Картер превзошел себя, выдумывая новые недорогие иллюзии в пределах сметы; по крайней мере Джеймс надеялся, что они более или менее укладываются в намеченную сумму. Впрочем, когда начали приходить счета, он немного поколебался в этой уверенности и несколько раз готов был наорать на брата. От краха их мог спасти только двухнедельный аншлаг. В данный момент фокусник выступал ровно перед двенадцатью зрителями.
На премьере это стало бы катастрофой, но сейчас, рано утром, шла всего-навсего репетиция, и на сцене стоял не Картер, а Карло, его дублер. Он читал монолог – как всегда, ужасно. Джеймс скривился, когда Карло оттарабанил очередную реплику, безбожно перевирая ритм: «Откуда я знаю, что вы не мой со-общ-ник?» Вокруг Карло рабочие лихорадочно завершали последние приготовления, в частности, сшивали большой занавес, бархатный «арлекин» и «сукна».
К тому времени, как Джеймс поднялся на третий ярус галерки, на лбу у него выступил пот. Он плюхнулся рядом с братом и, отдуваясь, проговорил:
– Я начинаю понимать, за что ты уважаешь зрителей, которым приходится здесь сидеть.
Картер поднес палец к губам и, скрестив руки на груди, повернулся к сцене. Лицо его было непроницаемо и сосредоточено.
– Карло выступает плохо.
– Потому что Карло – идиот.
Картер задумался.
– Вероятно, он запоминает реплики, чтобы завтра продать их тому, кто больше предложит.
– Рад, Чарли, что ты это понял.
– Знаешь, я пытаюсь представить себя зрителем, который будет сидеть здесь, на третьем ярусе галерки, равнодушным, но готовым поразвлечься, и надеюсь, что идиот ростом пять футов девять дюймов на сцене будет выглядеть внушительно. Внушительнее того идиота ростом пять футов десять дюймов, которого я вижу сейчас.
– Остались самые последние приготовления.
– Да.
– Тебе нужна подушка на стул в гримерную?
Картер отвел взгляд от сцены, на которой его монолог по-прежнему звучал с непривычным итальянским акцентом.
– Подушка?
– У Тёрстона в списке была подушка.
– Выясни, какая, и потребуй для меня большего размера.
– Отлично. С шелковой бахромой?
– Давай не будем… Стоп!
Карло замер. Картер, похлопывая рукой по перилам, прошел с одного края балкона на другой.
– Свет! Поставьте один софит на сцену, мы обведем его лучом публику. Можно развернуть на такую высоту? Надо, чтобы всех было видно, когда они поднимут руки, даже на галерке.
Когда выяснилось, что луч софита и впрямь достает до третьего яруса, Картер вернулся и сел рядом с Джеймсом. Тот записывал, что нужна большая подушка без бахромы из красивой, но не чрезмерно роскошной ткани, не обязательно шелковая – вполне сгодится и бархатная.
– Ты рехнулся, – сказал Картер.
– Как ты думаешь, почему Тёрстону была настолько нужна подушка, что ее включили в контракт?
– Ты хочешь сказать, что у него геморрой?
Карло продолжал бубнить. На галерке братья давились смехом, как мальчишки во время проповеди.
– Я так устал, – проговорил Джеймс, вытирая слезы. – Геморрой!
Картер, передразнивая Карло, произнес нараспев:
– Гемор-рой!
– Ну, – отсмеявшись, сказал Джеймс. – Теперь, когда с подушкой разобрались, думаю, всё готово.
– M-мм, – протянул Картер, помолчав. – Ну…
Карло замолчал. Вступительная часть закончилась.
Картер хлопнул в ладоши.
– Спасибо, я спускаюсь. Репетируйте пока смену декораций в первом акте, я сейчас подойду. – Он взял Джеймса за плечо. – Идем со мной, я должен объяснить труппе одну мелочь.
Джеймс мысленно пробежал по списку, в котором давно поставил галочки напротив каждого пункта: костюмы, оркестр, лев, слон, всё связанное с мотоциклом, инструкции капельдинерам.
– Мне казалось, всё готово к генеральной репетиции.
– И да, и нет. – Картер подвел брата к лестнице и, прыгая через две ступеньки, побежал вниз. – Осталась еще одна вещь.
– Разрешение на резервуар с водой? Получили вчера вечером.
Картер уже значительно опередил брата и был теперь на следующем лестничном пролете, за поворотом.
Джеймс в досаде остановился.
Картер взбежал на несколько ступенек вверх; голова его вновь показалась над перилами.
– Афиши. Я ведь на них с телевизионным аппаратом?
– Да…
– У нас нет ни чертежей, ни оборудования для этой конкретной иллюзии, – обронил Картер походя, словно замечание о погоде.
