я имел несчастье) вызвать. Решающий момент подошел, когда после долгих скитаний по гостиницам я наконец получил квартиру. Размер квартиры зависел от состава семьи. Лида понимала: я никогда не пойду в зятья в генеральский дом, но взявши однокомнатную квартиру, я наносил ей незаслуженное оскорбление, я как бы говорил: единственное, что мешает нам соединиться, это то, что ты мне не нужна.
Одно тянет за собой другое. Получение ордера на квартиру – регистрацию брака, регистрация – бессмысленное свадебное торжество, о котором я уже упоминал. Поздней осенью сорок пятого года мы съехались. Потребовалось примерно два месяца, чтобы ошибка выяснилась, Новый, сорок шестой год подвел черту.
X. К вопросу о несходстве характеров
В любой стране, где разрешен развод, существует примерно одинаковый набор законных поводов – душевная болезнь, осуждение на длительный срок или безвестное отсутствие одного из супругов, супружеская измена и, наконец, самая туманная и наименее уважаемая судебными органами причина – несходство характеров. Представ перед народным судьей, мы с женой не смогли выдумать про себя ничего более убедительного и, естественно, успеха не имели. Судье, добродушной женщине пикнического типа, казалось, что нет ничего проще, чем изменить свой характер. Она уговаривала нас примириться. В следующей инстанции судья, худощавый мужчина астенического склада, обрушил на нас примерно ту же аргументацию, но примириться он уже не предлагал. Он требовал, чтоб мы смирились.
К счастью, никто не обязывал меня публично изложить, в чем же заключается несходство наших характеров, это нелегко сделать даже наедине с собой. Становясь на путь противопоставления, неизбежно скатываешься к утверждению, будто твой собственный характер не в пример приятнее и благороднее. Мне же хочется в меру сил сохранить объективность. Опыт экспериментатора говорит мне, что объективность – это прежде всего способность отвлечься от личных, обычно близлежащих, интересов в интересах истины или хотя бы удержаться на границе, за которой избирательность нашего сознания переходит в предвзятость. Естественно, возникает взаимосвязанный вопрос – что такое истина и существует ли она вообще? В сфере точных наук понятие истины реже подвергается сомнению и устанавливается легче – чем чище поставлен эксперимент, тем ближе мы к объективной истине. Основа научной этики – не задавать природе вопросов, на которые у тебя есть готовый и не подлежащий пересмотру ответ. В сфере гуманитарной, будь то история народов или семейные отношения, чистый эксперимент невозможен, поэтому мы чаще всего заменяем понятие истины понятием общественного блага. Однако общественное благо не всегда обладает теми надежными признаками истинности, как формулы, выведенные математическим путем. Судьи, препятствовавшие нашему разводу, несомненно руководствовались интересами общества, однако в моем стремлении порвать мучительные для обеих сторон отношения заключалось больше объективной истины, чем в стремлении судей сохранить семью, в конце концов оно восторжествовало и нас развели.
Применительно к моей бывшей жене быть объективным практически означает – отрешиться от накопившегося раздражения и попытаться понять логику ее поведения, не считая себя при этом эталоном ума и порядочности. Это не помешает мне считать некоторые, наиболее противопоказанные мне свойства ее натуры недостатками, а отсутствие у меня этих черт – достоинствами. Но тут уж ничего не поделаешь.
Самое простое – назвать мою бывшую жену эгоисткой, не желавшей считаться ни с моим образом жизни, ни с моими научными интересами. Но назвать женщину законченной эгоисткой, а затем толковать о несходстве характеров, не значит ли это аттестовать себя как законченного альтруиста? Так далеко моя самоуверенность не заходит. Да и по существу это неверно. Лидия Васильевна добра. Во всяком случае, бывает доброй. Равнодушной ее тоже не назовешь. Она бывает самоотверженной, точнее самозабвенной. Другое дело, что ее доброта часто приобретает тираническую форму. Ее жизненной энергии нельзя не позавидовать, когда у нее появляется цель, для нее почти не существует преград. Отсутствие преград не всегда признак сильной воли, неумение себе отказывать скорее признак безволия. Безволие тоже бывает и темпераментным и агрессивным.
