Я же это самое и сказала! Ну до чего же все-таки тесен мир, верно?
Теперь все чувствовали себя на редкость непринужденно, все оживленно, взволнованно, свободно разговаривали, словно старые друзья после долгой разлуки. Маленькая блондинка стала рассказывать о себе. У них с мужем небольшое предприятие по соседству с Александерплац. Нет, с улыбкой сказала она, этот молодой человек ей не муж. Он тоже человек искусства, художник, и работает у нее. Что у них за предприятие? Она засмеялась: нипочем не догадаетесь. Они с мужем изготовляют манекены для витрин. Нет, у них, в сущности, не мастерская, — тут в ее голосе зазвучала скромная гордость, — скорее небольшая фабрика. Они сами придумывают манекены. В общем, дело у них не такое уж маленькое. У них больше пятидесяти рабочих, а раньше было до сотни. Так что ей надо как можно чаще бывать в Париже — ведь Париж устанавливает моды на манекены тоже, не только на одежду.
Они, конечно, не покупают парижские модели. Mein Gott! При нынешнем положении с деньгами это совершенно невозможно. Теперь деловому человеку и выехать-то из Германии трудно, а уж что-нибудь купить за границей и думать нечего. И, однако, как это ни сложно, раза два в год ей непременно нужно ездить в Париж, чтобы «быть в курсе». Она всегда берет с собой художника, и вот этот молодой человек впервые едет в таком качестве. Он вообще-то скульптор, но деньги зарабатывает, делая модели для их фабрики. В Париже он сделает наброски, срисует самые новые манекены, выставленные в витринах магазинов, а когда вернется, сделает точные копии, и фабрика изготовит их в сотнях экземпляров.
Адамовский заметил, что не представляет, как, при нынешних обстоятельствах, немцу удается куда бы то ни было выехать. Сейчас иностранцу и то трудно получить разрешение на въезд и выезд. Такие теперь сложности с деньгами, так все запутано и нудно.
Джордж в дополнение рассказал, с какими сложностями он столкнулся во время своей недолгой поездки в австрийский Тироль. Он с огорчением показал полный карман всяких официальных бумаг, разрешений, виз и всяческих печатей, которые накопились у него за лето.
Все шумно подтвердили, что им тоже все это изрядно досаждает. Блондинка заявила, что это глупо, утомительно, и для немца, у которого деловые связи за границей, просто невыносимо. И тут же верноподданнически прибавила, что это, конечно, необходимо. Но потом стала рассказывать, что ее трех-четырехдневные поездки в Париж возможны только благодаря сложным торговым договоренностям и деловым связям во Франции, попыталась посвятить их в подробности, увязла в сбивающих с толку хитросплетениях счетов и балансов и в конце концов мило махнула ручкой в знак совершенного бессилия.
— Ach, Gott! Уж слишком это мудрено, слишком запутано! Не могу я вам рассказать… Я и сама толком по понимаю!
Тут в разговор вступил Брюзга и в подтверждение сослался на собственный опыт. Он берлинский юрист, сказал он, — ein Rechtsanwalt, — и прежде у него были обширные деловые связи во Франции и в других частях Европы. Был он и в Америке, совсем недавно, в тридцатом году, ездил в Нью-Йорк на международный конгресс адвокатов. Даже говорит немного по-английски, — признался он с гордостью. И теперь он тоже едет на международный конгресс адвокатов, который откроется завтра в Париже и продлится неделю. Но даже такая короткая поездка сопряжена с серьезными трудностями. А что касается дел, которые прежде он мог вести в других странах, теперь это, увы, невозможно.
Он спросил Джорджа, переводились ли его книги на немецкий и выходили ли в Германии, и Джордж сказал, что выходили. Остальные исполнились нетерпеливого дружеского любопытства: всем хотелось знать названия книг и фамилию Джорджа. Тогда он написал им немецкие названия своих книг, фамилию немецкого издателя и свою. Все явно были заинтересованы и довольны. Блондинка спрятала бумажку в сумочку и с жаром заявила, что, возвратясь в Германию, непременно купит эти книги. Брюзга старательно все списал, сложил бумажку, сунул в бумажник и тоже сказал, что купит книги Джорджа, как только вернется домой.
Молодой спутник женщины, который время от времени робко, застенчиво, но чем дальше, тем уверенней вставлял свое слово в общую беседу, теперь достал из кармана конверт и вынул несколько открыток с фотографиями своих скульптур. То были мускулистые атлеты, бегуны, борцы, голые по пояс рудокопы и пышные обнаженные девы. Фотографии пошли по кругу, каждый внимательно их рассматривал, хвалил, находил что-нибудь достойное восхищения.
