Его нашли спустя несколько дней, когда тело отнесло далеко вниз по течению от Бомарэ. Его заметил рыбак.
— Боже мой! — еле слышно прошептал Николя.
Mapa молча смотрела на Николя, и сердце ее сжималось от боли. Как бы ей хотелось утешить его, найти нужные слова, чтобы облегчить его горе! Она видела его в ярости, насмешливым и жестоким, охваченным мальчишеским задором, нежным и страстным, но никогда прежде Николя не являлся ей отчаявшимся и страдающим.
— Я ничего не понимаю, — пожал плечами Николя — Отец был сильным пловцом. Сколько раз я собственными глазами видел, как он переплывал реку, успешно борясь с течением. Кроме того, он знал причал как свои пять пальцев. Он не мог упасть, это исключено.
— Николя, он давно уже был не таким, каким ты его помнишь, — покачала головой Франсуаза. — За последнее время он сильно сдал. Утрата сыновей не прошла для него даром. Он очень горевал, и это подкосило его. Когда я видела его в последний раз, незадолго до смерти, он был похож на ожившую мумию. Странно было думать, что этот человек некогда являлся могущественным властелином Бомарэ. Твой отец страдал в одиночку, предпочитая держать свое горе в себе. Тогда он появился в городе всего на один день. И вскоре после этого я узнала о его смерти.
Николя провел рукой по волосам, стараясь представить себе отца таким, каков он был в последнее время со слов Франсуазы.
— Отец написал мне. Он простил меня, потому что нашел настоящего убийцу Франсуа. Правда, наконец, открылась. Письмо, которое я получил, было написано незадолго до его смерти. Он собирался назвать мне имя убийцы моего брата. Теперь же… — Голос Николя был глухим и бесцветным, в то время как глаза его мстительно сверкали. Он замолчал и задумался. К женщинам медленно пришло осознание того, что побудило Николя оборвать фразу на полуслове.
— О, Николя, нет! — воскликнула Франсуаза. — Смерть твоего отца просто нелепая случайность. Иначе и быть не может. Не хочешь же ты сказать, что кто-то… Нет! В это нельзя поверить! — Она решительно покачала головой, как будто отвергая саму возможность такого предположения.
— Мой брат мертв. Теперь за ним последовал отец. И оба ушли из жизни при весьма странных обстоятельствах. Только теперь мне не придется оправдываться, а значит, я докопаюсь до истины, чего бы мне это ни стоило, — продолжил Николя, не принимая во внимание слова кузины. Мару охватила дрожь, поскольку она узнала этот тон Николя, который означал, что он приведен в бешенство. — Я сразу почувствовал, что что-то здесь не так, когда обнаружил наш дом запертым. Наверное, вся семья еще в трауре.
— Шантали оставили свой городской дом гораздо раньше, чем случилась эта трагедия. В последнее время у них не было в нем никакой нужды, — деликатно заметила Франсуаза, помешивая ложечкой чай.
— Почему?
— Для креолов настали тяжелые времена, Николя, — вздохнула она. — Твой отец был гордым человеком. Он не мог публично признаться в том, что уже далеко не так богат, как раньше.
— Что ты имеешь в виду? — Николя смотрел на кузину со все возрастающим недоумением. — Ты что же, хочешь сказать, что Монтань-Шантали разорены?
— Нет! Вовсе нет! Ты меня неправильно понял, Николя. — Франсуаза боялась обидеть кузена, но знала, что то, что она собиралась рассказать, будет малоприятно. — Вскоре после того, как ты уехал, два года подряд урожай сахарного тростника погибал почти полностью. Цены на него упали, когда правительство снизило тарифы на импорт сахара. В результате многие банки разорились, а плантаторы потеряли капитал и недвижимость.
— Бомарэ?.. — еле слышно вымолвил Николя.
— Нет, с ним все в порядке. Он по-прежнему принадлежит твоей семье. — Франсуаза поспешила успокоить его. — Но после этого финансового кризиса многое изменилось. Не многим удалось пережить его и восстановить потерянные капиталы. Теперь все деньги в Новом Орлеане принадлежат американцам.
— Да, я обратил внимание на то, что город стал почти неузнаваем, — заметил Николя, вспомнив богатые особняки в престижном районе, через который они проезжали.
— Изменился не только город, но и образ нашей жизни, даже самый образ мыслей стал иным. Наши традиции, надежды, вера устарели. Теперь эти дикие и корыстные американцы диктуют нам условия. Старшее поколение с большим трудом адаптируется к ним. Ты помнишь Рене Каброля, хозяина Каррефора, что близ Байотетч? — спросила Франсуаза.
— Да. Помнится, мы ездили к нему всей семьей. Я был тогда совсем мальчишкой. Более роскошного дома и плантации я никогда в своей жизни не видел. А что с ним?