Любила ли она меня? Вероятно, да. Каждый любит как умеет. Она хотела получить меня – и получила. Зачем? Даже в состоянии крайнего раздражения мне не приходило в голову обвинить ее в расчете. Тщеславие тут тоже ни при чем – я не красавец, а на иерархической лестнице ее таинственный супруг стоял не в пример выше меня. О духовной близости говорить не приходится – несходство характеров – это ведь и есть юридический синоним отсутствия духовной близости. Что же привлекло ее ко мне? По всей вероятности, глубочайшее равнодушие, проявленное мною при первом знакомстве, равнодушие не наигранное – его женщины превосходно распознают, – а совершенно искреннее, в ту пору я думал только о своих раненых и, когда наступал какой-нибудь просвет, о Бете. Для натур, подобных моей бывшей жене, невыносима сама мысль, что им отказывают в признании, у них появляется неудержимое желание преодолеть, завладеть, поставить на своем. Естественный и присутствующий во всех наших эмоциях инстинкт самоутверждения у них гипертрофирован. Образуется некоторая доминанта, мобилизующая все заложенные в характере резервы вплоть до аварийных запасов. Среди этих запасов у Лидии Васильевны оказались и ум, и такт, и женственность, и терпимость, эти запасы были выложены до дна, и к победному финишу она пришла опустошенной. Вместе с последней преградой рухнула и она сама, на смену напряжению всех душевных сил пришла усталость и, быть может, неосознанная жажда реванша. Отпала необходимость контролировать себя, и подавляемые ранее стороны ее характера распустились пышным цветом. Все это говорится не для того, чтоб обесценить наше недолгое счастье или поставить под сомнение искренность ее поведения. Так или иначе, в первый же месяц совместной жизни вскрылись непримиримые противоречия, превратившие наш союз в мучение для обеих сторон.
Если бы меня спросили, какая черта характера моей бывшей жены была для меня самой непереносимой, я, прекрасно понимая всю шаткость моей позиции, назвал бы крайнюю необъективность. Пока эта необъективность выражалась в необоснованном преувеличении моих достоинств, я относился к ней терпимо и даже с юмором. Когда мы начали ссориться, терпимости у меня заметно поубавилось, а юмор пропал совсем. Я тоже бываю необъективен, и все-таки между мной и моей бывшей женой существует некоторое различие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Одно тянет за собой другое. Получение ордера на квартиру – регистрацию брака, регистрация – бессмысленное свадебное торжество, о котором я уже упоминал. Поздней осенью сорок пятого года мы съехались. Потребовалось примерно два месяца, чтобы ошибка выяснилась, Новый, сорок шестой год подвел черту.
X. К вопросу о несходстве характеров
В любой стране, где разрешен развод, существует примерно одинаковый набор законных поводов – душевная болезнь, осуждение на длительный срок или безвестное отсутствие одного из супругов, супружеская измена и, наконец, самая туманная и наименее уважаемая судебными органами причина – несходство характеров. Представ перед народным судьей, мы с женой не смогли выдумать про себя ничего более убедительного и, естественно, успеха не имели. Судье, добродушной женщине пикнического типа, казалось, что нет ничего проще, чем изменить свой характер. Она уговаривала нас примириться. В следующей инстанции судья, худощавый мужчина астенического склада, обрушил на нас примерно ту же аргументацию, но примириться он уже не предлагал. Он требовал, чтоб мы смирились.
К счастью, никто не обязывал меня публично изложить, в чем же заключается несходство наших характеров, это нелегко сделать даже наедине с собой. Становясь на путь противопоставления, неизбежно скатываешься к утверждению, будто твой собственный характер не в пример приятнее и благороднее. Мне же хочется в меру сил сохранить объективность. Опыт экспериментатора говорит мне, что объективность – это прежде всего способность отвлечься от личных, обычно близлежащих, интересов в интересах истины или хотя бы удержаться на границе, за которой избирательность нашего сознания переходит в предвзятость. Естественно, возникает взаимосвязанный вопрос – что такое истина и существует ли она вообще? В сфере точных наук понятие истины реже подвергается сомнению и устанавливается легче – чем чище поставлен эксперимент, тем ближе мы к объективной истине. Основа научной этики – не задавать природе вопросов, на которые у тебя есть готовый и не подлежащий пересмотру ответ. В сфере гуманитарной, будь то история народов или семейные отношения, чистый эксперимент невозможен, поэтому мы чаще всего заменяем понятие истины понятием общественного блага. Однако общественное благо не всегда обладает теми надежными признаками истинности, как формулы, выведенные математическим путем. Судьи, препятствовавшие нашему разводу, несомненно руководствовались интересами общества, однако в моем стремлении порвать мучительные для обеих сторон отношения заключалось больше объективной истины, чем в стремлении судей сохранить семью, в конце концов оно восторжествовало и нас развели.