Потом Адамовский взял свой объемистый пакет, объяснил, что в нем всякая вкусная снедь из имения его брата в Польше, развернул пакет и предложил всем угощаться. Тут были дивные персики и груши, великолепные гроздья винограда, аппетитный жареный цыпленок, несколько жирных голубей и куропаток и прочие деликатесы. Немцы стали отказываться — нельзя же лишить его обеда! Но Адамовский горячо настаивал с неподдельным сердечным и щедрым радушием. Он тут же изменил своему прежнему намерению и заявил, что они с Джорджем все равно пойдут обедать в вагон-ресторан — и если никто сейчас не станет есть, вся эта снедь пропадет понапрасну. Тогда все принялись за фрукты, сказали, что они восхитительны, а блондинка пообещала немного погодя отведать цыпленка.
Наконец, сопровождаемые дружескими напутствиями, Джордж и его друг-поляк во второй раз покинули купе и отправились в вагон-ресторан.
Они долго и роскошно обедали. Начали с коньяка, потом последовала бутылка отличного бернкастелерского, и все это завершилось кофе и опять коньяком. Оба решили во что бы то ни стало потратить оставшиеся у них немецкие деньги: Адамовский свои десять или двенадцать марок, Джордж — пять или шесть, и обоим было приятно, что хитрую экономию они счастливо сочетают с превосходной трапезой.
За едой они снова обсуждали своих попутчиков. Им нравились все трое, все, что они узнали от них, было так интересно! Женщина, провозгласили оба, просто очаровательна. И молодой человек, хоть и застенчив и робок, тоже очень мил. Теперь у них нашлось доброе слово даже для Брюзги. Когда его жесткая скорлупа раскололась, оказалось, что старый чудак не так уж плох. По сути своей он вполне доброжелателен.
— И это показывает, — негромко сказал Адамовский, — что на самом деле все люди хорошие, с каждым легко найти общий язык, в сущности, все люди расположены друг к другу… если бы только…
— …если бы только… — повторил Джордж и кивнул.
— …если бы только не эти чертовы политики, — заключил Адамовский.
Наконец они спросили счет. Адамовский высыпал на стол свои марки и сосчитал.
— Придется вам меня выручать, — сказал он. — Сколько их у вас?
Джордж высыпал на стол свои марки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
Теперь все чувствовали себя на редкость непринужденно, все оживленно, взволнованно, свободно разговаривали, словно старые друзья после долгой разлуки. Маленькая блондинка стала рассказывать о себе. У них с мужем небольшое предприятие по соседству с Александерплац. Нет, с улыбкой сказала она, этот молодой человек ей не муж. Он тоже человек искусства, художник, и работает у нее. Что у них за предприятие? Она засмеялась: нипочем не догадаетесь. Они с мужем изготовляют манекены для витрин. Нет, у них, в сущности, не мастерская, — тут в ее голосе зазвучала скромная гордость, — скорее небольшая фабрика. Они сами придумывают манекены. В общем, дело у них не такое уж маленькое. У них больше пятидесяти рабочих, а раньше было до сотни. Так что ей надо как можно чаще бывать в Париже — ведь Париж устанавливает моды на манекены тоже, не только на одежду.
Они, конечно, не покупают парижские модели. Mein Gott! При нынешнем положении с деньгами это совершенно невозможно. Теперь деловому человеку и выехать-то из Германии трудно, а уж что-нибудь купить за границей и думать нечего. И, однако, как это ни сложно, раза два в год ей непременно нужно ездить в Париж, чтобы «быть в курсе». Она всегда берет с собой художника, и вот этот молодой человек впервые едет в таком качестве. Он вообще-то скульптор, но деньги зарабатывает, делая модели для их фабрики. В Париже он сделает наброски, срисует самые новые манекены, выставленные в витринах магазинов, а когда вернется, сделает точные копии, и фабрика изготовит их в сотнях экземпляров.
Адамовский заметил, что не представляет, как, при нынешних обстоятельствах, немцу удается куда бы то ни было выехать. Сейчас иностранцу и то трудно получить разрешение на въезд и выезд. Такие теперь сложности с деньгами, так все запутано и нудно.
Джордж в дополнение рассказал, с какими сложностями он столкнулся во время своей недолгой поездки в австрийский Тироль. Он с огорчением показал полный карман всяких официальных бумаг, разрешений, виз и всяческих печатей, которые накопились у него за лето.
