Адольф Чех репетировал хоры, а Сметана работал с оркестром. Прошло четыре недели. Артисты и музыканты вначале с большим интересом брались за сочинение Дворжака, подогретые успехом его «Гимна» и ранее сыгранной увертюрой. Но вскоре послышался ропот. Хор не мог запомнить мелодии, певцы жаловались на непомерные трудности, уверяя, что отдельные места вообще неисполнимы. Красива ли музыка, соответствует ли духу произведения - об этом говорили мало. Она была трудна, и все быстро решили, что не стоит тратить на нее время.
Дворжак сердился, бушевал и все-таки довел работу до оркестровых репетиций. Но и тогда не стало лучше. Оркестр гремел. Певцы, не щадя легких, пытались его перекричать. Дворжак чувствовал себя среди этого хаоса звуков как во время пытки. Наконец и он согласился с тем, что продолжать работу не стоит, забрал партитуру и вскоре распространился слух, будто он уничтожил ее.
Несколько дней Дворжак нигде не показывался. Его мучила мысль, что срыв постановки в театре, так разрекламированной Прохазкой, может совсем зачеркнуть успех «Гимна» и возродит недоверие к его таланту. Но он не впал в уныние, как полагали многие. Просто он взялся снова за пересмотр всего, что осталось у него из написанного ранее. Судя по всему, Дворжак хорошо понял, что самобытное искусство не может быть создано на чужеродной основе. Борьба Сметаны за национальную чешскую музыку стала ему понятной и близкой. Безжалостно расправлялся он со своими сочинениями: одни уничтожал, другие обрекал на безвестное существование.
Произведения, отобранные как лучшие, Дворжак тут же обозначил новыми номерами опусов. Забегая вперед, скажем, что и это упорядочивание не было еще окончательным. Позднее, готовя сочинения к изданию, Дворжак опять менял номера опусов, что в конце концов создало страшную путаницу.
Пересмотрев свои композиции, вынеся им суровый приговор, достойный самого строгого, непреклонного критика, Дворжак снова принялся сочинять. Поистине железная воля была у этого человека.
17 ноября 1873 года Дворжак обвенчался с Анной Чермаковой. Начало их супружеской жизни не было ни светлым, ни безоблачным. 4 апреля 1874 года родился первенец - сын Отакар. Дворжаку пришлось искать еще приработок. С помощью друзей он устроился органистом в храм св. Войтеха. Возвращаться в театр он не хотел: работа в оркестре отнимала много времени, а он должен был иметь какие-то часы для сочинительства. Однако десять золотых в месяц, выплачиваемые храмом, мало облегчили его материальное положение. Выросшая в достатке Аничка не могла не роптать. Сдержанный от природы, Дворжак сделался совсем мрачным. Не здороваясь, не обращая ни на кого внимания, как черная туча он появлялся на хорах храма, нагоняя на всех страх, и сразу же усаживался к органу. Люди сторонились его, избегали с ним заговаривать, но зная о катастрофе в театре, жалели его. Когда появились на свет одна за другой еще две дочери Дворжака, положение семьи стало совсем невыносимым. Доведенная до отчаяния Аничка с благодарностью приняла от Карла Бендля двести пятьдесят золотых, собранных им среди знакомых музыкантов. Но их хватило ненадолго. Скоро нужда снова ворвалась в дом. Дети болели, чахли. Смерть дежурила у их постелей.
Дворжак не переставал сочинять. Среди плача и вздохов вынашивал он свои новые творения. Едва урвав минутку, заносил их на страницы нотной бумаги. По воскресеньям во время мессы Дворжак импровизировал в храме. Слушали его с интересом, но никому и в голову не приходило, что бедный, затравленный жизнью органист не просто способный музыкант, композитор, а избранник фортуны. Пройдет совсем немного времени, и он станет славой и гордостью всего народа.
ПОСРЕДИНЕ СТРАНСТВИЯ ЗЕМНОГО
«Уважаемый Магистрат! Благоволите выдать мне на немецком языке свидетельство об отсутствии средств, поскольку это свидетельство мне нужно для получения государственной артистической стипендии»,- с таким прошением обратился Дворжак к городским властям в июне 1874 года, решив испытать счастье и предъявить свои права на стипендию, выдававшуюся, как говорилось в соответствующем постановлении, «молодым, бедным и талантливым» художникам (поэтам, мастерам изобразительного искусства и музыкантам), проживающим в австрийской части Австро-Венгерской империи.