Джеймса бросило в жар.
– У нас нет…
– Именно так.
– Самой главной иллюзии?
– Да. Такая вот мелочь. – Картер улыбнулся. – Но за подушку спасибо.
Через пять минут Картер в свежеотглаженной рубашке рысцой выбежал на сцену. Он хлопнул в ладоши и, как только все повернулись к нему, без паузы начал: «Дамы и господа, сегодня мы показываем представление». Джеймс, чувствуя себя, как на иголках, остановился за кулисами, у столика, на котором стояли графин и шесть стаканов. Он налил себе ледяной воды и стал ждать. Обращаясь к труппе перед премьерой, брат никогда не сверялся с записками, не запинался, говорил законченными, словно отрепетированными фразами (Джеймс ни разу не видел, чтобы он репетировал), мог при необходимости перечислить тридцать пунктов, по которым нужно внести улучшения, не повторяясь и ничего не пропуская. Сейчас его слушали сорок человек. В центре группы возлежал Карло, опершись на локоть, словно отдыхающий фавн. Слева с каменным лицом застыл Вилли, робкий косоглазый и рябой паренек, частенько исполнявший роли злодеев.
Еще: Альберт и Эсперанца, чета акробатов, оба гибкие и красивые; некий Скотт, ученик фокусника, которого Картер рассчитывал со временем выпускать между действиями. Сзади расположилась Клео, величественная дама, которая зачем-то облачилась в египетский костюм за несколько часов до представления, и еще четверо артистов из сан-францисской ассамблеи. Дальше толпились электрики, костюмеры, рабочие сцены, дирижер, ведущие оркестранты, шестеро мужчин в черном, Ледок (не расстававшийся с газетным кроссвордом), бутафоры, плотники, билетеры, капельдинеры и еще несколько человек, чьей работой было сидеть в зале, не выделяясь среди остальных зрителей.
Картер в нескольких словах сказал, что здесь собрались замечательные таланты, объявил, что не стал бы преувеличивать грядущий успех – чем меньше обещаешь, тем больше потом восхищается публика. Затем он начал постепенно инструктировать и отпускать отдельные группы: скажем, билетерам нет надобности выслушивать подробности шоу, главное, что оно начнется ровно в восемь, опоздавшие в зал не допускаются. Смотрите, чтобы не стащили афиши.
Вскоре осталось только ядро труппы: те, кому предстояло выступать на сцене или помогать за сценой. По мере того как людей становилось меньше, Картер придвигался ближе и говорил тише, так что и все остальные вынуждены были сгрудиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
На премьере это стало бы катастрофой, но сейчас, рано утром, шла всего-навсего репетиция, и на сцене стоял не Картер, а Карло, его дублер. Он читал монолог – как всегда, ужасно. Джеймс скривился, когда Карло оттарабанил очередную реплику, безбожно перевирая ритм: «Откуда я знаю, что вы не мой со-общ-ник?» Вокруг Карло рабочие лихорадочно завершали последние приготовления, в частности, сшивали большой занавес, бархатный «арлекин» и «сукна».
К тому времени, как Джеймс поднялся на третий ярус галерки, на лбу у него выступил пот. Он плюхнулся рядом с братом и, отдуваясь, проговорил:
– Я начинаю понимать, за что ты уважаешь зрителей, которым приходится здесь сидеть.
Картер поднес палец к губам и, скрестив руки на груди, повернулся к сцене. Лицо его было непроницаемо и сосредоточено.
– Карло выступает плохо.
– Потому что Карло – идиот.
Картер задумался.
– Вероятно, он запоминает реплики, чтобы завтра продать их тому, кто больше предложит.
– Рад, Чарли, что ты это понял.
– Знаешь, я пытаюсь представить себя зрителем, который будет сидеть здесь, на третьем ярусе галерки, равнодушным, но готовым поразвлечься, и надеюсь, что идиот ростом пять футов девять дюймов на сцене будет выглядеть внушительно. Внушительнее того идиота ростом пять футов десять дюймов, которого я вижу сейчас.
– Остались самые последние приготовления.
– Да.
– Тебе нужна подушка на стул в гримерную?
Картер отвел взгляд от сцены, на которой его монолог по-прежнему звучал с непривычным итальянским акцентом.
– Подушка?
– У Тёрстона в списке была подушка.
– Выясни, какая, и потребуй для меня большего размера.
– Отлично. С шелковой бахромой?
– Давай не будем… Стоп!
Карло замер. Картер, похлопывая рукой по перилам, прошел с одного края балкона на другой.
– Свет! Поставьте один софит на сцену, мы обведем его лучом публику. Можно развернуть на такую высоту? Надо, чтобы всех было видно, когда они поднимут руки, даже на галерке.
