Ястребы напали на него в полете — при падении левое крыло у него сломалось, и ребра вонзились в сердце. Мида тихо пощелкала языком, очищая ворона от снега. Ястребы не любят, когда другие хищные птицы залетают в их владения, но Мида давно не видела свидетельства столь яростной атаки и никогда не слыхала, чтобы они могли сбить ворона.
Когда она очистила от снега ноги, на одной блеснуло что-то серебристое и чешуйчатое вроде рыбьей кожи. Ворон принес на Облачные Земли не только дурное предзнаменование, но еще и письмо.
Сняв толстые рабочие перчатки из конской кожи и обнажив руки, изгрызенные множеством острых норочьих зубов, Мида опустилась на колени. Нож оказался у нее в руке как бы сам собой. К левой ноге ворона был прикреплен пакетик величиной с детский мизинчик, и оберткой ему служила щучья кожа — острый охотничий глаз Миды сразу отметил это, хотя думала она о другом: вскрывать пакет или нет?
Она знала, что ворон прилетел издалека. Никто на Облачных Землях не заворачивал посылаемых с птицами писем в щучью кожу, и только два человека на Северных Территориях пользовались воронами в качестве почтарей. О первом Мида мало что знала: он был из Дальних Родичей и жил на западном берегу, где летом объедаются китовым жиром, а долгой полярной ночью сидят глубоко под землей и жуют тюленью кожу. Вторым был ее сын.
Это письмо могло быть отправлено только ему и, судя по состоянию вороньего трупа, запаздывало уже на одиннадцать дней.
Мида срезала пакет с ноги ворона. Птица давно высохла на морозе, но Мида по своей охотничьей привычке все-таки старалась не повредить тушку. Глупо, конечно, но ничего не поделаешь. Она слишком стара, чтобы менять свои обычаи.
И чтобы дожидаться, когда сын сам вскроет и прочтет письмо. Она прекрасно знает, что оно предназначено ему, но это ее собаки отрыли письмо из-под снега, значит, и находка ее. А в родном для Миды мире охотников, промышляющих норку, хорька, барсука и прочего зверя, это означало, что она может поступать с ним, как ей заблагорассудится.
Руками, все еще проворными, несмотря на возраст и шрамы, Мида вскрыла щучью кожу посередине, где ее скреплял рыбий клей. Кусочек бересты, похожий на тот, который она только что жевала, упал ей на ладонь — мягкий, хорошо обработанный слюной и незнакомым Миде животным жиром. Письмо было выжжено на коре.
Мида прочла его медленно, хотя оно состояло всего из двух фраз. Ее отец был человек ученый и позаботился обучить грамоте и истории как обоих своих сыновей, так и дочь, но Мида, сколько себя помнила, всегда ценила свободу тела больше, чем свободу мысли. Ребенком она убегала с уроков даже в такие холода, когда отец и его Верховный Глашатай думали, что девчонка замерзнет насмерть. Мида доказала, что они заблуждались, хотя теперь, в старости, немного стыдилась того, что проявляла неповиновение отцу, да еще с такой радостью. Верховный Глашатай в отличие от отца, еще жил. Он был старше всех на Облачных Землях и силой своей уступал только ее сыну. У него не было глаз, но Мида Неутомимая и теперь избегала его незрячего взгляда.
Вся дрожа, Мида сложила письмо и сунула в охотничью сумку. Собаки, думая, что она сейчас достанет гостинцы, запрыгали вокруг, но Мида дала им понять,'что сегодня гостинцев не будет.
— Мис! — скомандовала она. — Домой!
До Сердца Суллов было девятнадцать лиг. Мида Неутомимая проделала их не быстрее и не медленнее обыкновенного, но они дались ей тяжелее и измотали ее больше, чем какие-либо другие лиги в ее жизни. Когда тропа из долины пошла в гору и над Срединными Огнями показались белые меловые утесы, Мида увидела вдалеке двух всадников.
Арка Жилореза и Маля Несогласного.
Землепроходцы возвращались из путешествия на Весенний мыс, куда посылал их ее сын. Мида нащупала в сумке письмо. Эти двое еще не знают, что у них едва хватит времени пустить кровь своим лошадям и погрузить свои руки в пепел Срединных Огней. Теперь им придется отправляться на Север. Мида Неутомимая, дочь суллов, усвоила достаточно из уроков отца, чтобы знать: Землепроходцы повинуются невысказанному зову богов.
* * *
Они ехали на восток всю ночь и большую часть дня. С рассветом снова повалил снег, а ветер задул со всех сторон сразу, и от него не было никакого спасения. Чем больше удалялись они от Иль-Глэйва, тем пустыннее становилась местность. Деревни встречались все реже, и дорогу обступали каменистые склоны, замерзшие болота и высокие леса. Райф называл этот край тайгой и говорил, что на клановых землях она тоже не редкость.
