— Она такая. Это ж ясно как день, это у ней прямо на лбу написано! Только ничего у них не выйдет, — мрачно заявляет миссис Парвис и снова с угрюмой решимостью качает головой. — Мы-то понимаем, что к чему. Люди все понимают. Нас не проведешь. Так что понапрасну те надеются!
— Стало быть, вы не думаете, что те…
— Они-то! — сказала, как отрезала, миссис Парвис. — Да ни в жизнь, сэр! Не выйдет у них! И через тысячу лет не выйдет!.. ОН, только ОН! — Голос ее звенит, уверенность ее несокрушима. — ОН всегда был единственным наследником! И когда настанет время, сэр, ОН… ОН станет королем!
Натуре миссис Парвис присуща была совершенная, безоговорочная преданность, какою отличаются большие, добрые собаки. Да и вообще в своем отношении к жизни она чем-то странно напоминала животное. Ко всем живым тварям она относилась по-родственному нежно и заботливо, и когда встречала на улице собаку или лошадь, всегда замечала сперва их самих, а потом уже их двуногих хозяев. Она быстро узнала наперечет всех собак на Эбери-стрит и по собакам запоминала их владельцев. Как-то Джордж стал спрашивать ее о почтенном немолодом джентльмене с резкими чертами лица и ястребиным взором, которого несколько раз встречал на улице. Миссис Парвис тотчас же с удовольствием объяснила:
— Знаю, как же. Это у которого тот негодяй, что из дома двадцать семь? Ох и негодяй же! — воскликнула она, ласково засмеялась и покачала головой. — Такой косматый верзила, знаете, грудь широкая, ходит враскачку, а глядит уж таким тихоней! Ох и негодяй!
Джордж растерянно выслушал ее и наконец спросил, кто же все-таки негодяй — сам джентльмен или его пес.
— Да пес же, пес! — воскликнула миссис Парвис. — Огромный зверь, шотландская овчарка. Хозяин его — тот джентльмен, про кого вы спрашивали. Человек ученый, то ли писатель, то ли профессор. Он прежде был в Кембридже. Нынче вышел на покой. Живет в доме двадцать семь.
В другой раз, когда за окном мутно моросил частый мелкий дождик, Джордж увидел на другой стороне улицы необыкновенно красивую девушку. Он поспешно позвал миссис Парвис и с живостью спросил:
— Это кто такая? Вы ее знаете? Она на нашей улице живет?
— Право, не знаю, сэр, — в недоумении отвечала миссис Парвис. — Вроде и не первый раз ее вижу, а наверно сказать не могу. Буду теперь глядеть в оба, коли узнаю, где она живет, скажу вам.
Спустя несколько дней она вернулась из утреннего похода по магазинам довольная, сияющая, полная впечатлений.
— У меня для вас новости, сэр! Я все узнала про ту девушку!
— Про какую девушку? — удивился Джордж, застигнутый врасплох посреди работы.
— Про которую вы меня тот раз спрашивали. Она по улице шла, а вы мне ее показали.
— А, да! — Джордж встал из-за стола. — Так что же? Она живет у нас на Эбери-стрит?
— Ну, конечно, — сказала миссис Парвис. — Я ее сто раз видела. Я ее тогда мигом узнала бы, да только его-то с ней не было.
— Его? Кого его?
— Да того негодяя из дома сорок шесть. Вот она кто.
— Кто же именно, миссис Парвис?
— Да тот большущий датский дог, ясное дело. Его-то вы уж, верно, видели. Огромный, прямо с шотландского пони. — И миссис Парвис засмеялась. — Он всегда с ней ходит. Я ее в тот день первый раз без него увидала, оттого-то и не признала! — с торжеством пояснила она. — А нынче они вышли вместе погулять, и я издали их увидала. Тут-то я и смекнула, кто она такая. Они из дома сорок шесть. А этот негодяй (она ласково засмеялась)… ох и негодяй же! Малый первый сорт, знаете. Большущий, крепкий. Даже не знаю, где они его держат, это ж сколько места надо, где только они такой дом нашли.
Чуть не каждое утро, возвратясь с покупками из очередного похода по ближним магазинам, она оживленно рассказывала о каком-нибудь новом «негодяе» или «малом первый сорт», о какой-нибудь попавшейся ей на глаза собаке или лошади. Если при ней кто-то был жесток или хотя бы равнодушен к животному, она багровела от гнева. Как-то она пришла, вся кипя от негодования, потому что ей повстречалась слишком туго взнузданная лошадь.
— …И уж я этого кучера отчитала! — восклицала она. — Коли человек, говорю, так худо обращается с животными, так его к ним и подпускать нельзя! Был бы поблизости полицейский, я бы этого изверга под каталажку подвела, вот что. Я ему так прямо и сказала. Стыд и срам, вот что. Как некоторые обращаются с несчастной бессловесной скотинкой, а она, бедняжка, и пожаловаться-то не может. Их бы самих эдак взнуздать! Походили бы сами в наморднике! А-а! — мрачно докончила миссис Парвис, словно эта мысль доставила ей свирепое наслаждение. — Это бы их научило уму-разуму! Узнали бы тогда, что к чему!
