А весной купил фотографический аппарат с прикладом и поехал по России… Сначала сюда, в село Рыбки, где сфотографировал и обмерил деревянную шатровую церковь семнадцатого века. Потом вернулся в Вязьму, к Одигитрии, которая навсегда покорила меня, когда я встретился с ней на своем московском первопутке. Обмерял ее для практики — необыкновенно сложная и увлекательная была работа! Впрочем, вы сегодня,то есть, наверное, уж вчера, видели этот драгоценнейший памятник.
— Выходит, вы впервые поднялись на него шестьдесят пять лет назад?
— Выходит, так… А вам сейчас сколько?
— Скоро уже полсотни.
— Юноша, — засмеялся он в темноте и через паузу добавил задумчиво: — В вашем возрасте я был далеко отсюда. В Сибири.
— Где же? — полюбопытствовал я, потому что о Сибири мне всегда все интересно.
— Есть такой городок Мариинск…
— Удивительное совпадение! — вырвалось у меня.
— Именно?
— Да я же родился в Мариинске!.. А вы что там делали? — совсем глупо и бестактно спросил я, но было поздно.
— Библиотеку построил в классическом стиле, — произнес он. — С деревянными колоннами. Верстах в трех от станции. Помните?.. Моя вынужденная экскурсия туда была, связана с Василием Блаженным, но это уже совсем другие воспоминания, оставим их…
А я лежал и вспоминал то, о чем вспоминать не хотелось. Магния Юрьевна Барановская еще в бытность свою рассказывала мне, как в середине 30-х годов Петру Дмитриевичу поручили обмерить Василия Блаженного.
— Зачем? — спросил он.
— Памятник назначен к сносу.
Барановский сказал что-то очень резкое, покинул собеседника, и вскоре Мария Юрьевна принесла ему первую передачу.
— Начали? — спросил он жену. — Рушат?
— Нет.
— Тогда я буду есть…
Чтобы прогнать от себя эти воспоминания, спрашиваю:
— Петр Дмитриевич, а как вы, между прочим, тогда, до революции, сумели поступить в институт?
— Между прочим, сначала закончил Московское строительно-техническое училище, работал, потом уж был археологический институт…
Но это прочее было для него ничем не заменимой академией. За эти годы он всласть полазил по стенам, шатрам и куполам с рулеткой, от души пошлепал мастерком. В Москве, Туле и Ашхабаде работал помощником у архитекторов и подрядчиков, строил военные объекты на германском фронте. В Старице Тверской губернии провел полное исследование Борисоглебского собора, памятника XVI-XVII веков, представил проект и модель его реконструкции. Изучил образцы народного деревянного зодчества XVII-XVIII веков в районах Минска, Слуцка, Пинска и Ровно, частично обмерил Китайгородскую стену-сразу-то после революции ее было решено отреставрировать и сохранить как памятник истории и городской фортификации… А в 1918 году Петр Барановский узнал, что во время эсеровского мятежа в Ярославле от артобстрела сильно пострадало особое национальное достояние нашего народа-замечательные памятники русской архитектуры. Через проломы в куполах, сводах и кровлях осенние дожди да мокрые снега могли смыть бесценные фрески. Он обратился в Наркомпрос.
— Это было удивительное, тяжкое и святое время. Трудно даже сейчас себе представить!.. Мятежи, оккупация, интервенция, голод — кровь льется, люди мрут. И остался, как в тринадцатом веке, лишь островок родной земли, не занятой врагом!
Голос у него сорвался. В темноте я перевернул кассету.
— Что нужнее — отремонтировать паровоз или древний храм? И вот, по свидетельству Бонч-Бруевича, Ленин лично распорядился немедленно взяться за спасение памятников Ярославля… Меня назначили руководителем работ. Мне прежде всего нужен был брезент, чтобы срочно защитить самое драгоценное, но брезент был тогда тоже драгоценностью — ни на одном складе его не находилось. Наркомпрос обратился в военвед, и я тут же получил двенадцать огромных кусков брезента. До смерти запомню тот день— августа 1918 года, когда я выехал в Ярославль — во мне все пело… Вы еще не спите?
— Продолжайте, пожалуйста…
— Ну, пpикрыл я фpecки пoд проломами, все прикрыл! В жизни бывают, однако, поразительные, необъяснимые совпадения, и сейчас я вам расскажу совершенно дикую историю… Ровно через пятьдесят лет, в 1968 году, именно Ярославль стал свидетелем варварского деяния. Наши же реставраторы загубили замечательные фрески храма Иоанна Предтечи в Толчкове — не смогли, видите ли, вовремя починить кровлю! Преступников, правда, посадили на скамью подсудимых, но это, строго говоря, паллиатив-русская и общечеловеческая культура навечно лишилась неповторимых сокровищ средневековой живописи…
Барановский прерывисто вздохнул, и я сказал:
— Может, пора вам отдыхать, Петр Дмитриевич?
