– Я даже растрогался. Вы не поцелуетесь на прощание, детки?
Лола посмотрела мне прямо в глаза, не обращая на Антонио никакого внимания.
– У меня лежат твои вещи. Тони, я их не стала выбрасывать. Приходи, когда хочешь, за ними. Мы всегда… всегда будем друзьями, ладно?
– Ладно. Я знал, что ты не выбросишь мое барахло.
Ты хорошая девочка, Лола. Лучшая из всех.., я…
– Молчи.., не надо ничего говорить… Пока. Счастливо тебе. Тони.
– И тебе тоже. – Я залпом выпил отраву, которую Антонио называл джином, и посмотрел вслед Лоле, направлявшейся к трем мужчинам у стойки. Они раздвинулись и усадили ее в середину. Смех стал громче. Она прижалась к одному из них. Ее грудь, обтянутая зеленым шелком, четко вырисовывалась на фоне его пиджака.
– Очень трогательно. Тони. Я с трудом сдерживаю рыдания. Тебе бы на телевидении работать.
– Антонио, – сказал я, – нагнись-ка ко мне на минуточку.
Он перегнулся через стойку. От него пахло дешевым одеколоном. Я тоже нагнулся, как будто собирался сказать ему что-то на ухо. Потом схватил за узел галстука и резко рванул вниз. Он издал какой-то утробный звук.
Видно было, что он задыхается.
– Слушай внимательно, повторять я не стану.
Он попытался освободиться, но я держал крепко. Его поросячье лицо стало пурпурным.
– Шанхай поставит лоток у входа в твое заведение. Не слышу ответа.
– Ты с.., аггг-агг, ты меня задушишь…
– Да или нет?
– Да.., да.
Я резко отпустил галстук, и Антонио свалился на спину. Он сразу же схватился руками за горло и стал его растирать. У Сеспедеса в глазах блеснули странные огоньки, выражавшие удовлетворение.
Я вышел из "Нью-Рапсодии". За спиной у меня звучал смех Лолы. Естественный смех, бархатистый, красивый.
Смех человека, еще не разучившегося смеяться.
Глава 26
Свет неоновой рекламы, наверно, падал ему прямо в лицо, потому что глаза у него слезились.
– Вы в этом уверены, шеф?
– Да, – ответил я.
– И я не должен буду давать ему пачку сигарет каждый день?
– Никаких пачек сигарет, Шанхай. Ни Антонио, ни Фаустино.
Швейцар, ковырявший зуб ногтем мизинца, всполошился.
– Ты чего лезешь не в свое дело, умник? Кто ты такой, чтобы указывать Шанхаю? Ты уже не служишь в полиции, так что не вмешивайся не в свое дело, давай мотай отсюда.
– Что ты сказал, Фаустино? Я плохо расслышал. Повтори еще раз.
Я подошел к нему поближе. Он совсем вжался в дверь.
– Но, Тони, мы ведь договорились о пачке в день!..
– Ну и что?
– А ты говоришь, чтобы он мне не давал…
– Захочет – даст, не захочет – не даст. Все будет зависеть от его желания. Понял? Ты тут погоду не делаешь, Фаустино. Эта улица – не твоя собственность. Ни твоя и ни Антонио. У Шанхая есть разрешение на торговлю сигаретами.
– Вот именно, – сказал горбун. – Официальное разрешение, начиная с сегодняшнего дня. Все законно.
– Заруби себе на носу, Фаустино, я больше повторять не стану. Он поставит здесь свой лоток, а если ты его хоть пальцем тронешь, я тебя заставлю проглотить твою фирменную фуражку. Ясно? Скажи, что тебе все ясно, Фаустино.
– Мне все ясно.
– Так-то лучше.
– Вы идете домой, сеньор Тони? – спросил горбун.
Я сказал, что да.
– Можно пригласить вас что-нибудь выпить?
– Пошли.
Шанхай скрипнул зубами, выражая столь странным способом удовлетворение результатами переговоров.
Жизнь не приучила его улыбаться, но губы сами растягивались в улыбке, обнажая редкие черные зубы. Рот был похож на гнилой помидор, в который воткнули черные ножики. Мы пошли с ним вниз по Десенганьо по направлению к улице Луна. Шанхай шел, ритмично раскачиваясь на своих кривых ножках, глядя в землю. Горб остро топорщился, казалось, он хочет прорвать пиджак.
Недалеко от полицейского участка он свернул на улицу Писарро.
– Простите, не могу спокойно ходить мимо полиции, плохо на меня действует. Если вы не против, я знаю тут один бар на улице Пэс…
– Далеко идти, Шанхай. Давай выпьем пива где-нибудь здесь.
Бар назывался "Арена". Когда-то он принадлежал известному бандерильеро[10] Чакарте, выступавшему под именем Ниньо де ла Томаса. Умер он от делириум тременс, то есть от белой горячки, после трех дней беспробудной пьянки. Теперь бар держала его сестра. В прежние времена, когда я еще служил в полицейском участке на улице Даоиз, мы захаживали сюда сыграть партию-другую в домино. Сейчас тут нечего было делать.