Когда выяснилось, что луч софита и впрямь достает до третьего яруса, Картер вернулся и сел рядом с Джеймсом. Тот записывал, что нужна большая подушка без бахромы из красивой, но не чрезмерно роскошной ткани, не обязательно шелковая – вполне сгодится и бархатная.
– Ты рехнулся, – сказал Картер.
– Как ты думаешь, почему Тёрстону была настолько нужна подушка, что ее включили в контракт?
– Ты хочешь сказать, что у него геморрой?
Карло продолжал бубнить. На галерке братья давились смехом, как мальчишки во время проповеди.
– Я так устал, – проговорил Джеймс, вытирая слезы. – Геморрой!
Картер, передразнивая Карло, произнес нараспев:
– Гемор-рой!
– Ну, – отсмеявшись, сказал Джеймс. – Теперь, когда с подушкой разобрались, думаю, всё готово.
– M-мм, – протянул Картер, помолчав. – Ну…
Карло замолчал. Вступительная часть закончилась.
Картер хлопнул в ладоши.
– Спасибо, я спускаюсь. Репетируйте пока смену декораций в первом акте, я сейчас подойду. – Он взял Джеймса за плечо. – Идем со мной, я должен объяснить труппе одну мелочь.
Джеймс мысленно пробежал по списку, в котором давно поставил галочки напротив каждого пункта: костюмы, оркестр, лев, слон, всё связанное с мотоциклом, инструкции капельдинерам.
– Мне казалось, всё готово к генеральной репетиции.
– И да, и нет. – Картер подвел брата к лестнице и, прыгая через две ступеньки, побежал вниз. – Осталась еще одна вещь.
– Разрешение на резервуар с водой? Получили вчера вечером.
Картер уже значительно опередил брата и был теперь на следующем лестничном пролете, за поворотом.
Джеймс в досаде остановился.
Картер взбежал на несколько ступенек вверх; голова его вновь показалась над перилами.
– Афиши. Я ведь на них с телевизионным аппаратом?
– Да…
– У нас нет ни чертежей, ни оборудования для этой конкретной иллюзии, – обронил Картер походя, словно замечание о погоде.
Джеймса бросило в жар.
– У нас нет…
– Именно так.
– Самой главной иллюзии?
– Да. Такая вот мелочь. – Картер улыбнулся. – Но за подушку спасибо.
Через пять минут Картер в свежеотглаженной рубашке рысцой выбежал на сцену. Он хлопнул в ладоши и, как только все повернулись к нему, без паузы начал: «Дамы и господа, сегодня мы показываем представление». Джеймс, чувствуя себя, как на иголках, остановился за кулисами, у столика, на котором стояли графин и шесть стаканов. Он налил себе ледяной воды и стал ждать. Обращаясь к труппе перед премьерой, брат никогда не сверялся с записками, не запинался, говорил законченными, словно отрепетированными фразами (Джеймс ни разу не видел, чтобы он репетировал), мог при необходимости перечислить тридцать пунктов, по которым нужно внести улучшения, не повторяясь и ничего не пропуская. Сейчас его слушали сорок человек. В центре группы возлежал Карло, опершись на локоть, словно отдыхающий фавн. Слева с каменным лицом застыл Вилли, робкий косоглазый и рябой паренек, частенько исполнявший роли злодеев.
Еще: Альберт и Эсперанца, чета акробатов, оба гибкие и красивые; некий Скотт, ученик фокусника, которого Картер рассчитывал со временем выпускать между действиями. Сзади расположилась Клео, величественная дама, которая зачем-то облачилась в египетский костюм за несколько часов до представления, и еще четверо артистов из сан-францисской ассамблеи. Дальше толпились электрики, костюмеры, рабочие сцены, дирижер, ведущие оркестранты, шестеро мужчин в черном, Ледок (не расстававшийся с газетным кроссвордом), бутафоры, плотники, билетеры, капельдинеры и еще несколько человек, чьей работой было сидеть в зале, не выделяясь среди остальных зрителей.
Картер в нескольких словах сказал, что здесь собрались замечательные таланты, объявил, что не стал бы преувеличивать грядущий успех – чем меньше обещаешь, тем больше потом восхищается публика. Затем он начал постепенно инструктировать и отпускать отдельные группы: скажем, билетерам нет надобности выслушивать подробности шоу, главное, что оно начнется ровно в восемь, опоздавшие в зал не допускаются. Смотрите, чтобы не стащили афиши.
Вскоре осталось только ядро труппы: те, кому предстояло выступать на сцене или помогать за сценой. По мере того как людей становилось меньше, Картер придвигался ближе и говорил тише, так что и все остальные вынуждены были сгрудиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148