Их сделали ученые, не имевшие ни сложных приборов, ни наших знаний, - сделали еще в те времена, когда не существовало, ни одного из современных европейских государств и по необжитым просторам Европы кочевали дикие племена. Их благородный труд дошел до нас сквозь толщу веков. Да вот послушайте, как должен работать настоящий ученый. В тысяча семьсот пятом году астроном Галлей вычислил путь большой кометы тысяча шестьсот восемьдесят второго года. Он предсказал, что она вернется в тысяча семьсот пятьдесят девятом году. Галлей прекрасно знал, что не доживет до ее возвращения. А ведь только оно одно могло доказать его правоту. Он не задумывался, стоит ли сохнуть над вычислениями, раз он умрет, не дождавшись награды. С пером в руках ученый выследил путь косматой звезды в глубинах неба и точно предсказал год и месяц ее появления. Весь научный мир был возмущен его "наглым шарлатанством". Галлея называли лгуном, безумцем, богохулителем, глумились над его работой. Но астроном все терпел и стоял на своем. Он старился, дряхлел и наконец сошел в могилу. Могила заросла травой. Износившееся тело великого ученого распалось на атомы, из которых когда-то возникло. И сам Галлей и место, где он был похоронен, были забыты, как забывается все на свете. Летело время. И вдруг...
И вдруг в один ясный вечер над горизонтом в безмерной темной глубине зажглось какое-то сияние, разгоравшееся из ночи в ночь. Сияя все ярче, оно переходило из созвездия в созвездие, заполняя клубами светоносного тумана все большее пространство.
И вот перед потрясенным человечеством засверкала воплощенная истина: комета Галлея вернулась в предсказанный срок!
Я вам рассказал эту правдивую историю,- заключил Константин Степанович,- чтобы вы, молодежь, лучше поняли ответственность перед человечеством за исход экспедиции. А теперь, друзья, скорее за работу! Отдайте ей весь ваш молодой, нерастраченный пыл!
И дело пошло. Да еще как пошло! По крайнему настоянию Ольги Александровны спали все-таки семь-восемь часов в сутки. Мудрая женщина знала цену переутомлению.
С удивлением наблюдала Галя, как внезапно изменилось поведение Николая Михайловича. Еще вчера партизанивший ворчун, Синицын вдруг преобразился. Правда, ворчать он не перестал, но из всего экипажа не было человека, который так ревностно, как он, работал бы над восстановлением "Урана".
Безоговорочно выполняя все поручаемые ему работы, геолог ухитрялся еще отрывать минуты от скудного времени, отпускаемого на приведение себя в порядок, чтобы пронумеровать, снабдить пояснениями, расположить и упаковать свои коллекции минералов. Рвение его доходило до того, что он, чертыхаясь и ворча, оставлял свою научную работу и помогал обрабатывать экспонаты Ольге Александровне. Работа так и горела у него в руках.
Игорь Никитич и Константин Степанович зачастую переглядывались с веселыми огоньками в глазах, следя за неутомимыми хлопотами "колючего геолога". Но Гале претило внезапное трудолюбие старика. Она все еще не могла забыть, как во время полета с Земли на Венеру Синицын упорно отлынивал от работы, выходившей за строгие рамки обязанностей, которые он сам себе установил, и как он вместо того, чтобы помогать товарищам, предпочитал, ничего не смысля в звездах, часами просиживать у телескопа, мешая вести действительно нужные наблюдения.
"Страх перед гибелью, если корабль в урочный час не сможет подняться, - вот что руководит Синицыным!" - думала Галя, и "колючий геолог" стал для нее еще невыносимее, чем прежде.
Когда приблизилась астрономическая полночь, температура упала. Завыл пронизывающий ветер и понес мокрый песок.