Вечером второго дня они устроили холодный привал недалеко от крошечной деревушки, где имелись пивная, кузница и старая защитная стена, преграждающая путь снегу и грязевым потокам с Горьких холмов. Единственными свидетелями их ночлега была пара овец с годовалыми барашками в загоне на ближнем пригорке.
Ангус разбудил Аш, когда было еще темно, но проблески на юго-восточном небосклоне предвещали рассвет. Аш спала на снежной лежанке, укутанная в два тулупа и в просаленной полотняной маске на лице. Обморожение грозило им постоянно, и сквозь сон она несколько раз чувствовала, как кто-то трогает ей нос и щеки через полотно. Теперь Ангус тоже ощупал всю ее кожу своими шероховатыми пальцами, а Райф, позаботившись о лошадях, подал холодный завтрак. Хлебцы, еще вчера мягкие и вкусные, промерзли насквозь.
Пока Райф и Аш набивали мехи снегом, Ангус поднялся на пригорок и обозрел округу. Аш поняла наконец причину его неусыпной бдительности: он не хотел привести нежеланных гостей к своему дому.
Видимо, Геритасу Канту он доверял не до конца. Аш хорошо помнила, как Ангус сказал, что они поедут сперва на север, потом на запад, хотя отнюдь не собирался этого делать. Он сразу повернул на восток, как только счел это безопасным. «Мы туда совсем ненадолго заедем, — сказал он им прошлой ночью. — Нас это задержит всего на три дня — сутки туда, сутки обратно да сутки там, — зато мы отдохнем под крышей, и моя жена задаст нам хорошего жару».
Аш приняла его решение беспрекословно — не могла же она помешать Ангусу и Райфу навестить своих родных. Разве она имела право противиться этому их желанию, она, не имеющая понятия об отцах, дочерях, тетках и двоюродных сестpax? Авось заклятия Канта продержатся лишние пару дней.
Хвост бури прошел над ними ночью, и снег еще не улегся как следует. Ехать по нему было трудно, но вскоре из-за облаков выглянуло солнце и зажгло его голубыми искрами. Все сразу оживились. Ангус мурлыкал разные песенки, и Аш узнала «Барсука в норе». Райф молчал, но поводья держал свободно и часто почесывал Лосю шею, шепча ему разные глупости.
От этих знаков радостного нетерпения Аш сделалось не по себе. При мысли о дочерях Ангуса у нее сводило живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
Когда она очистила от снега ноги, на одной блеснуло что-то серебристое и чешуйчатое вроде рыбьей кожи. Ворон принес на Облачные Земли не только дурное предзнаменование, но еще и письмо.
Сняв толстые рабочие перчатки из конской кожи и обнажив руки, изгрызенные множеством острых норочьих зубов, Мида опустилась на колени. Нож оказался у нее в руке как бы сам собой. К левой ноге ворона был прикреплен пакетик величиной с детский мизинчик, и оберткой ему служила щучья кожа — острый охотничий глаз Миды сразу отметил это, хотя думала она о другом: вскрывать пакет или нет?
Она знала, что ворон прилетел издалека. Никто на Облачных Землях не заворачивал посылаемых с птицами писем в щучью кожу, и только два человека на Северных Территориях пользовались воронами в качестве почтарей. О первом Мида мало что знала: он был из Дальних Родичей и жил на западном берегу, где летом объедаются китовым жиром, а долгой полярной ночью сидят глубоко под землей и жуют тюленью кожу. Вторым был ее сын.
Это письмо могло быть отправлено только ему и, судя по состоянию вороньего трупа, запаздывало уже на одиннадцать дней.
Мида срезала пакет с ноги ворона. Птица давно высохла на морозе, но Мида по своей охотничьей привычке все-таки старалась не повредить тушку. Глупо, конечно, но ничего не поделаешь. Она слишком стара, чтобы менять свои обычаи.
И чтобы дожидаться, когда сын сам вскроет и прочтет письмо. Она прекрасно знает, что оно предназначено ему, но это ее собаки отрыли письмо из-под снега, значит, и находка ее. А в родном для Миды мире охотников, промышляющих норку, хорька, барсука и прочего зверя, это означало, что она может поступать с ним, как ей заблагорассудится.
Руками, все еще проворными, несмотря на возраст и шрамы, Мида вскрыла щучью кожу посередине, где ее скреплял рыбий клей. Кусочек бересты, похожий на тот, который она только что жевала, упал ей на ладонь — мягкий, хорошо обработанный слюной и незнакомым Миде животным жиром. Письмо было выжжено на коре.