Мы присели за столик в углу. Клиентов было не густо.
Усатый тип в узком костюме в полоску грыз земляные орехи, держа их кончиками пальцев. Двое пьяных, похоже братьев, о чем-то мрачно шептались.
Сестра бандерильеро подошла к нашему столику с таким же горячим желанием, с каким приговоренный подходит к виселице, и облокотилась пухлой рукой о спинку стула Шанхая. Она была низенькой, толстой и старой. Под носом у нее расплылась помада.
– Бар закрывается, – проворчала женщина хриплым голосом.
– Два пива, пожалуйста. Только очень холодного, – попросил горбун.
– Мы вас не задержим, – добавил я.
– Через пять минут закрываю и иду домой. Так и знайте… Хватит уже. Торчишь тут с семи утра, и все без толку. Хватит.
– Конечно, сеньора, – сказал я. Шанхай вытащил из недр своего пиджака пачку длинных "пэл-мэл" и с важным видом обратился к женщине:
– Не желаете ли сигарету, сеньора?
– Отчего же… – Она решительно засунула длинную сигарету в рот, как будто болт ввернула. Потом прикрыла глаза, скривила рот и наклонила голову, ожидая, чтобы ей дали прикурить.
Выпустив дым, она умиротворенно изрекла:
– Уф, прекрасные сигареты.., высший класс…
– Вам нравится?
– Очень.
– Возьмите себе всю пачку, я вам дарю.
Быстрым движением она схватила сигареты.
– Мне?
– Да, сеньора. Если вы, конечно, разрешите сделать вам этот маленький подарок.
– Надо же. Большое спасибо.
– Принесете нам пивка, сеньора?
– Холодненького, да?
– Если можно, сеньора, – сказал он.
– У меня есть в холодильнике. Сию минуту принесу.
Она принесла пиво, мы отпили прямо из бутылок, не прибегая к помощи стаканов. Женщина стала у стойки, зажав пальцами длинную сигарету, похожую в ее руках на бандерилью покойного братца.
– Неплохо бы давать Фаустино иногда пачку сигарет.
С ним следует поддерживать хорошие отношения, Шанхай. Пусть он будет на твоей стороне.
– Да, сеньор Тони, я уже думал об этом.
– Ты хорошо знаешь этот район, Шанхай, в курсе всех здешних дел. Много лет прожил в этих краях и изучил каждый уголок. Я хочу попросить тебя об одном одолжении.
– Одолжении?
– Вот именно, одолжении.
– К вашим услугам, сеньор Тони.
Я допил пиво и закурил свою сигарету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Лола посмотрела мне прямо в глаза, не обращая на Антонио никакого внимания.
– У меня лежат твои вещи. Тони, я их не стала выбрасывать. Приходи, когда хочешь, за ними. Мы всегда… всегда будем друзьями, ладно?
– Ладно. Я знал, что ты не выбросишь мое барахло.
Ты хорошая девочка, Лола. Лучшая из всех.., я…
– Молчи.., не надо ничего говорить… Пока. Счастливо тебе. Тони.
– И тебе тоже. – Я залпом выпил отраву, которую Антонио называл джином, и посмотрел вслед Лоле, направлявшейся к трем мужчинам у стойки. Они раздвинулись и усадили ее в середину. Смех стал громче. Она прижалась к одному из них. Ее грудь, обтянутая зеленым шелком, четко вырисовывалась на фоне его пиджака.
– Очень трогательно. Тони. Я с трудом сдерживаю рыдания. Тебе бы на телевидении работать.
– Антонио, – сказал я, – нагнись-ка ко мне на минуточку.
Он перегнулся через стойку. От него пахло дешевым одеколоном. Я тоже нагнулся, как будто собирался сказать ему что-то на ухо. Потом схватил за узел галстука и резко рванул вниз. Он издал какой-то утробный звук.
Видно было, что он задыхается.
– Слушай внимательно, повторять я не стану.
Он попытался освободиться, но я держал крепко. Его поросячье лицо стало пурпурным.
– Шанхай поставит лоток у входа в твое заведение. Не слышу ответа.
– Ты с.., аггг-агг, ты меня задушишь…
– Да или нет?
– Да.., да.
Я резко отпустил галстук, и Антонио свалился на спину. Он сразу же схватился руками за горло и стал его растирать. У Сеспедеса в глазах блеснули странные огоньки, выражавшие удовлетворение.
Я вышел из "Нью-Рапсодии". За спиной у меня звучал смех Лолы. Естественный смех, бархатистый, красивый.
Смех человека, еще не разучившегося смеяться.
Глава 26
Свет неоновой рекламы, наверно, падал ему прямо в лицо, потому что глаза у него слезились.
– Вы в этом уверены, шеф?
– Да, – ответил я.
– И я не должен буду давать ему пачку сигарет каждый день?
– Никаких пачек сигарет, Шанхай. Ни Антонио, ни Фаустино.
Швейцар, ковырявший зуб ногтем мизинца, всполошился.
