Они знали, что я с тобой знаком, вот он мне и сказал…
— Что сказал? — вдруг перепугавшись, перебил Джордж.
— Да что ты и меня вставил в книжку! — заорал Небраска. — Это правда?
Джордж покраснел.
— Ну, видишь ли, Брас… — начал он, запинаясь.
— Это жена Мэта говорит! — во весь голос проорал Брас, не дожидаясь ответа. — Говорит, меня всякий узнает!.. Что ты там про меня понаписал, Обезьян? Это я, точно?
— Ну… видишь ли, Брас… понимаешь… тут такое дело…
— Да что с тобой, дружище? Это я или не я?.. Нет, вы только подумайте! — изумленно и радостно орал он. — Старина Брас и вдруг в книге! — И, должно быть, обернувшись к Миртл, взволнованно сказал потише: — Это я, точно! — И снова Джорджу торжественно: — Слушай, Обезьян… Вот честное слово, я ужасно горжусь! Я потому и позвонил, хотел тебе это сказать.
23. Охотники за знаменитостями
В Нью-Йорке его книге оказали куда лучший прием, чем у него на родине. Автора никто не знал. Ни у кого не было причин отнестись к ней предвзято, заранее думать о ней худо или хорошо. И хотя это не бог весть какое преимущество, однако тем самым книгу могли судить по справедливости.
Как ни странно, в большей части ведущих газет и журналов появились вполне хорошие рецензии. Вернее, «хорошими» их назвал издатель Джорджа. Рецензенты хвалили книгу, и потому публика охотно ее покупала. Самому же Джорджу хотелось, чтобы хоть кто-то из господ рецензентов, даже из тех, которые приветствовали его как «находку» и пересыпали свои фразы лестными словами в превосходной степени, оказался чуть более проницательным. Подчас он предпочел бы, чтобы рецензент несколько глубже проник в его замысел. Но после того, как начали приходить письма от его бывших друзей и соседей, ему стало не до разногласий с теми, кто пожелал сказать о нем доброе и ласковое слово, а вообще он с полным основанием мог быть доволен отзывами о своей книге.
Он читал рецензии жадно, лихорадочно, и рано или поздно ему предстояло увидеть их все, ибо издатель получал вырезки со всей Америки и все их показывал Джорджу. Тот таскал к себе домой толстые пачки и там на них набрасывался. Всякий раз, как его нетерпеливый взгляд встречал слово похвалы, оно будто завораживало его, и он в радостном исступлении принимался шагать по комнате. А читая резкий, грубый, неблагосклонный отзыв, он совсем падал духом; даже если это было напечатано в каком-нибудь захудалом листке где-нибудь в глуши на Юге, пальцы у него начинали дрожать, он бледнел, комкал и мял эту рецензию и ожесточенно ее проклинал.
Всякий раз, как рецензия на его книгу появлялась в каком-либо из лучших журналов или еженедельников, ему стоило великого труда заставить себя прочесть ее, а не прочитать он тоже не мог. И вот он подкрадывается к ней, точно собирается схватить змею за хвост, и когда видит свое имя, сердце его готово выскочить из груди. Сперва он пробежит глазами последнюю строчку, потом, густо краснея, вопьется в статью и в два счета ее заглотает. Если он сразу видел, что статья «хорошая», в нем поднималась неодолимая радость, он ликовал, хотелось распахнуть окно и кричать всему свету о своем торжестве. Поняв же с первых слов, что приговор будет суровым, Джордж читал страдая, не в силах оторваться, и отчаяние его было так велико, что ему казалось — песенка его спета, он перед всем светом выставлен дураком и неудачником и уж больше не сможет написать ни строчки.
После того как появились самые важные рецензии, почта его понемногу приобрела иную окраску. Поток проклятий из родного города не иссяк, но теперь приходили и письма иного рода, от совсем незнакомых людей, от читателей, которым книга понравилась. И раскупали ее, видимо, совсем неплохо. Она даже появилась в некоторых списках бестселлеров, и вот тут-то началось. Скоро почтовый ящик уже ломился от писем поклонников его таланта, и с утра до ночи весело звонил телефон: Джорджа засыпали приглашениями на завтрак, на чай, на обед, в театр, на воскресную поездку за город — куда угодно, только бы он пришел.
Что же это — наконец-то Слава? Да, наверно, — и на первых порах жадное желание поверить в нее захлестнуло Джорджа, он почти забыл про Либия-хилл и очертя голову кинулся в распростертые объятия незнакомых людей. Он с ходу принимал одно приглашение за другим, и у него не оставалось ни минуты свободной. Всякий раз, как он куда-нибудь отправлялся, ему казалось — его ждет все золото, вся волшебная прелесть мира, все, о чем он прежде мечтал. Наконец-то он займет в этом великом городе почетное место среди великих мира сего, заживет жизнью такой счастливой и полнокровной, какой никогда еще не знал. На каждую новую встречу с каждым новым другом он шел так, будто его ждет неслыханная, пьянящая радость.