Было что-то тревожное, болезненное в этой непомерной любви к животным. Внимательно присматриваясь к миссис Парвис, Джордж убедился, что люди занимают ее куда меньше и людские страдания она принимает не так близко к сердцу. Она и сама была бедна, но к беднякам относилась с удивительным философским спокойствием. Рассуждала она, видимо, так: бедняки были, есть и будут, они к своей бедности привычны, и никому не стоит об этом беспокоиться, а самим несчастным жертвам — тем паче. И уж вовсе ей не приходило в голову, что делу надо бы как-то помочь. Страдания бедняков ей казались естественными и неизбежными, как лондонский туман, и, по ее разумению, волноваться из-за того и другого одинаково бессмысленно — только попусту себя растравлять.
К примеру, явится она иной раз, пылая негодованием оттого, что кто-то плохо обошелся с лошадью или собакой, и в то же утро Джордж слышит, как она резко, сердито, без тени сочувствия отчитывает грязного, голодного оборвыша-мальчишку, который доставляет из магазина пиво. Этот несчастный мальчонка будто сошел со страниц Диккенса — олицетворение нищеты, которая в Англии, доходя до крайности, выглядит безобразно, безнадежно, как нигде в целом свете. Здесь она особенно ужасна и отвратительна потому, что английские бедняги словно коснеют в своем несчастье, увязают в трясине наследственного убожества, и уже не ждут облегчения, в знают, что спасенья нет.
Таков был и этот злополучный мальчишка. Он принадлежал к «маленькому народцу» — к племени карликов и гномов, о существовании которого Джордж до той лондонской зимы и не подозревал — это было для него нежданное, убийственное открытие. Оказалось, в Англии есть как бы две породы людей, и они столь несхожи друг с другом, словно относятся к совсем разным видам живых существ. Это Рослый парод и Маленький народец.
Рослый народ отличается чистой свежей кожей, ярким румянцем, отменным здоровьем и уверенностью в себе; сразу видно, что эти люди всегда ели досыта. В расцвете сил они выглядят точно могучие двуногие быки. На улицах Лондона постоянно встречаешь таких вот гордых мужчин и женщин, все они холеные, великолепно одеты, а лица у них бессмысленные и невозмутимые, точно у породистого скота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
— Стало быть, вы не думаете, что те…
— Они-то! — сказала, как отрезала, миссис Парвис. — Да ни в жизнь, сэр! Не выйдет у них! И через тысячу лет не выйдет!.. ОН, только ОН! — Голос ее звенит, уверенность ее несокрушима. — ОН всегда был единственным наследником! И когда настанет время, сэр, ОН… ОН станет королем!
Натуре миссис Парвис присуща была совершенная, безоговорочная преданность, какою отличаются большие, добрые собаки. Да и вообще в своем отношении к жизни она чем-то странно напоминала животное. Ко всем живым тварям она относилась по-родственному нежно и заботливо, и когда встречала на улице собаку или лошадь, всегда замечала сперва их самих, а потом уже их двуногих хозяев. Она быстро узнала наперечет всех собак на Эбери-стрит и по собакам запоминала их владельцев. Как-то Джордж стал спрашивать ее о почтенном немолодом джентльмене с резкими чертами лица и ястребиным взором, которого несколько раз встречал на улице. Миссис Парвис тотчас же с удовольствием объяснила:
— Знаю, как же. Это у которого тот негодяй, что из дома двадцать семь? Ох и негодяй же! — воскликнула она, ласково засмеялась и покачала головой. — Такой косматый верзила, знаете, грудь широкая, ходит враскачку, а глядит уж таким тихоней! Ох и негодяй!
Джордж растерянно выслушал ее и наконец спросил, кто же все-таки негодяй — сам джентльмен или его пес.
— Да пес же, пес! — воскликнула миссис Парвис. — Огромный зверь, шотландская овчарка. Хозяин его — тот джентльмен, про кого вы спрашивали. Человек ученый, то ли писатель, то ли профессор. Он прежде был в Кембридже. Нынче вышел на покой. Живет в доме двадцать семь.
В другой раз, когда за окном мутно моросил частый мелкий дождик, Джордж увидел на другой стороне улицы необыкновенно красивую девушку. Он поспешно позвал миссис Парвис и с живостью спросил:
— Это кто такая? Вы ее знаете? Она на нашей улице живет?
— Право, не знаю, сэр, — в недоумении отвечала миссис Парвис. — Вроде и не первый раз ее вижу, а наверно сказать не могу. Буду теперь глядеть в оба, коли узнаю, где она живет, скажу вам.
