В большие окна струился утренний свет. Джеймс велел снести почти все внутренние стены, оставив лишь несколько маленьких жилых комнат, всё остальное составляло L-образное свободное пространство.
Джеймс не был коллекционером, но унаследовал отцовский вкус. Его жилье представляло собой как бы череду картин, предназначенных для любования. Всякий раз, навещая брата, Картер сперва огорчался скудости обстановки, однако следом приходило желание выбросить из своего дома половину вещей и снести внутренние стены.
Нарезая батон и раскладывая булочки с пирожными, Джеймс передавал приветы от родных и знакомых. Мама делает большие успехи в фотографии, папа, кажется, всерьез одобряет ее Увлечение. Это была хоть и добродушная, но всё же светская болтовня – предисловие к настоящему разговору.
– А как твои звери?
– Малыш сдает. Таг полюбила яблочное повидло.
– Не может быть!
Картер спросил:
– Где Том?
– Не поверишь. В церкви.
– Действительно не верю.
– Это чуть ли не единственное место, где семья с ним встречается. Ну вот. Не будем строго соблюдать этикет, ты человек светский, видел, как варят кофе. Яванский, мокко. – Джеймс снял кофейник с плиты и отнес к столику у камина.
Картер опустился в кресло и понял, что Джеймс купил самое удобное кресло в мире. В нем хотелось остаться навсегда.
– Что-нибудь еще насчет Европы?
– Париж прекрасен. Лондон прекрасен. Берлин удручает. В Берлине тебе понравилось бы.
Вот он – мастерски выполненный переход к настоящему разговору. Картер поневоле рассмеялся.
– Что с тобой?
– Со мной? Ничего.
– Отлично. Рад, что ты в таком замечательном настроении, потому что у нас кой-какие проблемы. – Джеймс взглянул в блокнот. У него было множество блокнотов, и все содержались в образцовом порядке.
Он прошел через комнату и вернулся с афишей четырнадцать на двадцать дюймов, которую и протянул брату. Тот ахнул, словно увидел обезображенное лицо мертвого друга. Его афиша: ошалевший рогатый дьявол держит четверку королей, торжествующий фокусник в тюрбане – четверку тузов. Однако у фокусника были тонкие усики и монокль, а от текста афиши у Картера мурашки пошли по коже.
– Далтон побеждает дьявола? – прошептал он. – Далтон? Кто такой Далтон?
– Очень глупый англичанин, которому предстоит в ближайшие пять лет не вылезать из судов. Речь вообще-то не о нем. Настоящая проблема в том, что это – не шелкография.
Картер внимательнее вгляделся в афишу. Качество печати безупречно.
– Ты хочешь сказать, это литография? Отпечатано с клише?
– С твоих клише. Я только что проверил. Они исчезли.
Картер медленно дышал, принуждая себя к спокойствию.
– У нас в труппе шпион.
Такое время от времени случалось. У него крали реплики и трюки – как правило, это означало, что нужно искать вора среди своих.
– Карло, – закончил Картер.
У Карло было много подружек по всему миру, которых он одаривал жемчугами и серебряным безделушками. Джеймс занес ручку над именем Карло в блокноте.
– В конце сезона мы всех уволим и снова наймем с осени, а для Карло места не останется.
– Да, отлично. Ой нет, погоди.
– Прибавить ему жалованье?
– Нет, – сказал Картер. – Припугни Далтона, а в остальном будем вести себя так, будто ничего не случилось. Шпион в труппе – то, что нам надо. Мы говорим Карло, что осенью собираемся на гастроли в Антарктиду, после чего Далтон, Джордж и иже с ними наперегонки бросаются нанимать рыбачьи лодки, чтобы поспеть туда прежде меня. Джеймс, ты сообщил отличную новость. Спасибо.
– Н-да? – Джеймс взглянул на брата, как будто тот немного не в себе. – И еще. Я получил телеграмму. Вот она, на подносе.
Телеграмма была адресована «Джеймсу Л. Картеру, импресарио Великого Картера» неким «Томасом Брисоном, эск., поверенным мадам Зора». Картер никогда не слышал о Томасе Брисоне, но поскольку его телепатка на самом деле звалась Тельма Брисонски и славилась невероятной скупостью, предположил, что поверенным выступает кто-то из ее родственников.
Прочитав телеграмму, Картер сказал:
– Джеймс, с чего она взяла, что мы удвоим ей жалованье?
– Она уверяет, что на выступлении, на котором присутствовал Гардинг, предсказала его смерть.
– Разумеется, нет. Я бы уволил ее на месте.
– Профсоюз поддерживает ее требование.
– Вот пусть профсоюз ей и платит. – Картер бросил телеграмму на груду бумаг в холодном камине и сказал голосом Ледока: – До свидания, вы уволены.
– Тогда тебе нужна новая телепатка.
