Райфа это не убедило, но Ангус явно хотел поговорить с ним, и он позволил себя увести.
Проглянувшее солнце сделало выгон безупречно белым и гладким, как куриное яйцо. Молодые лиственницы и чернокаменные сосны превратились в курганы высотой с человека — их называли в клане сосновыми призраками. Снег под ногами оставался чистым и зернистым — ветер постоянно перемещал его и не давал ему замерзнуть. По чистой глади бежали легкими строчками заячьи следы.
Знакомая картина не утешала Райфа. В памяти звучали слова Инигара Сутулого: «Я боюсь, что если ты останешься с нами, то станешь свидетелем смерти всех нас еще до того, как насытишь свой взор». Райф вздрогнул. После этих слов все вокруг стало казаться ему другим. Напрасно он не дал бладдийским женщинам и детям сгореть в кибитке. Их это все равно не спасло, и в конце концов он сделал только хуже.
— На-ка выпей.
Голос Ангуса донесся до него как будто издали, и мысли Райфа не сразу вернулись с поляны севернее Дороги Бладдов. Ангус сунул ему в руку фляжку. Райф немного подержал ее и выпил. Прозрачная жидкость была так холодна, что щипала десны, — совершенно безвкусная и такая крепкая, что пар от дыхания Райфа стал невидимым на морозе. Ангус, замедлив шаг, остановился у соснового призрака и прислонился к нему спиной. Комья снега посыпались с веток ему на сапоги. Жестом он поощрил Райфа выпить еще глоток из обшитой кроличьим мехом фляжки. Райф глотнул чуть-чуть, только чтобы согреть рот.
— Тебе пришлось тяжело на Дороге Бладдов. — Это был не вопрос. Ангус размотал тесемки на запястьях и снял свои красивые перчатки из тюленьей кожи. Некрашеная одежда, простой объездчицкий клинок на бедре и коротко остриженные волосы выдавали в нем чужого. Ангус не принадлежал ни к какому клану. Тем говорил, что мать с братом выросли во владениях города Иль-Глэйва близ ганмиддишской границы. Тем встретил Мег в тот год, когда жил воспитанником в Ганмиддише, на танцах, которые этот богатый пограничный клан устраивал летом для своих новиков и девушек. Ангуса тоже пригласили — Райф уже не помнил почему, — но Краб Ганмиддиш, вождь клана, поставил ему непременным условием привести свою женщину, с которой он будет танцевать. Ангус привел Мег, Тем увидел ее и, по словам Кота Мэрдока, который тоже при этом присутствовал, не дал с ней потанцевать никому другому. Два месяца спустя они поженились, и в тот же день Тем был освобожден от своей клятвы новика.
Мег Лок так больше и не вернулась домой — выйдя за Тема Севранса, она стала кланницей.
— Рейна говорила мне, что ты умеешь попадать в цель, даже когда темно. — Ангус вывернул перчатки наизнанку и принялся выскабливать подкладку ножиком. — Еще она говорила, что, когда вы с Дреем вернулись с Пустых Земель, ты обмолвился, что узнал о набеге на расстоянии.
Райф почувствовал, что у него пылают щеки. Какое право имела Рейна говорить такое чужому человеку?
— Другие говорили мне, что ты на ножах с Мейсом Черным Градом, что ты спорил с ним перед всем кланом, не подчинялся его приказам...
— Выкладывай, что у тебя на уме, Ангус. Я сам знаю, как обстоят дела в этом клане.
Гнев Райфа Ангуса ничуть не тронул. Почистив перчатки с изнанки, он снова вывернул их и надел, а после спрятал нож в чехол и только тогда ответил:
— У меня дела к югу от Вениса, и я думаю, что тебе надо поехать со мной.
Райф посмотрел Ангусу в глаза, и радужки с бронзовыми искрами спокойно выдержали его взгляд. Что он знает? Говорил ли он с Инигаром Сутулым?
— Почему ты мне предлагаешь это теперь? — спросил Райф угрюмо. — Кто тебя надоумил?
Ангус посмотрел на Райфа так, что он сразу пожалел о сказанном. Ангус хоть и не кланник, но родня ему, и Райф обязан его уважать.
— Если человек возвращается раньше своей дружины, это обычно означает, что между ним и прочими дружинниками не все ладно. А когда кланник бежит из боя, он становится предателем своего клана. Я не дурак, Райф. Я слышал, что ты говорил во дворе. Ты довольно много знаешь о битве, но о раненых ничего путного не сказал. Ты даже не знаешь наверняка, кто жив, а кто умер. Ясно, что конца битвы ты не дождался. Случилось что-то особенное, не так ли? Что-то, заставившее тебя уехать. — Ангус вскинул руку, не дав Райфу ответить. — Я не хочу знать, что это было. Дела клана меня не интересуют в отличие от судьбы моих племянников — а из того, что я слышал нынче утром, следует, что Мейс Черный Град очень не прочь избавиться от одного из них. И теперь этот мой племянник, покинув поле боя, все равно что вытесал колья для собственной казни.
Райф опустил глаза. Два человека за один день говорят, что ему лучше покинуть клан. Его рука потянулась к амулету.
Клан в его жизни был всем.
Всем, что он знал и любил. Всего одиннадцать дней назад он принес присягу, связав себя с Черным Градом на год и один день. Если бы Инигар отказался принять его клятву и согреть для него камень, все было бы по-другому. Он был бы просто мальчиком, никому ничем не обязанным. Если бы он бежал из боя как юный Райф Севранс, его бы простили. Он прямо-таки слышал Орвина Шенка или Баллика Красного: «Парень еще молод, не испытан в бою и клятвы не давал. Разве можно упрекать его, если он ведет себя, как стригунок?» Но он бежал будучи новиком. И никто не станет утруждать свой язык, подыскивая оправдания новику, ушедшему с поля до конца сражения. Неподчинение приказу, спор с вождем клана, даже напрасная трата стрел на уже подожженную вражескую кибитку — все это можно было приписать горячности мгновения или боевому задору. Такие повинности кланники прощали охотно. Но уйти с поля до конца сражения, так просто взять и уехать, не сказав никому ни слова... Райф зажал амулет в кулаке. Ангус прав: Мейс сделает так, чтобы его проткнули кольями и содрали с него кожу. О том, что причиной всему было преследование и избиение бладдийских женщин и детей, никто и не вспомнит. Некому будет вспоминать. Райф знал, что никогда не упомянет об этом ради собственного спасения: сказать означало бы обесчестить Дрея, Корби Миза, Баллика Красного и всех остальных.
Он не станет срамить собственный клан.
Пусть Мейс Черный Град сам выкручивается; пусть сплетет какую-нибудь волчью басню вроде того, что женщины были вооружены и пытались бежать; пусть все, кто участвовал в бойне, вернутся домой, уверовав в это, и пусть правда останется лежать на Дороге Бладдов.
Райфу показалось, что его щеки коснулся ледяной палец. Свидетель Смерти. Впервые в жизни он понял, что значит родиться вороном. Ворон кружит над головой, следит и ждет, а потом слетает на безжизненные останки. Инигар Сутулый сказал правду: он, Райф, не подходит этому клану.
Пятый священный камень Черного Града, добытый к югу от Транс-Вора и пролежавший в круглом доме триста лет, раскололся из-за него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203