Спустя несколько дней она вернулась из утреннего похода по магазинам довольная, сияющая, полная впечатлений.
— У меня для вас новости, сэр! Я все узнала про ту девушку!
— Про какую девушку? — удивился Джордж, застигнутый врасплох посреди работы.
— Про которую вы меня тот раз спрашивали. Она по улице шла, а вы мне ее показали.
— А, да! — Джордж встал из-за стола. — Так что же? Она живет у нас на Эбери-стрит?
— Ну, конечно, — сказала миссис Парвис. — Я ее сто раз видела. Я ее тогда мигом узнала бы, да только его-то с ней не было.
— Его? Кого его?
— Да того негодяя из дома сорок шесть. Вот она кто.
— Кто же именно, миссис Парвис?
— Да тот большущий датский дог, ясное дело. Его-то вы уж, верно, видели. Огромный, прямо с шотландского пони. — И миссис Парвис засмеялась. — Он всегда с ней ходит. Я ее в тот день первый раз без него увидала, оттого-то и не признала! — с торжеством пояснила она. — А нынче они вышли вместе погулять, и я издали их увидала. Тут-то я и смекнула, кто она такая. Они из дома сорок шесть. А этот негодяй (она ласково засмеялась)… ох и негодяй же! Малый первый сорт, знаете. Большущий, крепкий. Даже не знаю, где они его держат, это ж сколько места надо, где только они такой дом нашли.
Чуть не каждое утро, возвратясь с покупками из очередного похода по ближним магазинам, она оживленно рассказывала о каком-нибудь новом «негодяе» или «малом первый сорт», о какой-нибудь попавшейся ей на глаза собаке или лошади. Если при ней кто-то был жесток или хотя бы равнодушен к животному, она багровела от гнева. Как-то она пришла, вся кипя от негодования, потому что ей повстречалась слишком туго взнузданная лошадь.
— …И уж я этого кучера отчитала! — восклицала она. — Коли человек, говорю, так худо обращается с животными, так его к ним и подпускать нельзя! Был бы поблизости полицейский, я бы этого изверга под каталажку подвела, вот что. Я ему так прямо и сказала. Стыд и срам, вот что. Как некоторые обращаются с несчастной бессловесной скотинкой, а она, бедняжка, и пожаловаться-то не может. Их бы самих эдак взнуздать! Походили бы сами в наморднике! А-а! — мрачно докончила миссис Парвис, словно эта мысль доставила ей свирепое наслаждение. — Это бы их научило уму-разуму! Узнали бы тогда, что к чему!
Было что-то тревожное, болезненное в этой непомерной любви к животным. Внимательно присматриваясь к миссис Парвис, Джордж убедился, что люди занимают ее куда меньше и людские страдания она принимает не так близко к сердцу. Она и сама была бедна, но к беднякам относилась с удивительным философским спокойствием. Рассуждала она, видимо, так: бедняки были, есть и будут, они к своей бедности привычны, и никому не стоит об этом беспокоиться, а самим несчастным жертвам — тем паче. И уж вовсе ей не приходило в голову, что делу надо бы как-то помочь. Страдания бедняков ей казались естественными и неизбежными, как лондонский туман, и, по ее разумению, волноваться из-за того и другого одинаково бессмысленно — только попусту себя растравлять.
К примеру, явится она иной раз, пылая негодованием оттого, что кто-то плохо обошелся с лошадью или собакой, и в то же утро Джордж слышит, как она резко, сердито, без тени сочувствия отчитывает грязного, голодного оборвыша-мальчишку, который доставляет из магазина пиво. Этот несчастный мальчонка будто сошел со страниц Диккенса — олицетворение нищеты, которая в Англии, доходя до крайности, выглядит безобразно, безнадежно, как нигде в целом свете. Здесь она особенно ужасна и отвратительна потому, что английские бедняги словно коснеют в своем несчастье, увязают в трясине наследственного убожества, и уже не ждут облегчения, в знают, что спасенья нет.
Таков был и этот злополучный мальчишка. Он принадлежал к «маленькому народцу» — к племени карликов и гномов, о существовании которого Джордж до той лондонской зимы и не подозревал — это было для него нежданное, убийственное открытие. Оказалось, в Англии есть как бы две породы людей, и они столь несхожи друг с другом, словно относятся к совсем разным видам живых существ. Это Рослый парод и Маленький народец.
Рослый народ отличается чистой свежей кожей, ярким румянцем, отменным здоровьем и уверенностью в себе; сразу видно, что эти люди всегда ели досыта. В расцвете сил они выглядят точно могучие двуногие быки. На улицах Лондона постоянно встречаешь таких вот гордых мужчин и женщин, все они холеные, великолепно одеты, а лица у них бессмысленные и невозмутимые, точно у породистого скота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204