По возрасту начальником быть бы не ему, а тому милиционеру, который привел их с набережной.
– С Чукотки, значит? – сказал лейтенант.
– Да, оттуда,– ответил Ринтын.
– Учиться, значит, приехали?
– Учиться, значит,– кивнул Кайон и поинтересовался: – А что с нами будет?
– В данном случае наказание такое: во-первых, садитесь, а во-вторых… Товарищ Мушкин,– обратился он к милиционеру,– поставьте чайник и напоите задержанных!
– Каким это образом? – развел руками Мушкин.
– Вам никогда не приходилось ставить чайник на электрическую плитку?
– Приходилось,– ответил милиционер.
– Тогда выполняйте приказание!
Милиционер скрылся за дверью. Лейтенант подошел к ребятам.
– Будем знакомы: Василий Голев, тоже студент университета. Заочник юридического,– он протянул руку.– Издалека пришлось вам добираться,– сказал он.– Через всю страну! Долго ехали?
– Недели три,– ответил Кайон.
– На какой факультет поступаете?
– Нам сказали, что в университете открылся новый факультет – северный,– ответил Кайон.– Туда и будем поступать.
– Жаль, что никто из вас не идет на юридический. Вместе бы учились…
Открылась дверь в глубине комнаты, и, держа в одной руке чайник, а в другой нанизанные на пальцы алюминиевые кружки, появился милиционер Мушкин. Ринтыну показалось, что он оставил в той комнате строгое лицо. Мушкин улыбался во весь рот и был приветлив, как радушный и гостеприимный хозяин.
Он расстелил на столе газету, нарезал белый хлеб, откуда-то принес масло, сахар и разлил чай по кружкам.
– Давайте, ребята, чайку попьем,– пригласил Голев Ринтына и Кайона.
Милицейский чай был крепкий и вкусный. Ребята пили его с удовольствием, не отставал от них и Мушкин. Он снял фуражку, часто вытирал лысую голову большим платком и рассказывал:
– Иду я по вверенной мне территории, прихожу к мосту лейтенанта Шмидта, гляжу, на скамье под сфинксами лежат двое… Ну, думаю, опять Мирошка и Женька с Косо” линии. Нализались с получки. Подхожу ближе. Вроде со спины не похожи. Да и разговор не наш, другой. Ну, думаю, дело пахнет международными осложнениями… А оказалось, студенты!.. На вверенной мне территории студентов много. На Пятой линии общежитие да здесь на Университетской набережной, опять же художники – народ горячий и неорганизованный… Ничего люди, только любят на трамваях бесплатно ездить…
– Мы будем платить,– обещал Кайон.
– Да ладно, чего уж там,– махнул рукой Мушкин,– теперь свои люди, как-нибудь разберемся.
После чаепития Голев снова занял место за барьером. Некоторое время он что-то писал.
Пришел другой лейтенант. Видимо, сменить Голева. Он вопросительно посмотрел в сторону Ринтына и Кайона, но Голев его успокоил:
– Это мои знакомые. Поступать приехали в университет.
Сдав смену, Голев взялся проводить ребят.
Они пошли по знакомой набережной. Голев, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, рассказывал:
– Напротив нас купол Исаакиевского собора, чуть подальше Адмиралтейство… Налево в саду памятник “Румянцева победам”. А вот этот дворец принадлежал Меншикову. Сейчас здесь юридический институт…
Ринтын не сводил глаз с Голева. Перед ним был первый университетский студент. Он оказался совсем не похожим на того, каким виделся Ринтыну его будущий коллега. Милиционер – и студент! Это было совершенно неожиданным.
– Вы здесь и учитесь? – спросил Кайон Голева.
– Нет, я учусь в университете.
– А какая разница между юридическим факультетом университета и институтом? – спросил Ринтын.
Голев попытался объяснить, но сам запутался и коротко закончил:
– Университет – это выше.
Прошли мимо трехэтажного зеленого здания.
– Здесь помещаются филологический и восточный факультеты,– сказал Голев.
– А куда мы идем? – спросил Ринтын.
– В главное здание. Спросим там, где ваш факультет.
Вчерашний красиво одетый старик предупредительно раскрыл дверь перед Голевым и взял под козырек. Ринтын и Кайон в удивлении приостановились.
– Здорово, Ефимыч! – Голев фамильярно поздоровался со стариком.– Начальство здесь?
– Проректор Иванов-Томский пришли! – важно сообщил старик.
