Из синеватой рваной раны торчала белая иззубренная кость, в изломе которой пульсировал розовый мозг...
- Ничего, все будет хорошо! Это самый обычный открытый перелом, и волноваться нечего! - говорила Ольга Александровна, накладывая последний бинт. Маша крепко спала, убаюканная морфием.
Полчаса спустя все здоровые члены экипажа "Урана" собрались за большим столом.
- Ну, друзья, что нам теперь следует предпринять? - открыл совещание Белов.
До этого он долго и настойчиво думал, ища и не находя выхода. Никакие жесткие зажимы не годились для нежного троса. Он это отлично знал еще до отлета с Земли. Перед Синицыным он мог оправдываться тем, что авария "Урана" не была предусмотрена. Но перед самим собой оправданий не было. Он обязан был предвидеть все... И теперь, в особенности после неосторожных слов Николая Михайловича, Игорь Никитич терзался мыслью, что по его недосмотру, по его вине вся экспедиция может погибнуть. Погибнуть из-за такого пустяка, как заевший трос!
Меньше всего Белов думал о собственной гибели. Мысль, что могут погибнуть товарищи, ему, конечно, была тяжела, но ведь они знали, на что шли, и, жалея их, он не чувствовал перед ними вины. Но экспедиция... Погибнет дело, которому отдали жизни не только он и эти самые дорогие для него самоотверженные друзья, разделившие с ним все тяготы космического путешествия, но и сотни людей, оставшихся там, на Земле. Погибнет корабль, постройка которого стоила Родине миллиарды часов квалифицированнейшего труда. Погибнут для человечества открытые экспедицией тайны Венеры, пропадет весь бесценный архив научных наблюдений, все неповторимые коллекции!
- Что же нам предпринять? - машинально произнес Белов и вдруг понял, что несколько минут назад он уже сказал эти слова и что на них никто не отозвался. Да и что можно было ответить? Люди были бессильны против этой нежданной беды.
- Что ж, сделаем захваты для тросов и попробуем подтянуться в люльке. Может быть, они и не лопнут, - закончил он со вздохом.
Все молчали и смотрели куда-то в сторону.
- Игорь Никитич, а что, если...
Белов вздрогнул. На него в упор глядели огромные лучистые глаза. В них светилась жизнь, в них горела надежда! Сердце Игоря Никитича затрепетало. Его мысль метнулась в далекое прошлое и снова вернулась в кабину "Урана". На короткий миг перед ним возникли другие такие же глаза: добрые, чуточку грустные. Но они тут же исчезли, а этиживые, умные, прекрасные - по-прежнему сияли перед ним и мучили несбыточной надеждой.
"Валюша... Доченька... Родная! - мысленно тянулся он к живому призраку. - Если ты мне поможешь, значит, это ты!"
- Я, правда, не уверена в успехе... - робко начала Галя, не ведая о буре, которую посеяла в душе капитана. - А что, если нам с Максимом попробовать вдвоем добраться до корабля?
- Каким образом? - спросил Иванов.
- Ведь самая трудная часть подъема находится вблизи кабины. Чем дальше, тем легче лезть. После того как сорвался Максим, я, конечно, не берусь влезть самостоятельно, все равно из этого ничего не выйдет. А вот помочь Максиму на самом трудном участке пути, мне думается, я сумею. Я буду лезть сразу же за ним, пока хватит сил. А он пусть крепко свяжет себе ступни и, сжимая ими трос, опирается мне на руки. Я где-то читала, что так лазают на высокие и гладкие пальмы жители южных стран.
Путешественники одобрительно зашумели. Только Игорь Никитич и Максим ничем не выразили своей радости. Максим был мрачнее тучи. После злых слов, сказанных Машей перед операцией, он впал в отчаяние. Он готов был растерзать себя на тысячу кусков! То, что он сам был на волосок от смерти, его не только не утешало, но раздражало еше больше. Погруженный в горькие мысли, Максим не слышал ни слова из того, что говорилось на совещании.
А с Игорем Никитичем творилось что-то странное. Лицо его побледнело, по губам пробегала судорога, глаза расширились и потемнели. Галя первая заметила его состояние. Но прежде чем она собралась что-либо сказать, он быстро поднялся, пожал ей руку и деланно официальным тоном поблагодарил за помощь.
В простоте душевной Галя рада была и этому скупому поощрению. Но Ольга Александровна, которая также хорошо заметила перемены, происходившие с Беловым, задумалась. Она была не только ученым, но и просто женщиной. И она была готова прозакладывать голову, что еще секунда, и космический капитан схватил бы Галю в объятия.
Ее переполняло какое-то непонятное чувство. Она от души любила Галю. Почему же ей было так горько, что Игорь Никитич смотрит на нее влюбленными глазами? Может быть, это томительное ощущение - боязнь за его престиж?
"Как он любит эту девочку! - думала она, с грустью глядя на своего пожилого друга. - Бедный Игорь Никитич, как ему должно быть тяжело!"
Когда до сознания Максима наконец дошел смысл Галиного предложения, он загорелся, как порох:
- Скорей одевайся, полезем сейчас же!
Но Та, Что Грезит, не спешила.
- Одеться-то я оденусь, но лезть мы сегодня не будем,заявила она категорически.
- Почему?
- Потому, что ты уже один раз сорвался. На сегодня довольно. Отдохни, приди в себя, соберись с силами. А пока давай потренируемся.
Тренировка проходила неудачно. Чем Галя и Максим ни пытались связать себе ступни - веревками, жгутами материи, резиной, проволокой, - все становилось хрупким, как тончайшее стекло, едва попадало в холод космического пространства. Устроить электрический обогрев креплений никак не удавалось.
После многих попыток Белов предложил сделать крепления нужной формы из очень толстой медной шины. Медная полоса была согнута в виде восьмерки, в отверстия которой можно было просунуть ноги перед самым подъемом.
Дело сразу пошло на лад. Действуя коленями как рычагами и используя петли медного бандажа как опоры, Максим мог крепко и нежно защемлять трос между ступнями, обутыми в прорезиненную эластичную ткань скафандра. Галя училась лазать на втором тросе. Оба вернулись в кабину измученные, но довольные.
В последующие дни они продолжали тренировку. Ольга Александровна каждый раз после их возвращения массировала им руки и ноги.
Максим нервничал, торопил Белова с решительной попыткой достичь корабля. Но Игорь Никитич откладывал ее со дня на день. За это время здоровье Маши значительно улучшилось. Несколько дней у нее был жар, вызванный воспаленным состоянием раны. Но вскоре температура спала, и Маша вступила в тот счастливый период выздоровления, когда человек, уже переставший страдать, окружен еще особой заботой близких, не утративших страха перед невозвратимой потерей.
Все свободное от тренировки время Максим просиживал у койки больной, с насаждением читал ей вслух, оправлял под|шки, подавал лекарства и выполнял тысячи мелких капризов своего божка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54