В лесу им встречается князь Борживой. Он очаро­ван красотой Людмилы и просит ее стать его же­ной. Отшельник согласен благословить их брак при условии, что они примут христианство. В заключе­ние в моравском городе Велеграде совершается об­ряд крещения новобрачных и чешского народа. Зву­чит мелодия древнего гимна «Господине, помилуй ны», возвещая конец языческой тьмы и начало света.
Если вспомнить, что принятие христианства Людмилой и Борживоем хронологически совпадает с разгромом немцев в битве восставших Великоморавских племен против Людовика и с заключением потом Фюргеймского мира (874 г.), признавшего независимость Моравии, станет понятной патрио­тическая направленность сочинения Дворжака. А национальная основа ее подчеркнута введением в музыкальную ткань упоминавшегося уже чешского гимна и других древнеславянских напевов.
Неудивительно, что «Св. Людмила» Дворжака, признана первенцем национальной чешской оратории и до сих пор пользуется большой популярно­стью в Чехии. Ее исполняют не только хоровые кол­лективы. Наряду с листовской «Св. Елизаветой», «Св. Людмила» Дворжака была показана на сце­не Национального театра в театрализованной поста­новке. Англичане могут гордиться тем, что способ­ствовали созданию такого великолепного произве­дения.
В Англии ораторию приняли восторженно. Опо­вещенные о предстоящем 15 октября 1886 года ис­полнении в Лидсе, меломаны и поклонники таланта Дворжака, а таких с каждым годом становилось все больше и больше, из разных городов за много дней до начала фестиваля съехались туда, чтобы не остаться без билета. Не удерживали их ни рас­стояния, ни трудный порой путь.
Оратория Дворжака была и в центре внимания устроителей фестиваля. Для ее исполнения не жа­лели ничего. «Это были самые лучшие голоса и ор­кестранты, - писал он. - После окончания (а про­должалось это с половины 12-го до 3 час.) воз­гласы «Дворжак» раздавались без конца... а весь хор и оркестр махали платками...». Затем, когда растроганный Дворжак сказал несколько слов по-английски, поблагодарив публику за сердеч­ный прием, а музыкантов за отличное исполнение, снова поднялась буря аплодисментов. «Это был опять торжественный день, о котором я буду всегда вспоминать с радостью...»
Не хуже прошли концерты и в Лондоне 29 ок­тября и 6 ноября.
В Прагу Дворжак вернулся триумфатором. «Св. Людмила» окончательно закрепила за ним симпа­тии англичан. Об этом свидетельствовала даже та незначительная часть отзывов английской прессы, которую перепечатал «Далибор» и другие чешские издания. Дошли до Праги и слова Брамса: «Я был бы рад, если бы мне удалось создать одну из тех тем, какие приходят в голову Дворжака только так, мимоходом...». Соотечественники поздравляли Дворжака. Одни - искренне радуясь за него, дру­гие - скрывая зависть, но все понимали, как важ­но для маленького, порабощенного народа призна­ние ценности его искусства за рубежом.
А Дворжак даже в ореоле славы продолжал ос­таваться простым, непосредственным, доступным и, рассказывая коллегам о зарубежных выступлениях, вовсе не стремился придать своей личности какой-то особый блеск.
- Не говорите обо мне как о полубоге, - смеял­ся он довольный. - Я простой чешский музыкант и всегда им останусь. Учитывая доброе отношение ко мне мораван, старание, с которым они всегда разучивают мои произведения, я думаю, что поступ­лю хорошо и правильно, если на титульном листе объемистой партитуры «Святой Людмилы», при­несшей мне большой успех в Англии, напишу:
Музыкальному и певческому обществу
«Жеротин»
в Оломоуце
посвящает Ант. Дворжак.
СРЕДИ РОДНЫХ ЛЮДЕЙ И НАПЕВОВ
Была зима, Дворжаку хотелось тепла и пения птиц. Несколько раз на день он подходил к клетке своего любимца черного дрозда и заговари­вал с ним. Но дрозд молчал, пряча пуговки глаз под сонные веки. Дворжак томился. Остатки нервного возбуждения, сохранявшегося еще долго по приезде из Англии, он употребил на сочинение второй тет­ради «Славянских танцев» (для фортепиано) и их оркестровку. Зимрок писал, что эти превосходные вещи ужасно ему нравятся. «И не обещайте Англии впредь никаких произведений - я накла­дываю запрет!!!» - добавлял он, не зная, что Двор­жак чувствовал себя таким усталым, что вовсе не хотел сочинять. Это было новое, непривычное для него состояние и, естественно, немного тревожив­шее. Просьбы англичан о новой оратории, конечно, остались без ответа. Дворжак слонялся по комна­там своей просторной квартиры. Он жил в том же доме, что и раньше, но занимал теперь весь второй этаж. К роялю он не подходил, не касался его клавиш. А так как хозяин, заботившийся об удоб­ствах Дворжака, запретил всем остальным своим жильцам иметь у себя музыкальные инструмен­ты, - только под таким условием сдавались квар­тиры, - значит, если Дворжак не играл, всюду царила тишина. Дворжак готов был затосковать, но вдруг однажды он услышал звуки скрипки, доносившиеся из комнат тещи, переехавшей по­сле смерти мужа жить к ним. То было нару­шением установившейся традиции, но Дворжак очень обрадовался. Схватив свой старый, много послуживший ему альт, он поспешил туда, откуда слышалась музыка. То музицировал студент-химик Йозеф Круиз, которого приютила у себя старуха Чермакова и который потом еще много лет жил у Дворжака. Как в юные годы, Дворжак долго и самозабвенно играл в тот вечер. Возможности Йозефа были весьма ограничены, и Дворжак пред­ложил ему привести на следующий день еще како­го-нибудь своего товарища-скрипача, пообещав в ближайшее же время написать для их совместного музицирования трио для двух скрипок и альта.
Работа так захватила Дворжака, словно он го­товился к серьезному концерту. Трио (ор. 74) он сочинил в неделю. Но когда начал его разучивать со своими юными компаньонами, увидел, что пар­тию первой скрипки сделал слишком трудной для молодого музыканта. Пришлось отдать сочинение профессиональным музыкантам, которые, готовя очередной концерт «Умелецкой беседы», просили у. Дворжака что-нибудь новенькое, а для заплани­рованного домашнего музицирования Дворжак тут же стал сочинять технически более легкое второе трио, из которого потом сделал четыре «Романти­ческие пьесы» для скрипки и фортепиано (ор. 75).
Так Дворжак забавлялся недели две: сочинял милые пустячки (в эти дни были написаны две ма­ленькие пьески для фортепиано, которые вскоре вышли у пражского издателя Урбанка в серии «Мо­лодой чешский пианист» под названием «Две жем­чужинки»), репетировал с юношами, сам много играл. Дети, а их у композитора тогда уже было пятеро, видя, что отец не очень занят, не хмурит брови, с утра до вечера вертелись подле него, на­полняя кабинет шумом своей возни и смехом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51