У Дворжака были готовы две новые симфонии, которые он без страха считал возможным представить на суд Иоганесса Брамса, критика Эдуарда Ганслика и дирижера придворной оперы Яна Гербека, составлявших венское жюри музыкальной секции. Одна из них - третья по счету симфония, ми-бемоль мажор (обозначенная первоначально как ор. 20, а потом - как ор. 10) -перед этим целиком была исполнена объединенным оркестром двух оперных театров под управлением Сметаны. Несмотря на то, что симфония носила внешние следы влияния Вагнера и Листа, она произвела на слушателей хорошее впечатление приподнятой торжественностью. Героико-эпические тона всех трех частей симфонии и особенно победно-ликующий финал навевали чехам образы легендарного Вышеграда - стольного града князей и королей чешских - или Белой горы, героев которой композитор ранее воспел в своем «Гимне».
Из другой симфонии пражанам было знакомо только пылкое скерцо, которым Сметана продирижировал за два месяца до наступления у него глухоты. Это была четвертая, ре-минорная, симфония ор. 13, свидетельствовавшая о стремлении автора окончательно преодолеть позднеромантические влияния западноевропейской музыки и противопоставить им классическую ясность мысли и симметричность построения. Она заканчивает ряд как бы подготовительных, хотя и весьма значительных и ценных симфоний Дворжака.
Помимо симфоний и справки из магистрата, где говорилось, что учитель музыки Антонин Дворжак, кроме ежегодного жалования органиста в размере ста двадцати шести крон и шестидесяти золотых в месяц, получаемых за частные уроки, не имеет никаких других доходов, в Вену пошло еще несколько небольших камерных произведений.
Стипендия была довольно солидна - четыреста золотых в австрийской валюте. Поэтому недостатка в соискателях не ощущалось. Эдуарда Ганслика, первым фильтровавшего присылаемые в жюри произведения, заваливали партитурами. Но, как он отмечал, авторы этих произведений почти всегда отвечали двум первым условиям конкурса, то есть были молоды и бедны. А вот с талантом обстояло хуже.
Полученные от Дворжака ноты приятно удивили комиссию. Ганслик, нещадно воевавший с новыми течениями в музыке, постоянно выступавший против Вагнера и Листа, разумеется, нашел музыку симфоний Дворжака несколько дикой и несуразной. Но Гербек живо заинтересовался ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Дворжак сердился, бушевал и все-таки довел работу до оркестровых репетиций. Но и тогда не стало лучше. Оркестр гремел. Певцы, не щадя легких, пытались его перекричать. Дворжак чувствовал себя среди этого хаоса звуков как во время пытки. Наконец и он согласился с тем, что продолжать работу не стоит, забрал партитуру и вскоре распространился слух, будто он уничтожил ее.
Несколько дней Дворжак нигде не показывался. Его мучила мысль, что срыв постановки в театре, так разрекламированной Прохазкой, может совсем зачеркнуть успех «Гимна» и возродит недоверие к его таланту. Но он не впал в уныние, как полагали многие. Просто он взялся снова за пересмотр всего, что осталось у него из написанного ранее. Судя по всему, Дворжак хорошо понял, что самобытное искусство не может быть создано на чужеродной основе. Борьба Сметаны за национальную чешскую музыку стала ему понятной и близкой. Безжалостно расправлялся он со своими сочинениями: одни уничтожал, другие обрекал на безвестное существование.
Произведения, отобранные как лучшие, Дворжак тут же обозначил новыми номерами опусов. Забегая вперед, скажем, что и это упорядочивание не было еще окончательным. Позднее, готовя сочинения к изданию, Дворжак опять менял номера опусов, что в конце концов создало страшную путаницу.
Пересмотрев свои композиции, вынеся им суровый приговор, достойный самого строгого, непреклонного критика, Дворжак снова принялся сочинять. Поистине железная воля была у этого человека.