Галя попросила у Белова разрешения сходить к морю и взглянуть, как выглядит прилив. Но Игорь Никитич не пустил ее. Он объяснил Гале, что хотя на Венере солнечное притяжение достигает двух третей суммарного тяготения Солнца и Луны на Земле, оно может поднять воду только на полметра, потому что на Земле подъем воды у берегов вызывается не столько солнечным тяготением, сколько скоростью набегания приливной волны. Если точка на экваторе Венеры движется в тридцать три раза медленнее, чем точка на экваторе Земли, то живая сила приливной волны на Венере в тысячу с лишним раз меньше, чем у нас, и не может хоть сколько-нибудь поднять уровень воды у берегов. А так как полуметровый прилив длится двести часов, то заметить его без специальных приборов невозможно, поэтому и не стоит на это тратить время.
После того как поврежденное крыло "Урана" было укреплено, предстояло еще много работы. Надо было не только прочно соединить его с корпусом, но и защитить место починки от космического холода: покрыть это место зеркальным лаком, предварительно спаяв всю оборванную отеплительную сеть на обшивке.
Максим предложил оставить все, как есть.
- Видишь ли, Максим, - заметил Белов, - космический корабль всегда должен быть теплым от кабины до кончика крыла. Под воздействием холода материалы меняют свои свойства. Прежде всего они становятся хрупкими. Стальная балка вдребезги разлетается от удара молотком. О резине, коже, дереве и говорить не приходится. Кроме того, многие материалы приобретают странные и вряд ли полезные свойства: провода перестают сопротивляться прохождению тока...
- Ну и прекрасно! - вставил Максим.
- То есть нагреть что-нибудь слишком остывшее с помощью электричества нельзя!
Лицо у Максима заметно вытянулось.
- Значит, придется все-таки восстанавливать, - заключил он со вздохом.
Одновременно с починкой обогревательной сети путешественники приступили к ремонту воздушных двигателей. Тут работа пошла более споро, потому что внутри крыль.ев не было ветра. Это намного облегчило труд, хотя работать приходилось по-прежнему в скафандрах: герметичность крыльев не была еще восстановлена.
Времени оставалось слишком мало. Все предвещало близкий рассвет. Почти непрестанно дул холодный северо-западный ветер. "У-у-у-тро! У-у-у-тро!"- пел он в фюзеляже. Сила его росла с каждым часом. Температура воздуха при нем понижалась до пяти-семи градусов мороза. Наоборот, редкие восточные ветры приносили тепло и проливные дожди.
Рассвет застал путешественников за ремонтом шасси. Под корабль подвели опоры из собранных поблизости камней. Для большей устойчивости "Уран" был расчален запасными тросами.
Снова пришлось работать на ветру. Правда, на этот раз он был холодным, и можно было искусственно регулировать температуру внутри скафандров. Зато его сила становилась угрожающей. Если бы не мороз, который на какое-то время сковал мокрый песок, отремонтировать шасси вряд ли вообще удалось бы.
Когда колеса "Урана" в первый раз были опущены, подняты и снова опущены на подготовленные подмостья, стало совершенно светло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
И вдруг в один ясный вечер над горизонтом в безмерной темной глубине зажглось какое-то сияние, разгоравшееся из ночи в ночь. Сияя все ярче, оно переходило из созвездия в созвездие, заполняя клубами светоносного тумана все большее пространство.
И вот перед потрясенным человечеством засверкала воплощенная истина: комета Галлея вернулась в предсказанный срок!
Я вам рассказал эту правдивую историю,- заключил Константин Степанович,- чтобы вы, молодежь, лучше поняли ответственность перед человечеством за исход экспедиции. А теперь, друзья, скорее за работу! Отдайте ей весь ваш молодой, нерастраченный пыл!
И дело пошло. Да еще как пошло! По крайнему настоянию Ольги Александровны спали все-таки семь-восемь часов в сутки. Мудрая женщина знала цену переутомлению.
С удивлением наблюдала Галя, как внезапно изменилось поведение Николая Михайловича. Еще вчера партизанивший ворчун, Синицын вдруг преобразился. Правда, ворчать он не перестал, но из всего экипажа не было человека, который так ревностно, как он, работал бы над восстановлением "Урана".
Безоговорочно выполняя все поручаемые ему работы, геолог ухитрялся еще отрывать минуты от скудного времени, отпускаемого на приведение себя в порядок, чтобы пронумеровать, снабдить пояснениями, расположить и упаковать свои коллекции минералов. Рвение его доходило до того, что он, чертыхаясь и ворча, оставлял свою научную работу и помогал обрабатывать экспонаты Ольге Александровне. Работа так и горела у него в руках.