Но ничего этого он не нашел. Ибо, несмотря на годы, прожитые в Нью-Йорке, оставался истинным провинциалом и понятия не имел об охотниках за знаменитостями. Есть такая особая порода людей, они водятся в высших сферах джунглей Космополиса, и питает их, видимо, лишь некая изысканная и сладостная эманация, исходящая от всякого искусства. Они нежно любят искусство, просто души в нем не чают, и еще того больше они любят людей искусства. Вся их жизнь — сплошная охота за знаменитостями, и любимый их спорт — заманивать литературных львов. Самые отважные охотники преследуют лишь матерых львов, — что может быть приятней, чем похвастать таким роскошным трофеем! — но другие охотники, а особенно охотницы, не брезгуют и львенком. Прирученный, одомашненный львенок оказывается очень милым зверьком, куда милей болонки, — ведь лаской его можно обучить любым самым забавным штучкам.
Уже несколько недель Джордж был баловнем этих богатых и образованных людей.
Один из новоявленных друзей Джорджа сказал ему, что с ним жаждет познакомиться некий миллионер, большой эстет и человек благородной души. Это подтвердили и еще разные люди.
— Он буквально помешался на вашей книге, — говорили ему. — Он просто мечтает с вами познакомиться. Вам непременно надо у него побывать, такой человек вам может быть очень полезен.
Джорджу рассказывали, что этот миллионер без конца про него расспрашивал и узнал, что Джордж очень беден и вынужден за ничтожное жалованье преподавать в Школе прикладного искусства. Едва миллионер об этом услыхал, его великодушное сердце облилось кровью. Это невыносимо, сказал он, с этим нельзя мириться. Такое возможно только в Америке. В любой европейской стране, — да, даже в маленькой нищей Австрии, — художнику дали бы субсидию, чтоб над ним не нависала мерзкая угроза нищеты и все его силы были бы отданы созиданию прекраснейших творений… и, видит бог, уж он-то постарается, чтобы так произошло и с Джорджем!
Джордж ничего подобного не ждал и вообще не понимал, почему это следует делать для кого бы то ни было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
— Что сказал? — вдруг перепугавшись, перебил Джордж.
— Да что ты и меня вставил в книжку! — заорал Небраска. — Это правда?
Джордж покраснел.
— Ну, видишь ли, Брас… — начал он, запинаясь.
— Это жена Мэта говорит! — во весь голос проорал Брас, не дожидаясь ответа. — Говорит, меня всякий узнает!.. Что ты там про меня понаписал, Обезьян? Это я, точно?
— Ну… видишь ли, Брас… понимаешь… тут такое дело…
— Да что с тобой, дружище? Это я или не я?.. Нет, вы только подумайте! — изумленно и радостно орал он. — Старина Брас и вдруг в книге! — И, должно быть, обернувшись к Миртл, взволнованно сказал потише: — Это я, точно! — И снова Джорджу торжественно: — Слушай, Обезьян… Вот честное слово, я ужасно горжусь! Я потому и позвонил, хотел тебе это сказать.
23. Охотники за знаменитостями
В Нью-Йорке его книге оказали куда лучший прием, чем у него на родине. Автора никто не знал. Ни у кого не было причин отнестись к ней предвзято, заранее думать о ней худо или хорошо. И хотя это не бог весть какое преимущество, однако тем самым книгу могли судить по справедливости.
Как ни странно, в большей части ведущих газет и журналов появились вполне хорошие рецензии. Вернее, «хорошими» их назвал издатель Джорджа. Рецензенты хвалили книгу, и потому публика охотно ее покупала. Самому же Джорджу хотелось, чтобы хоть кто-то из господ рецензентов, даже из тех, которые приветствовали его как «находку» и пересыпали свои фразы лестными словами в превосходной степени, оказался чуть более проницательным. Подчас он предпочел бы, чтобы рецензент несколько глубже проник в его замысел. Но после того, как начали приходить письма от его бывших друзей и соседей, ему стало не до разногласий с теми, кто пожелал сказать о нем доброе и ласковое слово, а вообще он с полным основанием мог быть доволен отзывами о своей книге.