— Я мало сплю. И, кстати, тихо, как мышь… А вам интересно? Мне хочется снова вернуть вас сюда, в Болдино! Нет, нет, это вы меня извините, я давно так много не говорил… Сейчас заканчиваю.
В Ярославле к 1927 году было восстановлено около двадцати памятников. Барановский же снова и снова бывал здесь. Обмерил Троицкий собор, колокольню, еще раз с превеликим удовольствием трапезную, составил проект реставрации всего комплекса, защитил на этой основе диссертацию и немедленно начал работы… Начал…
Он замолчал, и я выключил диктофон.
Утром, за чаем, будто не было никакого перерыва, он заговорил:
— Сразу же привез из Москвы дефицитнейший тогда металл. Взял в бетон, завел в ниши Введенской церкви, скрепил. Параллельно с каменными, плиточными и лепными работами затеял тут музеи-русская народная скульптура, резьба по дереву, керамика, старинное оружие, археологические находки. Здешние окрестности с точки зрения археологии-золотое дно! В верховьях Днепра множество городищ, и недаром скандинавские саги говорят о нашей прародине как о Гардарике — стране городов.
— В этих местах скрещивались две главные дороги глубокой древности — с севера на юг и с запада на восток, — добавил я. — Не только в древности. В средневековье степная орда прошла, и, наверное, можно найти ее следы! В новое время французы на Москву и обратно.
— А между ними поляки, литовцы, шведы… В 1500 году великий московский князь Иван III на реке Ведроше, что впадает в Осьму почти рядом с монастырем, разбил польско-литовские войска и взял все эти древнейшие русские земли под Москву и православие…
Да, свершилось тогда огромное историческое событие! С русской и литовской сторон в сражении участвовало по сорок тысяч воинов. Перед Ведрошеи передовые русские отряды вступили в бой и тут же отошли "а восточный берег реки, а переправившихся литовцев встретили главные силы. Сеча завязалась жестокая и длительная. Но вот командовавший русскими войсками князь Даниил Щень послал в бой свежий засадный полк, который и решил исход сражения. Русские захватили всю артиллерию противника, много пленных, включая самого главу похода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214
— Выходит, вы впервые поднялись на него шестьдесят пять лет назад?
— Выходит, так… А вам сейчас сколько?
— Скоро уже полсотни.
— Юноша, — засмеялся он в темноте и через паузу добавил задумчиво: — В вашем возрасте я был далеко отсюда. В Сибири.
— Где же? — полюбопытствовал я, потому что о Сибири мне всегда все интересно.
— Есть такой городок Мариинск…
— Удивительное совпадение! — вырвалось у меня.
— Именно?
— Да я же родился в Мариинске!.. А вы что там делали? — совсем глупо и бестактно спросил я, но было поздно.
— Библиотеку построил в классическом стиле, — произнес он. — С деревянными колоннами. Верстах в трех от станции. Помните?.. Моя вынужденная экскурсия туда была, связана с Василием Блаженным, но это уже совсем другие воспоминания, оставим их…
А я лежал и вспоминал то, о чем вспоминать не хотелось. Магния Юрьевна Барановская еще в бытность свою рассказывала мне, как в середине 30-х годов Петру Дмитриевичу поручили обмерить Василия Блаженного.
— Зачем? — спросил он.
— Памятник назначен к сносу.
Барановский сказал что-то очень резкое, покинул собеседника, и вскоре Мария Юрьевна принесла ему первую передачу.
— Начали? — спросил он жену. — Рушат?
— Нет.
— Тогда я буду есть…
Чтобы прогнать от себя эти воспоминания, спрашиваю:
— Петр Дмитриевич, а как вы, между прочим, тогда, до революции, сумели поступить в институт?