Применительно к моей бывшей жене быть объективным практически означает – отрешиться от накопившегося раздражения и попытаться понять логику ее поведения, не считая себя при этом эталоном ума и порядочности. Это не помешает мне считать некоторые, наиболее противопоказанные мне свойства ее натуры недостатками, а отсутствие у меня этих черт – достоинствами. Но тут уж ничего не поделаешь.
Самое простое – назвать мою бывшую жену эгоисткой, не желавшей считаться ни с моим образом жизни, ни с моими научными интересами. Но назвать женщину законченной эгоисткой, а затем толковать о несходстве характеров, не значит ли это аттестовать себя как законченного альтруиста? Так далеко моя самоуверенность не заходит. Да и по существу это неверно. Лидия Васильевна добра. Во всяком случае, бывает доброй. Равнодушной ее тоже не назовешь. Она бывает самоотверженной, точнее самозабвенной. Другое дело, что ее доброта часто приобретает тираническую форму. Ее жизненной энергии нельзя не позавидовать, когда у нее появляется цель, для нее почти не существует преград. Отсутствие преград не всегда признак сильной воли, неумение себе отказывать скорее признак безволия. Безволие тоже бывает и темпераментным и агрессивным.
Любила ли она меня? Вероятно, да. Каждый любит как умеет. Она хотела получить меня – и получила. Зачем? Даже в состоянии крайнего раздражения мне не приходило в голову обвинить ее в расчете. Тщеславие тут тоже ни при чем – я не красавец, а на иерархической лестнице ее таинственный супруг стоял не в пример выше меня. О духовной близости говорить не приходится – несходство характеров – это ведь и есть юридический синоним отсутствия духовной близости. Что же привлекло ее ко мне? По всей вероятности, глубочайшее равнодушие, проявленное мною при первом знакомстве, равнодушие не наигранное – его женщины превосходно распознают, – а совершенно искреннее, в ту пору я думал только о своих раненых и, когда наступал какой-нибудь просвет, о Бете. Для натур, подобных моей бывшей жене, невыносима сама мысль, что им отказывают в признании, у них появляется неудержимое желание преодолеть, завладеть, поставить на своем. Естественный и присутствующий во всех наших эмоциях инстинкт самоутверждения у них гипертрофирован. Образуется некоторая доминанта, мобилизующая все заложенные в характере резервы вплоть до аварийных запасов. Среди этих запасов у Лидии Васильевны оказались и ум, и такт, и женственность, и терпимость, эти запасы были выложены до дна, и к победному финишу она пришла опустошенной. Вместе с последней преградой рухнула и она сама, на смену напряжению всех душевных сил пришла усталость и, быть может, неосознанная жажда реванша. Отпала необходимость контролировать себя, и подавляемые ранее стороны ее характера распустились пышным цветом. Все это говорится не для того, чтоб обесценить наше недолгое счастье или поставить под сомнение искренность ее поведения. Так или иначе, в первый же месяц совместной жизни вскрылись непримиримые противоречия, превратившие наш союз в мучение для обеих сторон.
Если бы меня спросили, какая черта характера моей бывшей жены была для меня самой непереносимой, я, прекрасно понимая всю шаткость моей позиции, назвал бы крайнюю необъективность. Пока эта необъективность выражалась в необоснованном преувеличении моих достоинств, я относился к ней терпимо и даже с юмором. Когда мы начали ссориться, терпимости у меня заметно поубавилось, а юмор пропал совсем. Я тоже бываю необъективен, и все-таки между мной и моей бывшей женой существует некоторое различие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134