– Ты чего лезешь не в свое дело, умник? Кто ты такой, чтобы указывать Шанхаю? Ты уже не служишь в полиции, так что не вмешивайся не в свое дело, давай мотай отсюда.
– Что ты сказал, Фаустино? Я плохо расслышал. Повтори еще раз.
Я подошел к нему поближе. Он совсем вжался в дверь.
– Но, Тони, мы ведь договорились о пачке в день!..
– Ну и что?
– А ты говоришь, чтобы он мне не давал…
– Захочет – даст, не захочет – не даст. Все будет зависеть от его желания. Понял? Ты тут погоду не делаешь, Фаустино. Эта улица – не твоя собственность. Ни твоя и ни Антонио. У Шанхая есть разрешение на торговлю сигаретами.
– Вот именно, – сказал горбун. – Официальное разрешение, начиная с сегодняшнего дня. Все законно.
– Заруби себе на носу, Фаустино, я больше повторять не стану. Он поставит здесь свой лоток, а если ты его хоть пальцем тронешь, я тебя заставлю проглотить твою фирменную фуражку. Ясно? Скажи, что тебе все ясно, Фаустино.
– Мне все ясно.
– Так-то лучше.
– Вы идете домой, сеньор Тони? – спросил горбун.
Я сказал, что да.
– Можно пригласить вас что-нибудь выпить?
– Пошли.
Шанхай скрипнул зубами, выражая столь странным способом удовлетворение результатами переговоров.
Жизнь не приучила его улыбаться, но губы сами растягивались в улыбке, обнажая редкие черные зубы. Рот был похож на гнилой помидор, в который воткнули черные ножики. Мы пошли с ним вниз по Десенганьо по направлению к улице Луна. Шанхай шел, ритмично раскачиваясь на своих кривых ножках, глядя в землю. Горб остро топорщился, казалось, он хочет прорвать пиджак.
Недалеко от полицейского участка он свернул на улицу Писарро.
– Простите, не могу спокойно ходить мимо полиции, плохо на меня действует. Если вы не против, я знаю тут один бар на улице Пэс…
– Далеко идти, Шанхай. Давай выпьем пива где-нибудь здесь.
Бар назывался "Арена". Когда-то он принадлежал известному бандерильеро[10] Чакарте, выступавшему под именем Ниньо де ла Томаса. Умер он от делириум тременс, то есть от белой горячки, после трех дней беспробудной пьянки. Теперь бар держала его сестра. В прежние времена, когда я еще служил в полицейском участке на улице Даоиз, мы захаживали сюда сыграть партию-другую в домино. Сейчас тут нечего было делать.
Мы присели за столик в углу. Клиентов было не густо.
Усатый тип в узком костюме в полоску грыз земляные орехи, держа их кончиками пальцев. Двое пьяных, похоже братьев, о чем-то мрачно шептались.
Сестра бандерильеро подошла к нашему столику с таким же горячим желанием, с каким приговоренный подходит к виселице, и облокотилась пухлой рукой о спинку стула Шанхая. Она была низенькой, толстой и старой. Под носом у нее расплылась помада.
– Бар закрывается, – проворчала женщина хриплым голосом.
– Два пива, пожалуйста. Только очень холодного, – попросил горбун.
– Мы вас не задержим, – добавил я.
– Через пять минут закрываю и иду домой. Так и знайте… Хватит уже. Торчишь тут с семи утра, и все без толку. Хватит.
– Конечно, сеньора, – сказал я. Шанхай вытащил из недр своего пиджака пачку длинных "пэл-мэл" и с важным видом обратился к женщине:
– Не желаете ли сигарету, сеньора?
– Отчего же… – Она решительно засунула длинную сигарету в рот, как будто болт ввернула. Потом прикрыла глаза, скривила рот и наклонила голову, ожидая, чтобы ей дали прикурить.
Выпустив дым, она умиротворенно изрекла:
– Уф, прекрасные сигареты.., высший класс…
– Вам нравится?
– Очень.
– Возьмите себе всю пачку, я вам дарю.
Быстрым движением она схватила сигареты.
– Мне?
– Да, сеньора. Если вы, конечно, разрешите сделать вам этот маленький подарок.
– Надо же. Большое спасибо.
– Принесете нам пивка, сеньора?
– Холодненького, да?
– Если можно, сеньора, – сказал он.
– У меня есть в холодильнике. Сию минуту принесу.
Она принесла пиво, мы отпили прямо из бутылок, не прибегая к помощи стаканов. Женщина стала у стойки, зажав пальцами длинную сигарету, похожую в ее руках на бандерилью покойного братца.
– Неплохо бы давать Фаустино иногда пачку сигарет.
С ним следует поддерживать хорошие отношения, Шанхай. Пусть он будет на твоей стороне.
– Да, сеньор Тони, я уже думал об этом.
– Ты хорошо знаешь этот район, Шанхай, в курсе всех здешних дел. Много лет прожил в этих краях и изучил каждый уголок. Я хочу попросить тебя об одном одолжении.
– Одолжении?
– Вот именно, одолжении.
– К вашим услугам, сеньор Тони.
Я допил пиво и закурил свою сигарету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49