— Рене Карболь потерял все. Он не смог пережить утрату Каррефора и покончил с собой. Теперь его семья скромно живет в маленьком домике на Фрэнчмен-стрит. Прекрасная мебель, фамильное серебро, портреты предков и прочие ценности свалены в чулан под лестницей. И поверь мне, Николя, такая участь постигла большинство знакомых тебе людей.
— Что же стало с моей семьей, Франсуаза?
— А ты ничего не слышал о ней за годы своего отсутствия? — уклонилась она от прямого ответа.
Николя пристально посмотрел на нее, и проникновенность его взгляда заставила Франсуазу пожалеть о том, что она задала этот вопрос.
— Время от времени я узнавал новости о них от Денизы, когда бывал проездом в Лондоне. Я знаю, что у меня есть две сводные сестры. Одну зовут Николь, ей около шестнадцати. Другой сейчас должно быть лет восемь-девять.
— Дамарис четырнадцать. Она большая озорница и просто наказание для твоей мачехи. Но ты не упомянул своего младшего брата, Жана-Луи.
— Брата?! — Николя оторопел от неожиданности.
— Да. Ему всего два года, и он не скоро станет наследником Бомарэ. Долго придется ждать.
— Это невероятно, — прошептал Николя.
— Его появление на свет стало сюрпризом не только для тебя. Твоя мачеха была уже не в том возрасте, когда рождение ребенка дается легко. Она едва не умерла во время родов. Но твой отец был горд и счастлив оттого, что у него появился еще один сын. Он давно уже считал себя немощным стариком и вдруг как бы заново на свет появился.
— Понятно. Спасибо, что рассказала мне об этом, Франсуаза.
— Что ты намерен теперь делать? — обеспокоенно поинтересовалась она.
— Поеду в Бомарэ, — твердо заявил Николя.
— Ты не найдешь там радушного приема, — сказала Франсуаза, ласково касаясь его руки. — Если твой отец и вправду нашел настоящего убийцу Франсуа, он наверняка не открыл его имя Селесте. Она долго болела после родов, и он не стал бы говорить с ней на такую волнующую тему. О дочерях тем более речи быть не может. Никто не знает правды, Николя. Поверь мне, твоя семья по-прежнему считает тебя виновным в гибели брата. Я не слышала, чтобы кто-нибудь говорил о том, что бремя вины с тебя снято.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
— Боже мой! — еле слышно прошептал Николя.
Mapa молча смотрела на Николя, и сердце ее сжималось от боли. Как бы ей хотелось утешить его, найти нужные слова, чтобы облегчить его горе! Она видела его в ярости, насмешливым и жестоким, охваченным мальчишеским задором, нежным и страстным, но никогда прежде Николя не являлся ей отчаявшимся и страдающим.
— Я ничего не понимаю, — пожал плечами Николя — Отец был сильным пловцом. Сколько раз я собственными глазами видел, как он переплывал реку, успешно борясь с течением. Кроме того, он знал причал как свои пять пальцев. Он не мог упасть, это исключено.
— Николя, он давно уже был не таким, каким ты его помнишь, — покачала головой Франсуаза. — За последнее время он сильно сдал. Утрата сыновей не прошла для него даром. Он очень горевал, и это подкосило его. Когда я видела его в последний раз, незадолго до смерти, он был похож на ожившую мумию. Странно было думать, что этот человек некогда являлся могущественным властелином Бомарэ. Твой отец страдал в одиночку, предпочитая держать свое горе в себе. Тогда он появился в городе всего на один день. И вскоре после этого я узнала о его смерти.
Николя провел рукой по волосам, стараясь представить себе отца таким, каков он был в последнее время со слов Франсуазы.
— Отец написал мне. Он простил меня, потому что нашел настоящего убийцу Франсуа. Правда, наконец, открылась. Письмо, которое я получил, было написано незадолго до его смерти. Он собирался назвать мне имя убийцы моего брата. Теперь же… — Голос Николя был глухим и бесцветным, в то время как глаза его мстительно сверкали. Он замолчал и задумался. К женщинам медленно пришло осознание того, что побудило Николя оборвать фразу на полуслове.
— О, Николя, нет! — воскликнула Франсуаза. — Смерть твоего отца просто нелепая случайность. Иначе и быть не может. Не хочешь же ты сказать, что кто-то… Нет! В это нельзя поверить! — Она решительно покачала головой, как будто отвергая саму возможность такого предположения.