17 ноября 1873 года Дворжак обвенчался с Анной Чермаковой. Начало их супружеской жизни не было ни светлым, ни безоблачным. 4 апреля 1874 года родился первенец - сын Отакар. Дворжаку пришлось искать еще приработок. С помощью друзей он устроился органистом в храм св. Войтеха. Возвращаться в театр он не хотел: работа в оркестре отнимала много времени, а он должен был иметь какие-то часы для сочинительства. Однако десять золотых в месяц, выплачиваемые храмом, мало облегчили его материальное положение. Выросшая в достатке Аничка не могла не роптать. Сдержанный от природы, Дворжак сделался совсем мрачным. Не здороваясь, не обращая ни на кого внимания, как черная туча он появлялся на хорах храма, нагоняя на всех страх, и сразу же усаживался к органу. Люди сторонились его, избегали с ним заговаривать, но зная о катастрофе в театре, жалели его. Когда появились на свет одна за другой еще две дочери Дворжака, положение семьи стало совсем невыносимым. Доведенная до отчаяния Аничка с благодарностью приняла от Карла Бендля двести пятьдесят золотых, собранных им среди знакомых музыкантов. Но их хватило ненадолго. Скоро нужда снова ворвалась в дом. Дети болели, чахли. Смерть дежурила у их постелей.
Дворжак не переставал сочинять. Среди плача и вздохов вынашивал он свои новые творения. Едва урвав минутку, заносил их на страницы нотной бумаги. По воскресеньям во время мессы Дворжак импровизировал в храме. Слушали его с интересом, но никому и в голову не приходило, что бедный, затравленный жизнью органист не просто способный музыкант, композитор, а избранник фортуны. Пройдет совсем немного времени, и он станет славой и гордостью всего народа.
ПОСРЕДИНЕ СТРАНСТВИЯ ЗЕМНОГО
«Уважаемый Магистрат! Благоволите выдать мне на немецком языке свидетельство об отсутствии средств, поскольку это свидетельство мне нужно для получения государственной артистической стипендии»,- с таким прошением обратился Дворжак к городским властям в июне 1874 года, решив испытать счастье и предъявить свои права на стипендию, выдававшуюся, как говорилось в соответствующем постановлении, «молодым, бедным и талантливым» художникам (поэтам, мастерам изобразительного искусства и музыкантам), проживающим в австрийской части Австро-Венгерской империи.
У Дворжака были готовы две новые симфонии, которые он без страха считал возможным представить на суд Иоганесса Брамса, критика Эдуарда Ганслика и дирижера придворной оперы Яна Гербека, составлявших венское жюри музыкальной секции. Одна из них - третья по счету симфония, ми-бемоль мажор (обозначенная первоначально как ор. 20, а потом - как ор. 10) -перед этим целиком была исполнена объединенным оркестром двух оперных театров под управлением Сметаны. Несмотря на то, что симфония носила внешние следы влияния Вагнера и Листа, она произвела на слушателей хорошее впечатление приподнятой торжественностью. Героико-эпические тона всех трех частей симфонии и особенно победно-ликующий финал навевали чехам образы легендарного Вышеграда - стольного града князей и королей чешских - или Белой горы, героев которой композитор ранее воспел в своем «Гимне».
Из другой симфонии пражанам было знакомо только пылкое скерцо, которым Сметана продирижировал за два месяца до наступления у него глухоты. Это была четвертая, ре-минорная, симфония ор. 13, свидетельствовавшая о стремлении автора окончательно преодолеть позднеромантические влияния западноевропейской музыки и противопоставить им классическую ясность мысли и симметричность построения. Она заканчивает ряд как бы подготовительных, хотя и весьма значительных и ценных симфоний Дворжака.
Помимо симфоний и справки из магистрата, где говорилось, что учитель музыки Антонин Дворжак, кроме ежегодного жалования органиста в размере ста двадцати шести крон и шестидесяти золотых в месяц, получаемых за частные уроки, не имеет никаких других доходов, в Вену пошло еще несколько небольших камерных произведений.
Стипендия была довольно солидна - четыреста золотых в австрийской валюте. Поэтому недостатка в соискателях не ощущалось. Эдуарда Ганслика, первым фильтровавшего присылаемые в жюри произведения, заваливали партитурами. Но, как он отмечал, авторы этих произведений почти всегда отвечали двум первым условиям конкурса, то есть были молоды и бедны. А вот с талантом обстояло хуже.
Полученные от Дворжака ноты приятно удивили комиссию. Ганслик, нещадно воевавший с новыми течениями в музыке, постоянно выступавший против Вагнера и Листа, разумеется, нашел музыку симфоний Дворжака несколько дикой и несуразной. Но Гербек живо заинтересовался ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51