После этого поэтического переосмысления события следует подробнейшая детализация, где изобразительное переплетено с конкретными реалиями, историческими ретроспекциями и перспективами, несомненно, тоже глубоко символическими: «На реке на Каяле тьма свет покрыла, по Русской земле простерлись половцы, точно выводок гепардов. Уже пал позор на славу; уже ударило насилие на свободу; уже бросился див на землю. И вот готские красные девы запели па берегу синего моря: звоня русским золотом, воспевают время Боза, лелеют месть за Шарукана».
Явно, что все это авторский, а не боярский комментарий к событию, что подтверждается зачином: «Темно бо бе в 3 день», — подробность битвы, ненужная и, скорее всего, пока неизвестная киевским боярам, но без которой не смог обойтись в этом довольно неподходящем для такого уточнения месте автор, участник битвы. Не оставляет никакого сомнения трагическая заключительная фраза отрывка, полная событийной конкретности и рвущегося из сердца чувства, которая была бы совершенно противоестественна для киевского боярского хора: «А мы ужо, дружина, жадни веселия!»
— Убедительно, однако куда делись из этого отрывка «хинови»?
— В половодье авторских чувств она занимает стрежень. Эта необыкновенно грузоподъемная фраза, символически и пророчески выражающая, быть может, главное историческое последствие поражения князя Игоря на Каяле, не требует для русского слуха особого перевода:
«…великое буйство подасть Хинови»…
Во второй раз это слово употребляется в том месте, где автор обращается к западным русским князьям-буй Роману волынскому, позже волынско-галицкому и какому-то Мстиславу — не то пересопицкому, не то городенскому, под харалужными мечами которых в романтически-ретроспективном призыве автора «главы своя подклониша» Литва, Ятвязи, Деремела, и половцы копья свои повергли, однако на первое место в этом перечислении он поставил обобщенные «многи страны Хинова». И, наконец, Ярославна в своем плаче-заклинании вопрошает ветер-ветрило, зачем он мчит на своих легких крыльях хиновские стрелки на воинов ее лады, князя Игоря… Автор, не присутствовавший, конечно, при воображаемом плаче на путивльском забрале, должен бы очень хорошо знать княгиню Евфросинью, чтобы написать ее словами своего рода духовный автопортрет, и, конечно, был уверен, что ей знакомо это понятие «хинова», ранее употреблявшееся только в авторской речи, уверен в том, что она может назвать половецкие стрелы обобщенно и многооттеночно «хиновскими». В «Слове» нет ни одного случайного слова!.. И еще интересное место вспомним — первую победу князя Игоря над половцами, когда его воины забрали их узорочье, аксамиты и паволоки. Узорочье — это наборные украшения из камней, бисера и жемчуга, которые носили на различных деталях одежды. Самым дорогим жемчугом на Руси считался гурмыжский, добытый в Гурмыжском, то есть Персидском, море, бисер тоже шел из арабских стран. Аксамит — плотная, ворсистая, очень дорогая восточная ткань с разводами и узорами, идущая на княжеские и церковные одежды. В 1174 году князю Ростиславу Мстиславичу византийский царь прислал «дары многи, оксамиты и паволоки и вся узорочья разноличныя». А после убийства Андрея Боголюбского верный слуга его Кузьма-киевлянин говорит ключнику Аньбалу: «Помнишь ли, жидовине, в которых портех пришел бяше? Ты ныне в аксамите стоишн, а князь наг лежит»…
— А что такое паволоки?
— Китайский шелк. Ни русские, ни половцы его, понятно, не вырабатывали. На Русь его издревле завозили из Византии, через которую еще во времена Древнего Рима проходил «Великий шелковый путь», и первые договоры с греками запрещали русским купцам закупать паволок более чем на пятьдесят золотников. Шелка-паволоки в зависимости от цветов и сортов назывались на Руси парчой, порфиром, пурпуром, багрой или червленицей, а также камкой. Паволоки у князей и богатых людей шли на белье, одежды, одеяла, подушки. Проповедник XII века, обличая барство какого-то богатея, говорил, что тот ходит «в поволоце» и «одр настьлан перин поволочитых»; не удержусь, чтоб не привести последующих саркастических слов средневекового публициста о том, как вельможа боролся с бессонницей: «възлежащю же ему и не могущю уснути, друзи ему нозе гладят, инии по ледьям тешат его, ини по плечима чишут»…
— Очень смешно, однако мы слишком удалились от чжурчжэней.
