Постоянная тренировка сделала ее нечувствительной к невесомости, и она наслаждалась, паря в пространстве с закрытыми глазами. Когда она их открыла, "Уран" уже растаял на фоне черного неба. Галя остановила катушку.
Предупреждения Константина Степановича и разговоры друзей подготовили ее к необычайному зрелищу. Но то, что она увидела, превзошло все ожидания.
Ей казалось, что она находится в центре небольшого черного, расшитого звездами шара; который то суживается до нескольких ' метров, то расширяется до километра. Бесчисленные искринки звездных туч то кажутся до смешного близкими, то вдруг уносятся вдаль, чтобы через мгновение снова примчаться. Знакомые узоры созвездий выглядяг неправдоподобно маленькими. И только черный, окруженный слабо светящейся дымкой зодиакального света диск Земли зияет, как бездонный зловещий провал.
Чтобы не нарушить торжественного настроения, Галя выключила радиотелефон и погрузилась в экстаз созерцания. Природа раскрывала перед ней свои самые заветные тайны, и требовалось величайшее напряжение ума, чтобы их осмыслить. "Здесь нет конца, но вместо него бездна действительной необъятности, в присутствии которой бессильны все способности человеческого понимания",- вспомнилось ей изречение Иммануила Канта.
Но разве она и ее друзья - ничтожные комочки белка и воды, одиноко плывущие в безграничном просторе мирового пространства, теплые и живые, несмотря на мертвящий холод, при котором любой газ превращается в звонкий лед, а пружинная сталь делается хрупче, чем стекло,- разве они - не воплощенное утверждение могущества Человека? Нет, не прав был великий философ! Человек способен до конца познать и подчинить себе природу!
Гордость, законная гордость за себя, за своих спутников, за гениального ученого Игоря Белова и за страну, их всех породившую, переполняла Галино сердце. В эти последние минуты свободного полета Галя не раз поклялась отдать свою жизнь изучению Вселенной, не страшась ни труда, ни лишений, ни самой смерти!
Резкий, требовательный гудок заставил ее опомниться. "Пора!" - подумала она и нехотя включила телефон. Из репродуктора понеслись голоса, звавшие ее по имени. Галя весело откликнулась и стала быстро подтягиваться к кораблю.
Когда она вернулась в кабину, там уже шли приготовления к спуску. Облаченный в спецовку Иван Тимофеевич, мурлыкая себе под нос песенку про упрямого куцего вола, не желающего пастись в стаде, в который раз проверял воздушное управление и, хотя о этом не было никакой нужды, протирал замшей приборы.
Капитанская дочка, закончив последний расчет положения "Урана" в пространстве и проложив его посадочный курс, вывела свое невесомое тело из обсерватории.
- Ну, Николай Михайлович, - обратилась она к старому геологу, - телескоп свободен, идите, смотрите в последний раз: через десять минут мы садимся!
Синицын кивком головы поблагодарил девушку и, не мешкая, скользнул в обсерваторию, плотно задвинув за собой дверь.
Через несколько минут в рабочий отсек вернулась Ольга Александровна, которая по указанию Белова уничтожала запасы воды и продуктов, чтобы облегчить корабль. Наконец появился и сам Игорь Никитич: он в последний раз проверял запасы драгоценного рабочего вещества.
У всех было несколько приподнятое, торжественное настроение, как бывает всегда перед большой и опасной работой, когда все, что можно сделать, - сделано, все, что может быть подготовлено, - подготовлено, и остается только приступить к выполнению намеченного.
- Ну, друзья, по местам! Через несколько минут начинаем спуск! - весело скомандовал Игорь Никитич, подтягиваясь к капитанскому креслу. Путешественники быстро разместились,
- А где же Николай Михайлович? - спросил он, оглядываясь.
- В обсерватории. Звездами любуется! - улыбнулась Маша.
Игорь Никитич протянул руку к кнопке, чтобы включить радиотелефон обсерватории, но нажать ее не успел. Полыхнул ослепительный свет. Тяжелый грохот ворвался в уши и погасил сознание.
Николаю Михайловичу удалось без помех разложить на составляющие свою любимицу - тройную звезду Альмах, или Гамму Андромеды, как она значилась на звездной карте и как упорно называла ее Маша.
Синицын любил экзотику старинных названий. Заинтересовавшись какой-нибудь звездой, он упорно спрашивал о ней Константина Степановича, пока тот из глубины своей изумительной памяти не выкапывал ее забытого имени. Николай Михайлович его тщательно записывал и запоминал к великому негодованию Маши, которая за звездами не признавала никаких имен. Даже цярицу летних ночей, общеизвестную Вегу, Rна называла Альфой Лиры.