Все шумно подтвердили, что им тоже все это изрядно досаждает. Блондинка заявила, что это глупо, утомительно, и для немца, у которого деловые связи за границей, просто невыносимо. И тут же верноподданнически прибавила, что это, конечно, необходимо. Но потом стала рассказывать, что ее трех-четырехдневные поездки в Париж возможны только благодаря сложным торговым договоренностям и деловым связям во Франции, попыталась посвятить их в подробности, увязла в сбивающих с толку хитросплетениях счетов и балансов и в конце концов мило махнула ручкой в знак совершенного бессилия.
— Ach, Gott! Уж слишком это мудрено, слишком запутано! Не могу я вам рассказать… Я и сама толком по понимаю!
Тут в разговор вступил Брюзга и в подтверждение сослался на собственный опыт. Он берлинский юрист, сказал он, — ein Rechtsanwalt, — и прежде у него были обширные деловые связи во Франции и в других частях Европы. Был он и в Америке, совсем недавно, в тридцатом году, ездил в Нью-Йорк на международный конгресс адвокатов. Даже говорит немного по-английски, — признался он с гордостью. И теперь он тоже едет на международный конгресс адвокатов, который откроется завтра в Париже и продлится неделю. Но даже такая короткая поездка сопряжена с серьезными трудностями. А что касается дел, которые прежде он мог вести в других странах, теперь это, увы, невозможно.
Он спросил Джорджа, переводились ли его книги на немецкий и выходили ли в Германии, и Джордж сказал, что выходили. Остальные исполнились нетерпеливого дружеского любопытства: всем хотелось знать названия книг и фамилию Джорджа. Тогда он написал им немецкие названия своих книг, фамилию немецкого издателя и свою. Все явно были заинтересованы и довольны. Блондинка спрятала бумажку в сумочку и с жаром заявила, что, возвратясь в Германию, непременно купит эти книги. Брюзга старательно все списал, сложил бумажку, сунул в бумажник и тоже сказал, что купит книги Джорджа, как только вернется домой.
Молодой спутник женщины, который время от времени робко, застенчиво, но чем дальше, тем уверенней вставлял свое слово в общую беседу, теперь достал из кармана конверт и вынул несколько открыток с фотографиями своих скульптур. То были мускулистые атлеты, бегуны, борцы, голые по пояс рудокопы и пышные обнаженные девы. Фотографии пошли по кругу, каждый внимательно их рассматривал, хвалил, находил что-нибудь достойное восхищения.
Потом Адамовский взял свой объемистый пакет, объяснил, что в нем всякая вкусная снедь из имения его брата в Польше, развернул пакет и предложил всем угощаться. Тут были дивные персики и груши, великолепные гроздья винограда, аппетитный жареный цыпленок, несколько жирных голубей и куропаток и прочие деликатесы. Немцы стали отказываться — нельзя же лишить его обеда! Но Адамовский горячо настаивал с неподдельным сердечным и щедрым радушием. Он тут же изменил своему прежнему намерению и заявил, что они с Джорджем все равно пойдут обедать в вагон-ресторан — и если никто сейчас не станет есть, вся эта снедь пропадет понапрасну. Тогда все принялись за фрукты, сказали, что они восхитительны, а блондинка пообещала немного погодя отведать цыпленка.
Наконец, сопровождаемые дружескими напутствиями, Джордж и его друг-поляк во второй раз покинули купе и отправились в вагон-ресторан.
Они долго и роскошно обедали. Начали с коньяка, потом последовала бутылка отличного бернкастелерского, и все это завершилось кофе и опять коньяком. Оба решили во что бы то ни стало потратить оставшиеся у них немецкие деньги: Адамовский свои десять или двенадцать марок, Джордж — пять или шесть, и обоим было приятно, что хитрую экономию они счастливо сочетают с превосходной трапезой.
За едой они снова обсуждали своих попутчиков. Им нравились все трое, все, что они узнали от них, было так интересно! Женщина, провозгласили оба, просто очаровательна. И молодой человек, хоть и застенчив и робок, тоже очень мил. Теперь у них нашлось доброе слово даже для Брюзги. Когда его жесткая скорлупа раскололась, оказалось, что старый чудак не так уж плох. По сути своей он вполне доброжелателен.
— И это показывает, — негромко сказал Адамовский, — что на самом деле все люди хорошие, с каждым легко найти общий язык, в сущности, все люди расположены друг к другу… если бы только…
— …если бы только… — повторил Джордж и кивнул.
— …если бы только не эти чертовы политики, — заключил Адамовский.
Наконец они спросили счет. Адамовский высыпал на стол свои марки и сосчитал.
— Придется вам меня выручать, — сказал он. — Сколько их у вас?
Джордж высыпал на стол свои марки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204