Картер задумался: в спиритическом сеансе он предполагал демонстрировать в том числе и чтение мыслей. Как бы убедительно смотрелось, если бы новая телепатка была слепой!
– Ау, ты где?
– У меня идея.
Джеймс доел печенье, но не спросил, какая идея. Даже взрослым он остался всё тем же упрямцем.
– Я думаю… Джеймс, пойми, я хочу зарабатывать деньги. – Так в детстве взбираются по веревочной лестнице в шалаш на дереве, надеясь, что другие мальчишки тебя впустят. – Да, прежде я не очень следил за своими финансами, но хотел бы знать, как распорядиться средствами. Распорядиться ими хорошо.
– Отлично. Замечательно. Я кое-что тебе покажу. – Джеймс подошел к письменному столу и вернулся с афишей. Развернув ее на полу, он сказал: – У меня есть свой человек в типографии Отиса, и он передал мне это.
Афиша сообщала о шоу Тёрстона, с которым тот выступал последние пятнадцать сезонов. На всех прежних афишах была изображена знаменитая «исчезающая пожарная машина». Однако в этом сезоне Тёрстон превзошел самого себя: призрачные девушки в полупрозрачных платьях парили вокруг нарисованного во всех подробностях автомобиля, который показался Картеру гораздо менее эффектным, чем пожарная машина, пока он не прочел вслух: – «Исчезающий шестицилиндровый «виллис-уиппет». Взгляните на этот роскошный седан с изготовленными вручную кожаными сиденьями и приборной доской красного дерева»…
– Надо же, даже условия покупки сообщаются, – заметил Картер, дочитав мелкий шрифт.
– Я мог бы организовать тебе что-нибудь в таком же роде.
– Только если я усажу мадам Зора на заднее откидное сиденье и материализую автомобиль под ногой у Таг.
– Они платят ему по пятнадцать тысяч в сезон за то, что он использует их автомобиль.
– Я совершил четыре мировых турне, выступал во всех крупнейший театрах мира и никогда не брался рекламировать…
– Еще один такой успешный сезон, и тебе останется в лучшем случае показывать карточные фокусы матросам в порту. – Джеймс завязал пояс на халате. – Чарли, мне казалось, что ты хочешь зарабатывать деньги.
– Брать деньги у Форда – не заработок, а самоубийство.
– Так что ты задумал?
– Совершенно новое шоу. Такое, что все лопнут от зависти! – Это было сказано с чувством, но в пентхаузе Джеймса прозвучало довольно жалко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Джеймс не был коллекционером, но унаследовал отцовский вкус. Его жилье представляло собой как бы череду картин, предназначенных для любования. Всякий раз, навещая брата, Картер сперва огорчался скудости обстановки, однако следом приходило желание выбросить из своего дома половину вещей и снести внутренние стены.
Нарезая батон и раскладывая булочки с пирожными, Джеймс передавал приветы от родных и знакомых. Мама делает большие успехи в фотографии, папа, кажется, всерьез одобряет ее Увлечение. Это была хоть и добродушная, но всё же светская болтовня – предисловие к настоящему разговору.
– А как твои звери?
– Малыш сдает. Таг полюбила яблочное повидло.
– Не может быть!
Картер спросил:
– Где Том?
– Не поверишь. В церкви.
– Действительно не верю.
– Это чуть ли не единственное место, где семья с ним встречается. Ну вот. Не будем строго соблюдать этикет, ты человек светский, видел, как варят кофе. Яванский, мокко. – Джеймс снял кофейник с плиты и отнес к столику у камина.
Картер опустился в кресло и понял, что Джеймс купил самое удобное кресло в мире. В нем хотелось остаться навсегда.
– Что-нибудь еще насчет Европы?
– Париж прекрасен. Лондон прекрасен. Берлин удручает. В Берлине тебе понравилось бы.
Вот он – мастерски выполненный переход к настоящему разговору. Картер поневоле рассмеялся.
– Что с тобой?
– Со мной? Ничего.
– Отлично. Рад, что ты в таком замечательном настроении, потому что у нас кой-какие проблемы. – Джеймс взглянул в блокнот. У него было множество блокнотов, и все содержались в образцовом порядке.
Он прошел через комнату и вернулся с афишей четырнадцать на двадцать дюймов, которую и протянул брату. Тот ахнул, словно увидел обезображенное лицо мертвого друга. Его афиша: ошалевший рогатый дьявол держит четверку королей, торжествующий фокусник в тюрбане – четверку тузов. Однако у фокусника были тонкие усики и монокль, а от текста афиши у Картера мурашки пошли по коже.
– Далтон побеждает дьявола? – прошептал он. – Далтон? Кто такой Далтон?
– Очень глупый англичанин, которому предстоит в ближайшие пять лет не вылезать из судов. Речь вообще-то не о нем. Настоящая проблема в том, что это – не шелкография.