Старый геолог возмущался, ворчал, что современная молодежь бесчувственна к красоте, что она готова превратить гордого крылатого Пегаса в заморенного Пегашку, говорил, что звезда даже светит теплее, когда произносишь ее имя. Маша только посмеивалась над этими "сантиментами", чем еще больше огорчала профессора.
На этот раз Николаю Михайловичу никто не мешал. Он поставил объектив на большое увеличение и, сфокусировав трехликую красавицу, прильнул к окуляру, чтобы в последний раз насладиться этим оранжево-сапфиро-изумрудным чудом.
Внезапно сильный толчок, сопровождаемый оглушительным грохотом, отбросил профессора в сторону, и он стукнулся головой о жесткую перегородку. К счастью, застегнутые ремни смягчили удар.
Ошеломленный Синицын потер ноющий висок и прислушался. Полная тишина. Не было слышно ни криков, ни беготни, которые сопутствуют всякой аварии. Он включил радиотелефон кабины. На этот раз до него ясно донесся странный звук, похожий на вой и шипение ветра в дымоходе.
Ужасная догадка, внезапно вспыхнув в мозгу, облила холодом все тело. Не теряя ни секунды, Синицын рванул пряжки ремней и ринулся к двери. Сквозь толстое стекло перед ним возникла фантастическая картина: в стене кабины зияла рваная дыра величиной с тарелку. Около нее клубилось неиссякающее облачко пара. Оно стремительно вылетало наружу, вновь и вновь неуловимо возникая из воздуха.
Закрепленные ремнями невесомые тела его друзей в позах, ужасающих своей нелепостью, вяло качались в воздухе. У некоторых шла кровь из носа и ушей. У Белова кровь хлестала из рваной раны на шее, собираясь в воздушные шары и растекаясь по лицу и одежде.
Николай Михайлович понял, что произошло самое страшное: корабль столкнулся с метеоритом, который от удара взорвался. Члены экипажа либо убиты, либо потеряли сознание, воздух катастрофически быстро вытекает и никакие аппараты не восполнят его убыли.
Синицын еще обдумывал, что надо предпринять, а руки его уже вцепились в дверную ручку. Но не так-то легко было откатить прижатую воздухом дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Предупреждения Константина Степановича и разговоры друзей подготовили ее к необычайному зрелищу. Но то, что она увидела, превзошло все ожидания.
Ей казалось, что она находится в центре небольшого черного, расшитого звездами шара; который то суживается до нескольких ' метров, то расширяется до километра. Бесчисленные искринки звездных туч то кажутся до смешного близкими, то вдруг уносятся вдаль, чтобы через мгновение снова примчаться. Знакомые узоры созвездий выглядяг неправдоподобно маленькими. И только черный, окруженный слабо светящейся дымкой зодиакального света диск Земли зияет, как бездонный зловещий провал.
Чтобы не нарушить торжественного настроения, Галя выключила радиотелефон и погрузилась в экстаз созерцания. Природа раскрывала перед ней свои самые заветные тайны, и требовалось величайшее напряжение ума, чтобы их осмыслить. "Здесь нет конца, но вместо него бездна действительной необъятности, в присутствии которой бессильны все способности человеческого понимания",- вспомнилось ей изречение Иммануила Канта.
Но разве она и ее друзья - ничтожные комочки белка и воды, одиноко плывущие в безграничном просторе мирового пространства, теплые и живые, несмотря на мертвящий холод, при котором любой газ превращается в звонкий лед, а пружинная сталь делается хрупче, чем стекло,- разве они - не воплощенное утверждение могущества Человека? Нет, не прав был великий философ! Человек способен до конца познать и подчинить себе природу!
Гордость, законная гордость за себя, за своих спутников, за гениального ученого Игоря Белова и за страну, их всех породившую, переполняла Галино сердце. В эти последние минуты свободного полета Галя не раз поклялась отдать свою жизнь изучению Вселенной, не страшась ни труда, ни лишений, ни самой смерти!
Резкий, требовательный гудок заставил ее опомниться. "Пора!" - подумала она и нехотя включила телефон. Из репродуктора понеслись голоса, звавшие ее по имени. Галя весело откликнулась и стала быстро подтягиваться к кораблю.