Мида прочла его медленно, хотя оно состояло всего из двух фраз. Ее отец был человек ученый и позаботился обучить грамоте и истории как обоих своих сыновей, так и дочь, но Мида, сколько себя помнила, всегда ценила свободу тела больше, чем свободу мысли. Ребенком она убегала с уроков даже в такие холода, когда отец и его Верховный Глашатай думали, что девчонка замерзнет насмерть. Мида доказала, что они заблуждались, хотя теперь, в старости, немного стыдилась того, что проявляла неповиновение отцу, да еще с такой радостью. Верховный Глашатай в отличие от отца, еще жил. Он был старше всех на Облачных Землях и силой своей уступал только ее сыну. У него не было глаз, но Мида Неутомимая и теперь избегала его незрячего взгляда.
Вся дрожа, Мида сложила письмо и сунула в охотничью сумку. Собаки, думая, что она сейчас достанет гостинцы, запрыгали вокруг, но Мида дала им понять,'что сегодня гостинцев не будет.
— Мис! — скомандовала она. — Домой!
До Сердца Суллов было девятнадцать лиг. Мида Неутомимая проделала их не быстрее и не медленнее обыкновенного, но они дались ей тяжелее и измотали ее больше, чем какие-либо другие лиги в ее жизни. Когда тропа из долины пошла в гору и над Срединными Огнями показались белые меловые утесы, Мида увидела вдалеке двух всадников.
Арка Жилореза и Маля Несогласного.
Землепроходцы возвращались из путешествия на Весенний мыс, куда посылал их ее сын. Мида нащупала в сумке письмо. Эти двое еще не знают, что у них едва хватит времени пустить кровь своим лошадям и погрузить свои руки в пепел Срединных Огней. Теперь им придется отправляться на Север. Мида Неутомимая, дочь суллов, усвоила достаточно из уроков отца, чтобы знать: Землепроходцы повинуются невысказанному зову богов.
* * *
Они ехали на восток всю ночь и большую часть дня. С рассветом снова повалил снег, а ветер задул со всех сторон сразу, и от него не было никакого спасения. Чем больше удалялись они от Иль-Глэйва, тем пустыннее становилась местность. Деревни встречались все реже, и дорогу обступали каменистые склоны, замерзшие болота и высокие леса. Райф называл этот край тайгой и говорил, что на клановых землях она тоже не редкость.
Вечером второго дня они устроили холодный привал недалеко от крошечной деревушки, где имелись пивная, кузница и старая защитная стена, преграждающая путь снегу и грязевым потокам с Горьких холмов. Единственными свидетелями их ночлега была пара овец с годовалыми барашками в загоне на ближнем пригорке.
Ангус разбудил Аш, когда было еще темно, но проблески на юго-восточном небосклоне предвещали рассвет. Аш спала на снежной лежанке, укутанная в два тулупа и в просаленной полотняной маске на лице. Обморожение грозило им постоянно, и сквозь сон она несколько раз чувствовала, как кто-то трогает ей нос и щеки через полотно. Теперь Ангус тоже ощупал всю ее кожу своими шероховатыми пальцами, а Райф, позаботившись о лошадях, подал холодный завтрак. Хлебцы, еще вчера мягкие и вкусные, промерзли насквозь.
Пока Райф и Аш набивали мехи снегом, Ангус поднялся на пригорок и обозрел округу. Аш поняла наконец причину его неусыпной бдительности: он не хотел привести нежеланных гостей к своему дому.
Видимо, Геритасу Канту он доверял не до конца. Аш хорошо помнила, как Ангус сказал, что они поедут сперва на север, потом на запад, хотя отнюдь не собирался этого делать. Он сразу повернул на восток, как только счел это безопасным. «Мы туда совсем ненадолго заедем, — сказал он им прошлой ночью. — Нас это задержит всего на три дня — сутки туда, сутки обратно да сутки там, — зато мы отдохнем под крышей, и моя жена задаст нам хорошего жару».
Аш приняла его решение беспрекословно — не могла же она помешать Ангусу и Райфу навестить своих родных. Разве она имела право противиться этому их желанию, она, не имеющая понятия об отцах, дочерях, тетках и двоюродных сестpax? Авось заклятия Канта продержатся лишние пару дней.
Хвост бури прошел над ними ночью, и снег еще не улегся как следует. Ехать по нему было трудно, но вскоре из-за облаков выглянуло солнце и зажгло его голубыми искрами. Все сразу оживились. Ангус мурлыкал разные песенки, и Аш узнала «Барсука в норе». Райф молчал, но поводья держал свободно и часто почесывал Лосю шею, шепча ему разные глупости.
От этих знаков радостного нетерпения Аш сделалось не по себе. При мысли о дочерях Ангуса у нее сводило живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203