— Сейчас приблизимся… Кто такие «Хинове»? Несомненно, в средневековой Руси слышали о каком-то далеком восточном народе «хин», «чин», «син». Русь XII века была тесно связана с Византией религией, просвещением и торговлей, искусствами и дипломатией, родственными узами князей и их личными судьбами. Дед князя Игоря знаменитый Олег Святославич целых три года провел на Родосе. Вскоре после этого все полоцкие князья оказались в долгой византийской ссылке. Теснее других, повторяю, связь с Византией была у Северской земли, которой принадлежала посредническая Тьмутаракань. «Хины» упоминаются в Космографии Козьмы Индикоплова, позже у Афанасия Никитина под именем «чин» и «чини». Спустя всего сорок лет после смерти Игоря русские князья начали ездить в Монголию, подолгу и не совсем по своей воле задерживаться там. Писал о Китае итальянец Плано Карпини и — попозже — персидский историк Рашид-ад-Дин, называвший Северный Китай «Хитаем», а южный — «Чина».
На многих языках Китай назывался словами «шин», «хин», «чин», а на русском специалист по Китаю именуется сегодня «синологом»… Автор «Слова» мог не ведать всех евразийских исторических подробностей, но, будучи очень знающим и начитанным человеком и чрезвычайно информированным политиком, наверняка слышал из византийских или арабских источников о самых дальних восточных народах, называя их обобщенно «Хинове», хотя вполне можно допустить, что и кипчаки-половцы, кочевавшие от предгорий Центральной Азии до Днестра, далеко на запад занесли Великою Степью весть о могучем государстве, уже много десятилетий существующем там, где восходит солнце… И конечно же автор не успел узнать слов «монгол», «мунгал» или «монг», которые при его жизни еще не явились даже в центрально-азиатских степях. Их не знали даже кипчаки-кумане-половцы, наверное уже прослышавшие ко времени битвы на Каяле-реке о «великом буйстве» на востоке от своих степей. Возможно также, что какая-то часть дорогих восточных тканей непосредственно попадала к ним из Китая или государства чжурчжэней — для верблюжьих караванов расстояния никогда не были проблемой. А из истории чжурчжэней мы знаем, что шелку, например, в их стране было предостаточно. Еще в 1126 году побежденные китайцы должны были в числе прочих ценностей поставить чжурчжэням в качестве контрибуции миллион кусков шелка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214
Явно, что все это авторский, а не боярский комментарий к событию, что подтверждается зачином: «Темно бо бе в 3 день», — подробность битвы, ненужная и, скорее всего, пока неизвестная киевским боярам, но без которой не смог обойтись в этом довольно неподходящем для такого уточнения месте автор, участник битвы. Не оставляет никакого сомнения трагическая заключительная фраза отрывка, полная событийной конкретности и рвущегося из сердца чувства, которая была бы совершенно противоестественна для киевского боярского хора: «А мы ужо, дружина, жадни веселия!»
— Убедительно, однако куда делись из этого отрывка «хинови»?
— В половодье авторских чувств она занимает стрежень. Эта необыкновенно грузоподъемная фраза, символически и пророчески выражающая, быть может, главное историческое последствие поражения князя Игоря на Каяле, не требует для русского слуха особого перевода:
«…великое буйство подасть Хинови»…
Во второй раз это слово употребляется в том месте, где автор обращается к западным русским князьям-буй Роману волынскому, позже волынско-галицкому и какому-то Мстиславу — не то пересопицкому, не то городенскому, под харалужными мечами которых в романтически-ретроспективном призыве автора «главы своя подклониша» Литва, Ятвязи, Деремела, и половцы копья свои повергли, однако на первое место в этом перечислении он поставил обобщенные «многи страны Хинова». И, наконец, Ярославна в своем плаче-заклинании вопрошает ветер-ветрило, зачем он мчит на своих легких крыльях хиновские стрелки на воинов ее лады, князя Игоря… Автор, не присутствовавший, конечно, при воображаемом плаче на путивльском забрале, должен бы очень хорошо знать княгиню Евфросинью, чтобы написать ее словами своего рода духовный автопортрет, и, конечно, был уверен, что ей знакомо это понятие «хинова», ранее употреблявшееся только в авторской речи, уверен в том, что она может назвать половецкие стрелы обобщенно и многооттеночно «хиновскими». В «Слове» нет ни одного случайного слова!.. И еще интересное место вспомним — первую победу князя Игоря над половцами, когда его воины забрали их узорочье, аксамиты и паволоки. Узорочье — это наборные украшения из камней, бисера и жемчуга, которые носили на различных деталях одежды. Самым дорогим жемчугом на Руси считался гурмыжский, добытый в Гурмыжском, то есть Персидском, море, бисер тоже шел из арабских стран. Аксамит — плотная, ворсистая, очень дорогая восточная ткань с разводами и узорами, идущая на княжеские и церковные одежды. В 1174 году князю Ростиславу Мстиславичу византийский царь прислал «дары многи, оксамиты и паволоки и вся узорочья разноличныя». А после убийства Андрея Боголюбского верный слуга его Кузьма-киевлянин говорит ключнику Аньбалу: «Помнишь ли, жидовине, в которых портех пришел бяше? Ты ныне в аксамите стоишн, а князь наг лежит»…
— А что такое паволоки?