— Между прочим, сначала закончил Московское строительно-техническое училище, работал, потом уж был археологический институт…
Но это прочее было для него ничем не заменимой академией. За эти годы он всласть полазил по стенам, шатрам и куполам с рулеткой, от души пошлепал мастерком. В Москве, Туле и Ашхабаде работал помощником у архитекторов и подрядчиков, строил военные объекты на германском фронте. В Старице Тверской губернии провел полное исследование Борисоглебского собора, памятника XVI-XVII веков, представил проект и модель его реконструкции. Изучил образцы народного деревянного зодчества XVII-XVIII веков в районах Минска, Слуцка, Пинска и Ровно, частично обмерил Китайгородскую стену-сразу-то после революции ее было решено отреставрировать и сохранить как памятник истории и городской фортификации… А в 1918 году Петр Барановский узнал, что во время эсеровского мятежа в Ярославле от артобстрела сильно пострадало особое национальное достояние нашего народа-замечательные памятники русской архитектуры. Через проломы в куполах, сводах и кровлях осенние дожди да мокрые снега могли смыть бесценные фрески. Он обратился в Наркомпрос.
— Это было удивительное, тяжкое и святое время. Трудно даже сейчас себе представить!.. Мятежи, оккупация, интервенция, голод — кровь льется, люди мрут. И остался, как в тринадцатом веке, лишь островок родной земли, не занятой врагом!
Голос у него сорвался. В темноте я перевернул кассету.
— Что нужнее — отремонтировать паровоз или древний храм? И вот, по свидетельству Бонч-Бруевича, Ленин лично распорядился немедленно взяться за спасение памятников Ярославля… Меня назначили руководителем работ. Мне прежде всего нужен был брезент, чтобы срочно защитить самое драгоценное, но брезент был тогда тоже драгоценностью — ни на одном складе его не находилось. Наркомпрос обратился в военвед, и я тут же получил двенадцать огромных кусков брезента. До смерти запомню тот день— августа 1918 года, когда я выехал в Ярославль — во мне все пело… Вы еще не спите?
— Продолжайте, пожалуйста…
— Ну, пpикрыл я фpecки пoд проломами, все прикрыл! В жизни бывают, однако, поразительные, необъяснимые совпадения, и сейчас я вам расскажу совершенно дикую историю… Ровно через пятьдесят лет, в 1968 году, именно Ярославль стал свидетелем варварского деяния. Наши же реставраторы загубили замечательные фрески храма Иоанна Предтечи в Толчкове — не смогли, видите ли, вовремя починить кровлю! Преступников, правда, посадили на скамью подсудимых, но это, строго говоря, паллиатив-русская и общечеловеческая культура навечно лишилась неповторимых сокровищ средневековой живописи…
Барановский прерывисто вздохнул, и я сказал:
— Может, пора вам отдыхать, Петр Дмитриевич?
— Я мало сплю. И, кстати, тихо, как мышь… А вам интересно? Мне хочется снова вернуть вас сюда, в Болдино! Нет, нет, это вы меня извините, я давно так много не говорил… Сейчас заканчиваю.
В Ярославле к 1927 году было восстановлено около двадцати памятников. Барановский же снова и снова бывал здесь. Обмерил Троицкий собор, колокольню, еще раз с превеликим удовольствием трапезную, составил проект реставрации всего комплекса, защитил на этой основе диссертацию и немедленно начал работы… Начал…
Он замолчал, и я выключил диктофон.
Утром, за чаем, будто не было никакого перерыва, он заговорил:
— Сразу же привез из Москвы дефицитнейший тогда металл. Взял в бетон, завел в ниши Введенской церкви, скрепил. Параллельно с каменными, плиточными и лепными работами затеял тут музеи-русская народная скульптура, резьба по дереву, керамика, старинное оружие, археологические находки. Здешние окрестности с точки зрения археологии-золотое дно! В верховьях Днепра множество городищ, и недаром скандинавские саги говорят о нашей прародине как о Гардарике — стране городов.
— В этих местах скрещивались две главные дороги глубокой древности — с севера на юг и с запада на восток, — добавил я. — Не только в древности. В средневековье степная орда прошла, и, наверное, можно найти ее следы! В новое время французы на Москву и обратно.
— А между ними поляки, литовцы, шведы… В 1500 году великий московский князь Иван III на реке Ведроше, что впадает в Осьму почти рядом с монастырем, разбил польско-литовские войска и взял все эти древнейшие русские земли под Москву и православие…
Да, свершилось тогда огромное историческое событие! С русской и литовской сторон в сражении участвовало по сорок тысяч воинов. Перед Ведрошеи передовые русские отряды вступили в бой и тут же отошли "а восточный берег реки, а переправившихся литовцев встретили главные силы. Сеча завязалась жестокая и длительная. Но вот командовавший русскими войсками князь Даниил Щень послал в бой свежий засадный полк, который и решил исход сражения. Русские захватили всю артиллерию противника, много пленных, включая самого главу похода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214