Картер внимательнее вгляделся в афишу. Качество печати безупречно.
– Ты хочешь сказать, это литография? Отпечатано с клише?
– С твоих клише. Я только что проверил. Они исчезли.
Картер медленно дышал, принуждая себя к спокойствию.
– У нас в труппе шпион.
Такое время от времени случалось. У него крали реплики и трюки – как правило, это означало, что нужно искать вора среди своих.
– Карло, – закончил Картер.
У Карло было много подружек по всему миру, которых он одаривал жемчугами и серебряным безделушками. Джеймс занес ручку над именем Карло в блокноте.
– В конце сезона мы всех уволим и снова наймем с осени, а для Карло места не останется.
– Да, отлично. Ой нет, погоди.
– Прибавить ему жалованье?
– Нет, – сказал Картер. – Припугни Далтона, а в остальном будем вести себя так, будто ничего не случилось. Шпион в труппе – то, что нам надо. Мы говорим Карло, что осенью собираемся на гастроли в Антарктиду, после чего Далтон, Джордж и иже с ними наперегонки бросаются нанимать рыбачьи лодки, чтобы поспеть туда прежде меня. Джеймс, ты сообщил отличную новость. Спасибо.
– Н-да? – Джеймс взглянул на брата, как будто тот немного не в себе. – И еще. Я получил телеграмму. Вот она, на подносе.
Телеграмма была адресована «Джеймсу Л. Картеру, импресарио Великого Картера» неким «Томасом Брисоном, эск., поверенным мадам Зора». Картер никогда не слышал о Томасе Брисоне, но поскольку его телепатка на самом деле звалась Тельма Брисонски и славилась невероятной скупостью, предположил, что поверенным выступает кто-то из ее родственников.
Прочитав телеграмму, Картер сказал:
– Джеймс, с чего она взяла, что мы удвоим ей жалованье?
– Она уверяет, что на выступлении, на котором присутствовал Гардинг, предсказала его смерть.
– Разумеется, нет. Я бы уволил ее на месте.
– Профсоюз поддерживает ее требование.
– Вот пусть профсоюз ей и платит. – Картер бросил телеграмму на груду бумаг в холодном камине и сказал голосом Ледока: – До свидания, вы уволены.
– Тогда тебе нужна новая телепатка.
Картер задумался: в спиритическом сеансе он предполагал демонстрировать в том числе и чтение мыслей. Как бы убедительно смотрелось, если бы новая телепатка была слепой!
– Ау, ты где?
– У меня идея.
Джеймс доел печенье, но не спросил, какая идея. Даже взрослым он остался всё тем же упрямцем.
– Я думаю… Джеймс, пойми, я хочу зарабатывать деньги. – Так в детстве взбираются по веревочной лестнице в шалаш на дереве, надеясь, что другие мальчишки тебя впустят. – Да, прежде я не очень следил за своими финансами, но хотел бы знать, как распорядиться средствами. Распорядиться ими хорошо.
– Отлично. Замечательно. Я кое-что тебе покажу. – Джеймс подошел к письменному столу и вернулся с афишей. Развернув ее на полу, он сказал: – У меня есть свой человек в типографии Отиса, и он передал мне это.
Афиша сообщала о шоу Тёрстона, с которым тот выступал последние пятнадцать сезонов. На всех прежних афишах была изображена знаменитая «исчезающая пожарная машина». Однако в этом сезоне Тёрстон превзошел самого себя: призрачные девушки в полупрозрачных платьях парили вокруг нарисованного во всех подробностях автомобиля, который показался Картеру гораздо менее эффектным, чем пожарная машина, пока он не прочел вслух: – «Исчезающий шестицилиндровый «виллис-уиппет». Взгляните на этот роскошный седан с изготовленными вручную кожаными сиденьями и приборной доской красного дерева»…
– Надо же, даже условия покупки сообщаются, – заметил Картер, дочитав мелкий шрифт.
– Я мог бы организовать тебе что-нибудь в таком же роде.
– Только если я усажу мадам Зора на заднее откидное сиденье и материализую автомобиль под ногой у Таг.
– Они платят ему по пятнадцать тысяч в сезон за то, что он использует их автомобиль.
– Я совершил четыре мировых турне, выступал во всех крупнейший театрах мира и никогда не брался рекламировать…
– Еще один такой успешный сезон, и тебе останется в лучшем случае показывать карточные фокусы матросам в порту. – Джеймс завязал пояс на халате. – Чарли, мне казалось, что ты хочешь зарабатывать деньги.
– Брать деньги у Форда – не заработок, а самоубийство.
– Так что ты задумал?
– Совершенно новое шоу. Такое, что все лопнут от зависти! – Это было сказано с чувством, но в пентхаузе Джеймса прозвучало довольно жалко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148