Игорь Никитич и Константин Степанович зачастую переглядывались с веселыми огоньками в глазах, следя за неутомимыми хлопотами "колючего геолога". Но Гале претило внезапное трудолюбие старика. Она все еще не могла забыть, как во время полета с Земли на Венеру Синицын упорно отлынивал от работы, выходившей за строгие рамки обязанностей, которые он сам себе установил, и как он вместо того, чтобы помогать товарищам, предпочитал, ничего не смысля в звездах, часами просиживать у телескопа, мешая вести действительно нужные наблюдения.
"Страх перед гибелью, если корабль в урочный час не сможет подняться, - вот что руководит Синицыным!" - думала Галя, и "колючий геолог" стал для нее еще невыносимее, чем прежде.
Когда приблизилась астрономическая полночь, температура упала. Завыл пронизывающий ветер и понес мокрый песок.
Галя попросила у Белова разрешения сходить к морю и взглянуть, как выглядит прилив. Но Игорь Никитич не пустил ее. Он объяснил Гале, что хотя на Венере солнечное притяжение достигает двух третей суммарного тяготения Солнца и Луны на Земле, оно может поднять воду только на полметра, потому что на Земле подъем воды у берегов вызывается не столько солнечным тяготением, сколько скоростью набегания приливной волны. Если точка на экваторе Венеры движется в тридцать три раза медленнее, чем точка на экваторе Земли, то живая сила приливной волны на Венере в тысячу с лишним раз меньше, чем у нас, и не может хоть сколько-нибудь поднять уровень воды у берегов. А так как полуметровый прилив длится двести часов, то заметить его без специальных приборов невозможно, поэтому и не стоит на это тратить время.
После того как поврежденное крыло "Урана" было укреплено, предстояло еще много работы. Надо было не только прочно соединить его с корпусом, но и защитить место починки от космического холода: покрыть это место зеркальным лаком, предварительно спаяв всю оборванную отеплительную сеть на обшивке.
Максим предложил оставить все, как есть.
- Видишь ли, Максим, - заметил Белов, - космический корабль всегда должен быть теплым от кабины до кончика крыла. Под воздействием холода материалы меняют свои свойства. Прежде всего они становятся хрупкими. Стальная балка вдребезги разлетается от удара молотком. О резине, коже, дереве и говорить не приходится. Кроме того, многие материалы приобретают странные и вряд ли полезные свойства: провода перестают сопротивляться прохождению тока...
- Ну и прекрасно! - вставил Максим.
- То есть нагреть что-нибудь слишком остывшее с помощью электричества нельзя!
Лицо у Максима заметно вытянулось.
- Значит, придется все-таки восстанавливать, - заключил он со вздохом.
Одновременно с починкой обогревательной сети путешественники приступили к ремонту воздушных двигателей. Тут работа пошла более споро, потому что внутри крыль.ев не было ветра. Это намного облегчило труд, хотя работать приходилось по-прежнему в скафандрах: герметичность крыльев не была еще восстановлена.
Времени оставалось слишком мало. Все предвещало близкий рассвет. Почти непрестанно дул холодный северо-западный ветер. "У-у-у-тро! У-у-у-тро!"- пел он в фюзеляже. Сила его росла с каждым часом. Температура воздуха при нем понижалась до пяти-семи градусов мороза. Наоборот, редкие восточные ветры приносили тепло и проливные дожди.
Рассвет застал путешественников за ремонтом шасси. Под корабль подвели опоры из собранных поблизости камней. Для большей устойчивости "Уран" был расчален запасными тросами.
Снова пришлось работать на ветру. Правда, на этот раз он был холодным, и можно было искусственно регулировать температуру внутри скафандров. Зато его сила становилась угрожающей. Если бы не мороз, который на какое-то время сковал мокрый песок, отремонтировать шасси вряд ли вообще удалось бы.
Когда колеса "Урана" в первый раз были опущены, подняты и снова опущены на подготовленные подмостья, стало совершенно светло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54