже будет работать, как только найдет дело по душе. Это его право — искать работу по душе». И вдруг Мирья вздрогнула: а что же говорят о ней? Она тоже уже сколько времени не работает. Правда, она учит
ся. Но и другие тоже учатся, работают и учатся одновременно. А она? Чем она лучше Васели? Неужели ее тоже называют — как это? — тунеядец? Или нет, кажется, у русских, когда они говорят о женщине, другое окончание у этого слова. Какое — Мирья так и не вспомнила. Нет, она сюда приехала не для того, чтобы с ней обращались, как с фарфоровой куклой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93