ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

К нему были прикреплены какие-то черно-серые деревяшки, сильно тронутые временем. Петр Дмитриевич тогда еще видел одним глазом и, заметив мой интерес, скупо улыбнулся.
— Да, русский человек глазам не верит! И если в музее он ничего не трогает, это не значит, что ему не хочется потрогать… Щупайте, щупайте, это пока не рассыплется!
Зная, что хозяин ничего не хранит пустячного, спрашиваю:
— Откуда и что это?
— С русского Севера. То, чему они принадлежали, не имело цены… Идемте-ка…
Он взял меня под руку не для того, чтобы вести, а чтоб держаться за меня, когда я пойду. В простенке за дверью висела большая фотография, взглянув па которую, я остолбенел: среди ровного пустого простора стояло необычное деревянное сооружение, почти скульптура, — высокий стремительный ствол с конусом шатра, напоминающий бесподобный храм Вознесения в Коломенском. Тот же порыв к небесам, та же гармония, сотворенная руками безвестных мастеров. Только вокруг знаменитого каменного предтечи громоздится величественная галерея, на плавном переходе к шатру-своеобразные вытянуто-островершинные в три ряда кокошники да шатер вздымается ввысь, в перекрестном декоре. А тут — ровные бревнышки восьмерика со всех сторон и на всех высотах, лишь основание восьмерикового же шатра отбито от столпа небольшим козырьком. Крашеные тесины на гранях подчеркивают вертикаль. Крыльцо взято под красивую крышу «бочкой», фронтон которой смотрит изящным кокошником. С противоположной стороны выглядывает кусочек апсиды, покрытой лемехом…
Снимок деревянной церкви был отпечатан со старинным безретушным тщанием, в точнейшей фокусировке, и даже трещины в бревнах, кажется, обозначались, однако смотреть его следовало с расстояния-памятник будто безмолвно кричал что-то восторженное проплывающим облакам. Если б увидеть этот черно-серый обелиск в окружении натурных красок-среди зеленых лугов, под голубым небом и белыми облаками, близ светлой реки! И еще бы хорошо взглянуть на него зимним морозным днем, когда все вокруг ослепительно бело, на шатре искрится иней и темно-синяя тень уходит из-за низкого северного солнца за линию горизонта. А как он, должно быть, колдовски хорош в белую ночь или осенним туманным утром, пронзающий шатром густой молочный полог, и как жутко рядом с ним в грозу, когда он трепетно является из мрака во взблесках молний…
— Внутри были абсолютно неправдоподобные клироса!-замечает хозяин.-В виде профилей двух деревянных коней. О таком я даже не слыхивал никогда!.. Интересные тябла-подставки под иконами… Ну, огромную доску со старинной резной надписью об освящении храма в 1600 году сразу же перенес внутрь, скопировал на длинную полосу бумаги. Потом нашёл одного ловкого деревенского парня, и мы с ним полмесяца обмеряли памятник от маковки до фундамента. До сих пор удивляюсь, как я тогда не сорвался с этой иглы! Обмеры и чертежи у меня. Вдруг когда-нибудь мы возьмемся возродить этот архитектурный уникум?..
В 1920 году П. Д. Барановский в составе экспедиции, возглавляемой академиком И. Э. Грабарем, исследовал беломорский берег и Северодвинье. Есть в его бумагах маршрут той большой экспедиции, которую Народный комиссариат просвещения счел необходимым послать еще в гражданскую войну, чтобы выявить и зафиксировать зодческие сокровища края. Архитектор показывает мне маленькую записную книжку. Мелкие карандашные строчки довольно хорошо читаются…
— Купил лодку за двадцать тысяч рублей, — поясняет Петр Дмитриевич, — Плыл один четыреста километров. Вез три пуда негативов на стекле, которые нельзя было побить или замочить… Лодка текла, и в последние дни сапоги вмерзали в лед… А в Усть-Вые, где стоял этот бесподобный храм, освященный при Борисе Годунове, мне рассказали смешную историю. Сразу после революции приходский священник умер от старости, и деревня пригласила псаломщика из соседнего прихода, только другая деревня, которую обслуживал этот храм святого Ильи,-завозражала, и дело дошло до драки-стенка на стенку. Сошлись на том, что написали прошение утвердить псаломщика в должности священника…
— А что с памятником потом стало?
— Минутку…
Он ощупью нашел какую-то папку, порылся в ней и достал старенький конверт. На почтовом штемпеле значился 1940 год, автор письма-ленинградский архитектор Владимир Сергеевич Баниге…
"В августе 1940 года наша экспедиция, пройдя на лодках верхнюю часть течения реки Пинеги, посетила село Усть-Выя. При осмотре берегов Выи и Пинеги было обнаружено, что силуэт шатровой церкви отсутствует… 0братившись к местным жителям (село Усть-Выя состоит из rpуппы деревень), мы узнали, что за год или два до нашего посещения замечательный шатровый памятник северного русского зодчества XVI в. был разобран, точнее, повален. Подойдя к местоположению этого памятника, мы обнаружили его развалины. На высоком берегу реки увидели массивные бревна, лежащие на земле в виде продолговатого штабеля. Обнаружили слинявшие изображения на досках и тяблах древнего иконостаса. Нам рассказали, что к самому верху шатра привязали канат, за который тянули. Так как повалить шатровый сруб, по-видимому, было делом нелегким, то пришлось призывать на помощь жителей соседней деревни. Общими усилиями памятник был повален и лег на землю… Посетив с.Верхняя Тойма, мы узнали, что Георгиевская шатровая церковь начала ХVII в. также назначена к разборке. Об этом нами была послана телеграмма в «Академию архитектуры».
— А на озере Вселуг, в Ширкбвом погосте-последний и единственный памятник неповторимого тверского архитектурного, можно сказать, стиля XVII века! Когда я его обмерял в 1930 году, он уже был в полуразрушенном состоянии. Ему скоро триста лет.
— Многовато…
— Да. Необычная, простая на первый взгляд, но на самом деле очень сложная конструкция его покрытия надежно защищала основное здание-дожди и снега скатывались, как с гусиных крыльев. Разъять крышу на двадцать четыре крыла, вынести всю ее площадь наружу и разместить по вертикали мог только гениальный зодчий и строи-. тель! И самое поразительное-сооружению невиданной конструкции была придана красота, гармония. Эстетический вкус ни в одной детали не подвел великого безымянного зодчего! Как я горюю, что уже никогда больше не увижу это диво дивное…
— Петр Дмитриевич, извините, но я не способен понять, как это крышу или шатер можно разъять на двадцать пять частей…
— На двадцать четыре.
— …На двадцать четыре части, вывести их куда-то наружу да еще расположить по вертикали. И обойтись без тесаных осиновых дощечек, надежно покрывающих ту же, например, церковь Преображения в Кижах.
— Минутку!
Он поднялся, в несколько быстрых шагов достиг стеллажей, перебрал на ощупь несколько папок, достал одну из них и подал мне:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214