— В другой раз,— обнадежил я его. Ничего лучшего не пришло мне в голову.
Но он семенил рядом, и я скоро заметил, как мало он изменился. Старые истории и фантазии еще теснились
в его голове, он, видимо, предполагал, что и в моей голове происходит то же самое.
— Вот увидишь, я не преувеличиваю,— сказал он и покрутил пальцем на свой неповторимый манер.
Показывая мне дорогу, он тащил меня с одной стороны улицы на другую, по узким переулкам и вывел к району новостроек, где, остановившись перед многоэтажным домом, он глянул на меня испытующе.
— Ну, что? — спросил он.— Что скажешь?
Я не знал, о чем он говорит и чего ждет от меня. Во мне шевельнулась жалость к нему, тщетно искал я подходящие слова. Прежде я смотрел на него с восхищением, но сейчас он путал мои планы и ставил меня в затруднительное положение. Он что-то бессвязно говорил о безликости фасадов, бесконечных рядах окон и балконов, показывал мне цветочные ящики, горшки с геранью, там и сям раскрашенные части стены, словно это могло спасти то царство камня, в котором он всегда чувствовал себя неприютно.
— А львы!—воскликнул он взволнованно.— Узнаешь, вон, справа, где балкон? Или начисто все забыл?
Тут я вспомнил, что отец какое-то время называл дядю «Гривастый Ганс». Две-три тонких пряди чернели в его седине, ярким платком была повязана шея, и на поношенном синем костюме висела часовая цепочка с иностранными монетами, когда-то завлекательно звякавшими перед моими глазами. Я обнаружил брызги красок на его пиджаке и даже на морщинистом лице, с надеждой обращенном ко мне.
— Ты опять рисуешь львов? — спросил я и еще раз взглянул вверх, на балкон, где на задней стене виднелись яркие изображения зверей,— Ты разрисовываешь здесь балконы?
Дядя Ганс покрутил большим пальцем и покачал головой.
— Нет, это Флемминг, как тогда, в трамвайном депо, я только помогаю,— ответил он и повел меня к другому огромному дому-новостройке, где один балкон тоже был расписан зверьем.
Веселый лев восседал в кресле в лесной чащобе, а шакалы и зебры покорно склоняли перед ним головы, даже слоны и бегемоты, они, правда, получились какими-то мелковатыми/
— В те времена это были всегда одинаковые ЛЬЕЫ,
теперь он выдумывает каждый ,,раз чго-пибудь новое,— рьяно объяснял дядя Ганс, а потом показал мне еще одну картину, рядом. Ноев ковчег и лев-рулевой в форме трамвайного кондуктора.— Н-да, всего ты не знаешь.
Если бы отец присутствовал при этом, он бы громко расхохотался. А мне было, скорее, грустно, у меня все еще сохранились остатки старой привязанности к дяде Гансу. Одно я все-таки понял — дядя со своим лучшим другом снова и снова воскрешают в памяти старые времена, годы в трамвайном депо, где он рисовал гербы на вагонах: дрезденских львов, одних только львов. Для нас, детей, дядя Ганс был не просто фокусник, а волшебник, вечно совершающий что-то необычайное. Не удивительно, что нам казалось, будто каждый трамвай, который мы видели, именно он расписал львами, и даже в цирке или в зоопарке мы восторженно кричали:
— Львы дяди Ганса! Акробаты! Фокусники!
Везде и всюду видели мы дядю Ганса.
8
Но далеко не добрыми были для дяди Ганса времена, когда он украшал дрезденские трамваи гербовыми львами. В чемодане дяди Ганса я нашел после его смерти связку писем, судебных приговоров, кассационных жалоб, ходатайств и просто открыток с приветами, а также пространные записи того времени, благодаря которым все, что я знал о дяде, я увидел совсем в другом свете.
Дядя Ганс, внебрачный сын Фрица Короля, усыновленный его родителями, всю жизнь пытался узнать что-нибудь о своем отце или хоть что-нибудь о странных обстоятельствах его ранней смерти. Фриц Король, перебивавшийся случайной работой в Лагове-на-озере, был в начале войны призван и попал на западный фронт санитаром, оттуда наша бабушка получила oi него последнюю весточку. Дальнейшая судьба Фрица Короля покрыта мраком. Официального извещения о смерти родители не получили. Хотя родителям неизвестно было ни о судебном приговоре, ни о полицейском преследовании сына, но фронтовые его товарищи в один голос рассказывали, что Фрица Короля во время первой мировой войны разыскивали как дезертира и незадолго до ноября 1918 года он умер в берлинской тюрьме Тегель, осужден-
ный трибуналом. Его товарищ по заключению, которого дядя Ганс нашел после долгих поисков, сообщил, что Фриц Король подавал жалобы в связи с несправедливым преследованием и наказанием, требовал возвращения своей, сданной на хранение, гражданской одежды и грозил возбудить процесс против военного суда за произвол. Единственной причиной его ареста был отказ «стать в ружье» и выступить против бунтующих новобранцев собственного полка.
— Я христианин и рабочий человек,— решительно заявил тогда Фриц Король,— кроме того, я санитар, а не палач.
Так называемый «список личного имущества», составленный нюрнбергской полицией, со штампом и печатью тюремного начальства, которое, очевидно, конфисковало все гражданские вещи арестованного при переводе его в Берлин, содержал следующий перечень: 1 светло-серое летнее пальто, 1 темно-серый костюм, 1 зеленая шляпа, 1 пара перчаток темно-рыжего цвета, 1 бумажник, 1 кошелек, 1 пара черных башмаков, 365 марок (бумажных), 1 карманные часы, 1 чемодан с самыми разными верхними и ночными рубашками, галстуками, носками, носовыми платками, а также гребень, щетка, зубная щетка, мыло и т. д.
Дядя Ганс приложил к этой описи настоятельное требование, которое за прошедшие годы (что доказывают штампы поступлений) кочевало из одной инстанции в другую.
«Глубоко озабоченный тем,— писал дядя Ганс,— что могу лишиться личной гражданской одежды, а также вещей моего отца, дорогих мне как память о покойном, настоятельно ходатайствую о возвращении мне перечисленного и полученного под расписку наличного имущества, если уж установить местонахождение моего отца и письменно сообщить мне о том не представляется возможным».
Этот листок снабжен был в Нюрнберге и Берлине, в тюрьме Тегель, служебными печатями и пометкой: «Послано не по принадлежности».
Земельный суд в Дрездене, который все же снабдил письмо регистрационным номером 8526, соблаговолил дать следующий отрицательный ответ: «О конфискации вещей Вашего отца нам ничего не известно. Для получения вышеупомянутых вещей обратитесь в Уголовную полицию города Нюрнберга, которая произвела конфискацию, или в ведающее этими вопросами интендантство. Подписал заместитель инспектора Корфес».
После двух-трех лет, проведенных в Дрездене, после памятных вечеров, когда дядя Ганс являлся к нам как великий волшебник, он исчез, и мы долго его не видели.
— Где дядя Ганс? — без конца спрашивал я у мамы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76