Неудивительно, что и симфония фа мажор, пятая по счету, писавшаяся сразу же после перво­го цикла «Моравских дуэтов», существенно отлича­ется от всех предыдущих и содержанием, и средст­вами выразительности. Здесь нет уже мятежности, тревог позднего западноевропейского романтизма. Близость к классике ощущается не только в сим­метрии построения, но и в выборе тематического ма­териала. Все части симфонии насыщены интонация­ми чешской народнобытовой музыки. Разверты­вающиеся картины природы носят ярко выраженные национальные черты. В скерцо слышны своеобраз­ные ритмы чешского танца фурианта. Музыка приподнятая, жизнерадостная. Идиллические зари­совки сменяются образами народного веселья, жан­ровыми сценами, с характерно звучащими инстру­ментальными наигрышами.
Вторая - медленная - часть симфонии приме­чательна как самый ранний образец дворжаковской
думки. В дальнейшем Дворжак не раз обращался к этому жанру, встречающемуся, как известно, чаще всего в украинской народной музыке. Харак­теризуется он обычно наличием задушевного лири­ческого запева, обрамляющего танцевальные или бурно-драматические эпизоды. Таким образом вся симфония - чисто славянская. А кроме того, по выражению Отакара Шоурка, в ней «заметны льви­ные когти и орлиный размах крыльев крупного симфониста».
Попутно отмечу, что созданная меньше чем за семь недель симфония четыре года ждала первого исполнения. Прозвучав в 1879 году один раз под управлением Адольфа Чеха в Славянском концерте в Праге, она пролежала еще восемь лет. И только в 1887 году Дворжак извлек ее из под груды своих нот, немного подправил оркестровку и отдал печа­тать Зимроку. А этот муж «разума и дела», издав­ший перед этим шестую симфонию Дворжака как первую, а седьмую по счету - под номером вто­рым, напечатал ее как третью, не считаясь с тем, что это более раннее произведение, уступающее двум изданным и по глубине содержания, и по композиторскому мастерству. Чтобы окончательно все запутать, несмотря на возражения автора он изменил и опус произведения. Вместо ор. 24, в со­ответствии со временем возникновения, симфония обозначена ор. 76, согласно времени ее издания.
Атмосфера восторженного увлечения славянской культурой, окружавшая Дворжака в среде Неффа, сказалась, очевидно, и на выборе сюжета его сле­дующей оперы. Она называется «Ванда» по имени легендарной польской княжны, правившей страной после смерти отца, подобно чешской Либуше.
Эпоха язычества. Польский рыцарь Славой и немец Родерик добиваются руки княжны Ванды. Для достижения цели Родерик приводит с собой на польские земли полчища воинов и начинает вой­ну. Ванда в ужасе дает обет богам принести себя в жертву, если родина ее будет очищена от ино­земцев, и во исполнение этой клятвы бросается в Вислу, как только польские воины одерживают по­беду над врагом.
Высокий патриотический подвиг, стремление из­бавить родину от захватчиков даже ценой жизни были близки и понятны чехам - потомкам гуситов, наследникам Белой горы. Еще альтистом оркестра Дворжак принимал участие в постановках опер «Бранденбуржцы в Чехии» Сметаны, «Ивана Су­санина» Глинки. Знал он и о создании Сметаной оперы «Либуше», дожидавшейся открытия Нацио­нального театра. Теперь был его черед напи­сать большую героико-патриотическую эпическую оперу.
К сожалению, литературные и драматургические качества либретто Вацлава Бенеш-Шумавского, об­работавшего поэму польского писателя Сужицкого, были не на высоте. Дворжак, хотя и имел за собой опыт четырех опер («Альфред», «Король и уголь­щик» - дважды, «Упрямцы»), не смог преодолеть его недостатков. Он не умел еще, как Сметана, перекраивать тексты по своему разумению, не смел обременять либреттиста переделками. Пришло это позже. А пока, оказавшись в плену у малоудачного либретто, Дворжак загубил оперу.
Торжественная коронация Ванды в конце перво­го акта, турнир во втором, сцены в пещере Черно-бога и храме Свантовита, требовавшие обстановоч­ной пышности, соблазнили Дворжака создать так называемую большую оперу в духе Мейербера. От этого пострадала художественная цельность произ­ведения. Опера получилась громоздкой, пестрой по стилю. Чудесные хоры, отмеченные чертами народ­но-славянской эпичности, страницы прекрасной музыки в сцене прощания Ванды с любимым и ро­диной не спасли произведения.
Правда, опера очень быстро была разучена и 17 апреля 1876 года впервые прозвучала со сцены Вре-менного театра, но выдержала только четыре пред­ставления. В 1880 году Дворжак ее переработал и написал новую увертюру, но и это не продлило ее сценическую жизнь. После четырех представлений опера опять получила отставку.
В период работы над «Вандой» умерла малень­кая дочка Дворжака. Обычно к смерти Дворжак относился спокойно. С детства белозубенький Тоничек воспитывался набожным. Ему внушали по­корность перед волей того, кто в представлении верующих даровал жизнь и смерть. Работа на бойне тоже оставила свой след. Она сделала Дворжака малочувствительным к страданиям живых существ, огрубила его душу. Рождение и смерть он воспри­нимал как естественный круговорот в природе. И несмотря на все, кончина дочки потрясла его, по­тому что Дворжак очень любил детей. Мысли об­ратились к богу. Работа над «Вандой» на время была прервана. Дворжак стал делать наброски своего первого духовного сочинения «Stabat mater».
Однако незаконченная опера не давала покоя Дворжаку. Отдельные сцены стояли перед глазами, да и знакомые тормошили, спрашивали, как подви­гается работа. Дворжак спрятал наброски «Stabat mater» и продолжал сочинять «Ванду» пока не за­кончил ее. Это помогло ему пережить горе. Порадо­вала быстрая премьера «Ванды». Дворжак чувст­вовал некоторый подъем и меньше чем за пять ме­сяцев написал веселую комическую оперу «Хитрый крестьянин», а затем с Леошем Яначком, очень к нему привязавшимся, отправился в маленькое пу­тешествие по югу Чехии.
Дворжак был утомлен, но по лицу его и глазам было видно, что в голове у него бурлят звуковые со­четания, готовые от малейшего усилия излиться по­током мелодий. Он был точно наэлектризован. Дви­гался быстро, порывисто. Прутик в его руках, который он обычно подбирал где-нибудь на дороге, то и дело со свистом рассекал воздух, обрушиваясь на головки цветов или сбивая листья с веток де­ревьев. Общество Яначка доставляло удовольствие. Говорили, конечно, о музыке. Дворжак, сидевший много лет безвыездно в Праге, с истинным наслаж­дением вдыхал чистый воздух провинции, хотя и сердился, что в той местности плохо готовили мясо. Однажды в трактире, когда им подали заказанное блюдо из дичи, он недовольно пробурчал: «Думаю, что это козлятина, а не мясо серны».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51