— Мой брат мертв. Теперь за ним последовал отец. И оба ушли из жизни при весьма странных обстоятельствах. Только теперь мне не придется оправдываться, а значит, я докопаюсь до истины, чего бы мне это ни стоило, — продолжил Николя, не принимая во внимание слова кузины. Мару охватила дрожь, поскольку она узнала этот тон Николя, который означал, что он приведен в бешенство. — Я сразу почувствовал, что что-то здесь не так, когда обнаружил наш дом запертым. Наверное, вся семья еще в трауре.
— Шантали оставили свой городской дом гораздо раньше, чем случилась эта трагедия. В последнее время у них не было в нем никакой нужды, — деликатно заметила Франсуаза, помешивая ложечкой чай.
— Почему?
— Для креолов настали тяжелые времена, Николя, — вздохнула она. — Твой отец был гордым человеком. Он не мог публично признаться в том, что уже далеко не так богат, как раньше.
— Что ты имеешь в виду? — Николя смотрел на кузину со все возрастающим недоумением. — Ты что же, хочешь сказать, что Монтань-Шантали разорены?
— Нет! Вовсе нет! Ты меня неправильно понял, Николя. — Франсуаза боялась обидеть кузена, но знала, что то, что она собиралась рассказать, будет малоприятно. — Вскоре после того, как ты уехал, два года подряд урожай сахарного тростника погибал почти полностью. Цены на него упали, когда правительство снизило тарифы на импорт сахара. В результате многие банки разорились, а плантаторы потеряли капитал и недвижимость.
— Бомарэ?.. — еле слышно вымолвил Николя.
— Нет, с ним все в порядке. Он по-прежнему принадлежит твоей семье. — Франсуаза поспешила успокоить его. — Но после этого финансового кризиса многое изменилось. Не многим удалось пережить его и восстановить потерянные капиталы. Теперь все деньги в Новом Орлеане принадлежат американцам.
— Да, я обратил внимание на то, что город стал почти неузнаваем, — заметил Николя, вспомнив богатые особняки в престижном районе, через который они проезжали.
— Изменился не только город, но и образ нашей жизни, даже самый образ мыслей стал иным. Наши традиции, надежды, вера устарели. Теперь эти дикие и корыстные американцы диктуют нам условия. Старшее поколение с большим трудом адаптируется к ним. Ты помнишь Рене Каброля, хозяина Каррефора, что близ Байотетч? — спросила Франсуаза.
— Да. Помнится, мы ездили к нему всей семьей. Я был тогда совсем мальчишкой. Более роскошного дома и плантации я никогда в своей жизни не видел. А что с ним?
— Рене Карболь потерял все. Он не смог пережить утрату Каррефора и покончил с собой. Теперь его семья скромно живет в маленьком домике на Фрэнчмен-стрит. Прекрасная мебель, фамильное серебро, портреты предков и прочие ценности свалены в чулан под лестницей. И поверь мне, Николя, такая участь постигла большинство знакомых тебе людей.
— Что же стало с моей семьей, Франсуаза?
— А ты ничего не слышал о ней за годы своего отсутствия? — уклонилась она от прямого ответа.
Николя пристально посмотрел на нее, и проникновенность его взгляда заставила Франсуазу пожалеть о том, что она задала этот вопрос.
— Время от времени я узнавал новости о них от Денизы, когда бывал проездом в Лондоне. Я знаю, что у меня есть две сводные сестры. Одну зовут Николь, ей около шестнадцати. Другой сейчас должно быть лет восемь-девять.
— Дамарис четырнадцать. Она большая озорница и просто наказание для твоей мачехи. Но ты не упомянул своего младшего брата, Жана-Луи.
— Брата?! — Николя оторопел от неожиданности.
— Да. Ему всего два года, и он не скоро станет наследником Бомарэ. Долго придется ждать.
— Это невероятно, — прошептал Николя.
— Его появление на свет стало сюрпризом не только для тебя. Твоя мачеха была уже не в том возрасте, когда рождение ребенка дается легко. Она едва не умерла во время родов. Но твой отец был горд и счастлив оттого, что у него появился еще один сын. Он давно уже считал себя немощным стариком и вдруг как бы заново на свет появился.
— Понятно. Спасибо, что рассказала мне об этом, Франсуаза.
— Что ты намерен теперь делать? — обеспокоенно поинтересовалась она.
— Поеду в Бомарэ, — твердо заявил Николя.
— Ты не найдешь там радушного приема, — сказала Франсуаза, ласково касаясь его руки. — Если твой отец и вправду нашел настоящего убийцу Франсуа, он наверняка не открыл его имя Селесте. Она долго болела после родов, и он не стал бы говорить с ней на такую волнующую тему. О дочерях тем более речи быть не может. Никто не знает правды, Николя. Поверь мне, твоя семья по-прежнему считает тебя виновным в гибели брата. Я не слышала, чтобы кто-нибудь говорил о том, что бремя вины с тебя снято.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155