ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Лук Дрея был сделан из тиса, срубленного зимой и сушившегося полных два года, и снабжен насечками, смягчающими отдачу. Райф завидовал брату. Его собственный лук был общим для всего клана, и им пользовались все, кто имел подходящую тетиву.
Дрей тщательно, не спеша, прицелился. Лук он держал твердо, не колебля, и сила позволяла ему оттягивать тетиву, сколько выдерживали голые пальцы на морозе. Как раз когда Райф собрался воскликнуть: «Да стреляй же», Дрей отпустил тетиву, и стрела с глухим «чвак» вошла прямо в середину зеленого круга. Дрей без улыбки мотнул головой в сторону брата.
Райф уже выбрал стрелу. Древко первой еще дрожало в стволе, когда он прицелился. Сосна давно высохла и в отличие от зайца не откликнулась на его «зов». Пульс Райфа не участился, и позади глаз не возникла тупая боль, а во рту не появился вкус металла. Мишень оставалась мишенью — ничего больше. Разочарованный Райф стал искать линию, ведущую к ней. Не видя ничего, кроме дерева, он отпустил тетиву и сразу понял, что выстрелил неудачно. Он сжимал натяжной крючок слишком крепко и кончиками пальцев задел тетиву при отпуске. Лук отскочил назад, и плечо у Райфа заныло. Стрела вонзилась в ствол на добрых две ладони ниже цели.
— Еще раз, — холодно произнес Дрей.
Райф потер плечо и выбрал вторую стрелу. На счастье, он приложил ее оперение к вороньему клюву, который носил на шее. Второй выстрел был лучше, но все-таки на палец не попал в середину. Райф посмотрел на брата — очередь была за Дреем.
— Еще, — повел луком тот.
— Нет. Теперь твой черед.
— Ты оба раза промахивался нарочно. Стреляй.
— Ничего не нарочно. Я...
— Нельзя убить трех зайцев на бегу выстрелом в сердце, а потом промахнуться по мишени шириной с человеческую грудь. — Дрей откинул лисий капюшон, открыв потемневшие глаза, и сплюнул сгусток черной жвачки. — Я не нуждаюсь в твоем милосердии. Либо стреляй честно, либо вообще не стреляй.
Райф понял, что слова тут не помогут. Дрею Севрансу восемнадцать, и он новик клана. Прошедшим летом он стал вплетать в волосы полоски черной кожи и вдел в ухо серебряную серьгу. Прошлой ночью, когда Дагро Черный Град выжег все примеси из старой солодовой браги и обмакнул свою серьгу в оставшийся чистый спирт, Дрей сделал то же самое. Все взрослые проделали это. Металл, соприкасаясь с кожей на морозе, может вызвать обморожение. И нет в клане человека, которому не доводилось бы видеть черные участки обмороженной плоти... Всегда найдутся охотники рассказать о том, как у Джона Марро отмерз член. Дхуниты застали его, когда он облегчался в кустах, а когда они уехали и он смог наконец подняться с мерзлой земли, его мужское естество превратилось в кусок мороженого мяса. Говорят, он ничего не чувствовал, пока его не доставили в круглый дом и его тело не начало отогреваться. В ту ночь его крики не давали спать всему клану.
Райф провел рукой по тетиве, прогревая воск. Если для того, чтобы доказать Дрею, что он не плутует, нужен третий выстрел, то он выстрелит. Драться ему совсем не хотелось.
Он снова попытался позвать к себе мертвое дерево, найти черту, которая соединила бы стрелу с сердцем сосны. Дерево, хоть и погибло десять охотничьих сезонов назад, все-таки стоит и не валится. Хвоя с нее осыпалась, но в стволе осталась смола, и мерзлота Пустых Земель не дает завестись гнили. Тем говорит, что в Великой Глуши деревья остаются целыми сотни, а то и тысячи лет.
Мгновения шли. Райф целиком сосредоточился на мишени. Чем дольше он целился, тем более мертвым казалось ему дерево. Чего-то в нем недоставало. Не то что в зайцах — их тепло Райф чувствовал между глаз. Представляя себе, как пульсирует горячая кровь в их сердцах, он видел линию, соединяющую стрелу с сердцем, так же ясно, как собака видит свой поводок. Райф постепенно начинал понимать, что эта линия означает смерть.
В конце концов он отчаялся найти истинное сердце сосны и сосредоточился вместо этого на видимом сердце. Наведя прицел на оперение торчащей в мишени стрелы Дрея, он выстрелил.
В тот миг, когда он отпустил тетиву, где-то высоко каркнул ворон, и время будто раскололось. Ледяной палец прошелся у Райфа по хребту. В глазах помутилось, и рот наполнился слюной — густой, горячей, имеющей вкус металла. Качнувшись назад, Райф выронил лук, и тот ударился о землю одним концом. Стрела попала в дерево на вершок от стрелы Дрея, но Райфу было уже все равно. Черные мушки плясали у него перед глазами, точно копоть костра.
— Райф! Райф!
Сильные руки Дрея обхватили его за плечи. От брата пахло говяжьим клеем, дубленой кожей, лошадьми и потом. Подняв голову, Райф встретился с карими глазами Дрея. Брат смотрел с тревогой. Его замечательный лук валялся на земле.
— Сядь-ка. — Дрей, не дожидаясь ответа, опустил брата наземь. Мерзлая почва обжигала тело сквозь лосиные штаны. Райф, отвернувшись, сплюнул отдающую металлом слюну. Глаза щипало, боль в голове вызывала тошноту. Райф крепко-накрепко стиснул зубы.
Время шло. Дрей молча держал брата. Райфа, несмотря ни на что, подмывало улыбнуться. Вот так же Дрей стиснул его, когда он упал с лисьей сосны третьегодичной весной. При падении он отделался переломом лодыжки, а медвежьи объятия стоили ему двух сломанных ребер.
Как ни странно, это воспоминание оказало на Райфа успокаивающее действие, и голова стала понемногу проходить. Муть в глазах усилилась и вдруг прояснилась, а чувство чего-то плохого окрепло. Крутанувшись в руках брата, Райф посмотрел в сторону лагеря. Запах металла стоял вокруг — густой, как дым из салотопенных ям.
Дрей проследил за его взглядом.
— Что случилось? — В голосе брата слышалась тревога.
— Разве ты не чувствуешь?
Дрей мотнул головой.
Лагерь находился в пяти лигах к югу и отсюда не просматривался, укрытый в чаше долины. Райф видел только быстро темнеющее небо, низкие холмы и каменистые плоскогорья Пустых Земель. Однако он чувствовал что-то, чего нельзя выразить словами, — так бывало с ним, когда он просыпался в кромешной тьме от страшного сна или в тот день, когда Тем запер его в молельне вместе с телом матери. В ту пору ему было восемь, достаточно, чтобы воздать почести покойнице. Темную молельню наполнял дым, и выдолбленная липовая колода, в которой лежала мать, пахла сырой землей и гнилью. Изнутри колоду натерли серой, чтобы отогнать от умершей насекомых и стервятников, когда ее вынесут наружу.
Вот так же пахло и теперь. Металлом, серой и смертью. Вырываясь из рук Дрея, Райф крикнул:
— Мы должны вернуться.
Дрей отпустил его и встал сам. Вынув собачьи рукавицы из-за пояса, он натянул их.
— Зачем?
Райф потряс головой. Боль и тошнота прошли, но их заменило нечто другое — сильный, вызывающий дрожь страх.
— Лагерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203