Когда она вернулась в кабину, там уже шли приготовления к спуску. Облаченный в спецовку Иван Тимофеевич, мурлыкая себе под нос песенку про упрямого куцего вола, не желающего пастись в стаде, в который раз проверял воздушное управление и, хотя о этом не было никакой нужды, протирал замшей приборы.
Капитанская дочка, закончив последний расчет положения "Урана" в пространстве и проложив его посадочный курс, вывела свое невесомое тело из обсерватории.
- Ну, Николай Михайлович, - обратилась она к старому геологу, - телескоп свободен, идите, смотрите в последний раз: через десять минут мы садимся!
Синицын кивком головы поблагодарил девушку и, не мешкая, скользнул в обсерваторию, плотно задвинув за собой дверь.
Через несколько минут в рабочий отсек вернулась Ольга Александровна, которая по указанию Белова уничтожала запасы воды и продуктов, чтобы облегчить корабль. Наконец появился и сам Игорь Никитич: он в последний раз проверял запасы драгоценного рабочего вещества.
У всех было несколько приподнятое, торжественное настроение, как бывает всегда перед большой и опасной работой, когда все, что можно сделать, - сделано, все, что может быть подготовлено, - подготовлено, и остается только приступить к выполнению намеченного.
- Ну, друзья, по местам! Через несколько минут начинаем спуск! - весело скомандовал Игорь Никитич, подтягиваясь к капитанскому креслу. Путешественники быстро разместились,
- А где же Николай Михайлович? - спросил он, оглядываясь.
- В обсерватории. Звездами любуется! - улыбнулась Маша.
Игорь Никитич протянул руку к кнопке, чтобы включить радиотелефон обсерватории, но нажать ее не успел. Полыхнул ослепительный свет. Тяжелый грохот ворвался в уши и погасил сознание.
Николаю Михайловичу удалось без помех разложить на составляющие свою любимицу - тройную звезду Альмах, или Гамму Андромеды, как она значилась на звездной карте и как упорно называла ее Маша.
Синицын любил экзотику старинных названий. Заинтересовавшись какой-нибудь звездой, он упорно спрашивал о ней Константина Степановича, пока тот из глубины своей изумительной памяти не выкапывал ее забытого имени. Николай Михайлович его тщательно записывал и запоминал к великому негодованию Маши, которая за звездами не признавала никаких имен. Даже цярицу летних ночей, общеизвестную Вегу, Rна называла Альфой Лиры.
Старый геолог возмущался, ворчал, что современная молодежь бесчувственна к красоте, что она готова превратить гордого крылатого Пегаса в заморенного Пегашку, говорил, что звезда даже светит теплее, когда произносишь ее имя. Маша только посмеивалась над этими "сантиментами", чем еще больше огорчала профессора.
На этот раз Николаю Михайловичу никто не мешал. Он поставил объектив на большое увеличение и, сфокусировав трехликую красавицу, прильнул к окуляру, чтобы в последний раз насладиться этим оранжево-сапфиро-изумрудным чудом.
Внезапно сильный толчок, сопровождаемый оглушительным грохотом, отбросил профессора в сторону, и он стукнулся головой о жесткую перегородку. К счастью, застегнутые ремни смягчили удар.
Ошеломленный Синицын потер ноющий висок и прислушался. Полная тишина. Не было слышно ни криков, ни беготни, которые сопутствуют всякой аварии. Он включил радиотелефон кабины. На этот раз до него ясно донесся странный звук, похожий на вой и шипение ветра в дымоходе.
Ужасная догадка, внезапно вспыхнув в мозгу, облила холодом все тело. Не теряя ни секунды, Синицын рванул пряжки ремней и ринулся к двери. Сквозь толстое стекло перед ним возникла фантастическая картина: в стене кабины зияла рваная дыра величиной с тарелку. Около нее клубилось неиссякающее облачко пара. Оно стремительно вылетало наружу, вновь и вновь неуловимо возникая из воздуха.
Закрепленные ремнями невесомые тела его друзей в позах, ужасающих своей нелепостью, вяло качались в воздухе. У некоторых шла кровь из носа и ушей. У Белова кровь хлестала из рваной раны на шее, собираясь в воздушные шары и растекаясь по лицу и одежде.
Николай Михайлович понял, что произошло самое страшное: корабль столкнулся с метеоритом, который от удара взорвался. Члены экипажа либо убиты, либо потеряли сознание, воздух катастрофически быстро вытекает и никакие аппараты не восполнят его убыли.
Синицын еще обдумывал, что надо предпринять, а руки его уже вцепились в дверную ручку. Но не так-то легко было откатить прижатую воздухом дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54