— Китайский шелк. Ни русские, ни половцы его, понятно, не вырабатывали. На Русь его издревле завозили из Византии, через которую еще во времена Древнего Рима проходил «Великий шелковый путь», и первые договоры с греками запрещали русским купцам закупать паволок более чем на пятьдесят золотников. Шелка-паволоки в зависимости от цветов и сортов назывались на Руси парчой, порфиром, пурпуром, багрой или червленицей, а также камкой. Паволоки у князей и богатых людей шли на белье, одежды, одеяла, подушки. Проповедник XII века, обличая барство какого-то богатея, говорил, что тот ходит «в поволоце» и «одр настьлан перин поволочитых»; не удержусь, чтоб не привести последующих саркастических слов средневекового публициста о том, как вельможа боролся с бессонницей: «възлежащю же ему и не могущю уснути, друзи ему нозе гладят, инии по ледьям тешат его, ини по плечима чишут»…
— Очень смешно, однако мы слишком удалились от чжурчжэней.
— Сейчас приблизимся… Кто такие «Хинове»? Несомненно, в средневековой Руси слышали о каком-то далеком восточном народе «хин», «чин», «син». Русь XII века была тесно связана с Византией религией, просвещением и торговлей, искусствами и дипломатией, родственными узами князей и их личными судьбами. Дед князя Игоря знаменитый Олег Святославич целых три года провел на Родосе. Вскоре после этого все полоцкие князья оказались в долгой византийской ссылке. Теснее других, повторяю, связь с Византией была у Северской земли, которой принадлежала посредническая Тьмутаракань. «Хины» упоминаются в Космографии Козьмы Индикоплова, позже у Афанасия Никитина под именем «чин» и «чини». Спустя всего сорок лет после смерти Игоря русские князья начали ездить в Монголию, подолгу и не совсем по своей воле задерживаться там. Писал о Китае итальянец Плано Карпини и — попозже — персидский историк Рашид-ад-Дин, называвший Северный Китай «Хитаем», а южный — «Чина».
На многих языках Китай назывался словами «шин», «хин», «чин», а на русском специалист по Китаю именуется сегодня «синологом»… Автор «Слова» мог не ведать всех евразийских исторических подробностей, но, будучи очень знающим и начитанным человеком и чрезвычайно информированным политиком, наверняка слышал из византийских или арабских источников о самых дальних восточных народах, называя их обобщенно «Хинове», хотя вполне можно допустить, что и кипчаки-половцы, кочевавшие от предгорий Центральной Азии до Днестра, далеко на запад занесли Великою Степью весть о могучем государстве, уже много десятилетий существующем там, где восходит солнце… И конечно же автор не успел узнать слов «монгол», «мунгал» или «монг», которые при его жизни еще не явились даже в центрально-азиатских степях. Их не знали даже кипчаки-кумане-половцы, наверное уже прослышавшие ко времени битвы на Каяле-реке о «великом буйстве» на востоке от своих степей. Возможно также, что какая-то часть дорогих восточных тканей непосредственно попадала к ним из Китая или государства чжурчжэней — для верблюжьих караванов расстояния никогда не были проблемой. А из истории чжурчжэней мы знаем, что шелку, например, в их стране было предостаточно. Еще в 1126 году побежденные китайцы должны были в числе прочих ценностей поставить чжурчжэням в качестве контрибуции миллион кусков шелка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214