Он читал рецензии жадно, лихорадочно, и рано или поздно ему предстояло увидеть их все, ибо издатель получал вырезки со всей Америки и все их показывал Джорджу. Тот таскал к себе домой толстые пачки и там на них набрасывался. Всякий раз, как его нетерпеливый взгляд встречал слово похвалы, оно будто завораживало его, и он в радостном исступлении принимался шагать по комнате. А читая резкий, грубый, неблагосклонный отзыв, он совсем падал духом; даже если это было напечатано в каком-нибудь захудалом листке где-нибудь в глуши на Юге, пальцы у него начинали дрожать, он бледнел, комкал и мял эту рецензию и ожесточенно ее проклинал.
Всякий раз, как рецензия на его книгу появлялась в каком-либо из лучших журналов или еженедельников, ему стоило великого труда заставить себя прочесть ее, а не прочитать он тоже не мог. И вот он подкрадывается к ней, точно собирается схватить змею за хвост, и когда видит свое имя, сердце его готово выскочить из груди. Сперва он пробежит глазами последнюю строчку, потом, густо краснея, вопьется в статью и в два счета ее заглотает. Если он сразу видел, что статья «хорошая», в нем поднималась неодолимая радость, он ликовал, хотелось распахнуть окно и кричать всему свету о своем торжестве. Поняв же с первых слов, что приговор будет суровым, Джордж читал страдая, не в силах оторваться, и отчаяние его было так велико, что ему казалось — песенка его спета, он перед всем светом выставлен дураком и неудачником и уж больше не сможет написать ни строчки.
После того как появились самые важные рецензии, почта его понемногу приобрела иную окраску. Поток проклятий из родного города не иссяк, но теперь приходили и письма иного рода, от совсем незнакомых людей, от читателей, которым книга понравилась. И раскупали ее, видимо, совсем неплохо. Она даже появилась в некоторых списках бестселлеров, и вот тут-то началось. Скоро почтовый ящик уже ломился от писем поклонников его таланта, и с утра до ночи весело звонил телефон: Джорджа засыпали приглашениями на завтрак, на чай, на обед, в театр, на воскресную поездку за город — куда угодно, только бы он пришел.
Что же это — наконец-то Слава? Да, наверно, — и на первых порах жадное желание поверить в нее захлестнуло Джорджа, он почти забыл про Либия-хилл и очертя голову кинулся в распростертые объятия незнакомых людей. Он с ходу принимал одно приглашение за другим, и у него не оставалось ни минуты свободной. Всякий раз, как он куда-нибудь отправлялся, ему казалось — его ждет все золото, вся волшебная прелесть мира, все, о чем он прежде мечтал. Наконец-то он займет в этом великом городе почетное место среди великих мира сего, заживет жизнью такой счастливой и полнокровной, какой никогда еще не знал. На каждую новую встречу с каждым новым другом он шел так, будто его ждет неслыханная, пьянящая радость.
Но ничего этого он не нашел. Ибо, несмотря на годы, прожитые в Нью-Йорке, оставался истинным провинциалом и понятия не имел об охотниках за знаменитостями. Есть такая особая порода людей, они водятся в высших сферах джунглей Космополиса, и питает их, видимо, лишь некая изысканная и сладостная эманация, исходящая от всякого искусства. Они нежно любят искусство, просто души в нем не чают, и еще того больше они любят людей искусства. Вся их жизнь — сплошная охота за знаменитостями, и любимый их спорт — заманивать литературных львов. Самые отважные охотники преследуют лишь матерых львов, — что может быть приятней, чем похвастать таким роскошным трофеем! — но другие охотники, а особенно охотницы, не брезгуют и львенком. Прирученный, одомашненный львенок оказывается очень милым зверьком, куда милей болонки, — ведь лаской его можно обучить любым самым забавным штучкам.
Уже несколько недель Джордж был баловнем этих богатых и образованных людей.
Один из новоявленных друзей Джорджа сказал ему, что с ним жаждет познакомиться некий миллионер, большой эстет и человек благородной души. Это подтвердили и еще разные люди.
— Он буквально помешался на вашей книге, — говорили ему. — Он просто мечтает с вами познакомиться. Вам непременно надо у него побывать, такой человек вам может быть очень полезен.
Джорджу рассказывали, что этот миллионер без конца про него расспрашивал и узнал, что Джордж очень беден и вынужден за ничтожное жалованье преподавать в Школе прикладного искусства. Едва миллионер об этом услыхал, его великодушное сердце облилось кровью. Это невыносимо, сказал он, с этим нельзя мириться. Такое возможно только в Америке. В любой европейской стране, — да, даже в маленькой нищей Австрии, — художнику дали бы субсидию, чтоб над ним не нависала мерзкая угроза нищеты и все его силы были бы отданы созиданию прекраснейших творений… и, видит бог, уж он-то постарается, чтобы так произошло и с Джорджем!
Джордж ничего подобного не ждал и вообще не понимал, почему это следует делать для кого бы то ни было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204