Голев прошел мимо секретарши в дверь с надписью на медной дощечке: “Проректор Иванов-Томский”. Ринтын и Кайон остались в приемной. Через минуту дверь открылась, и Голев пальцем поманил ребят.
Проректор оказался еще совсем не старым человеком в полувоенной форме со следами погон на плечах.
Ребята почтительно поздоровались с ним.
– С Чукотки приехали?
– Так точно! – вместо них ответил Голев.
– По-русски понимаете?
– Понимают,– сказал Голев.
– Чего же они молчат? – удивился проректор.
– Не могу знать,– пожал плечами лейтенант и обратился к ребятам: – Давайте рассказывайте.
– Нам бы найти наш факультет,– сказал Ринтын.
– Видал! – Иванов-Томский улыбнулся Голеву.– Да они не хуже нас с тобой говорят по-русски. Ваш факультет в том же здании, где восточный и филологический. Это рядом. Проводи их, Голев.
– Есть, товарищ майор! – с готовностью сказал Голев и тут же поправился: – Простите, товарищ проректор.
По дороге на северный факультет Голев рассказал, что они с проректором служили в одной части и вместе дошли до Берлина.
– А кто этот важный старик у дверей? – спросил Ринтын.
– У каких дверей? – не понял Голев.
– Которого вы назвали Ефимычем,– напомнил Ринтын.
– Это швейцар. Старый моряк. Тоже воевал в ополчении.
По широкой лестнице в сопровождении Голева поднялись на второй этаж. На одной из дверей висела бумажка, написанная от руки: “Северный факультет. Деканат”.
– Здесь я с вами распрощаюсь,– сказал Голев и добавил непонятное: – Ни пуха ни пера!..
2
Ребята сдали вступительные экзамены и поселились в общежитии на одной из линий Васильевского острова.
Комната находилась на последнем этаже большого старого здания. Жили вшестером: Ринтын с Кайоном, нанаец Черуль – студент третьего курса, чех Иржи Грдличка и два венгра – Михай Тот и Ласло Немети.
Когда Ринтын впервые появился во Въэнском педагогическом училище, поначалу все студенты казались ему на одно лицо. Потом такое было в общежитии грузчиков в Гуврэльском порту. Здесь же все жители студенческой комнаты были настолько разными, что при всем желании их невозможно было перепутать. Венгр Михай – низенький, толстый, в очках в тонкой металлической оправе. Он все делал медленно, с толком. Даже к такому, казалось бы, привычному делу, как ко сну, он готовился основательно: разглаживал ладонями простыни, взбивал набитую ватой подушку, долго пристраивался, подыскивая для головы единственно правильное и удобное положение. Высокий и худой Ласло, тонкие жилистые ноги которого не умещались под коротким одеялом, посмеивался над своим земляком и товарищем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
– С Чукотки, значит? – сказал лейтенант.
– Да, оттуда,– ответил Ринтын.
– Учиться, значит, приехали?
– Учиться, значит,– кивнул Кайон и поинтересовался: – А что с нами будет?
– В данном случае наказание такое: во-первых, садитесь, а во-вторых… Товарищ Мушкин,– обратился он к милиционеру,– поставьте чайник и напоите задержанных!
– Каким это образом? – развел руками Мушкин.
– Вам никогда не приходилось ставить чайник на электрическую плитку?
– Приходилось,– ответил милиционер.
– Тогда выполняйте приказание!
Милиционер скрылся за дверью. Лейтенант подошел к ребятам.
– Будем знакомы: Василий Голев, тоже студент университета. Заочник юридического,– он протянул руку.– Издалека пришлось вам добираться,– сказал он.– Через всю страну! Долго ехали?
– Недели три,– ответил Кайон.
– На какой факультет поступаете?
– Нам сказали, что в университете открылся новый факультет – северный,– ответил Кайон.– Туда и будем поступать.
– Жаль, что никто из вас не идет на юридический. Вместе бы учились…
Открылась дверь в глубине комнаты, и, держа в одной руке чайник, а в другой нанизанные на пальцы алюминиевые кружки, появился милиционер Мушкин. Ринтыну показалось, что он оставил в той комнате строгое лицо. Мушкин улыбался во весь рот и был приветлив, как радушный и гостеприимный хозяин.
Он расстелил на столе газету, нарезал белый хлеб, откуда-то принес масло, сахар и разлил чай по кружкам.
– Давайте, ребята, чайку попьем,– пригласил Голев Ринтына и Кайона.
Милицейский чай был крепкий и вкусный. Ребята пили его с удовольствием, не отставал от них и Мушкин. Он снял фуражку, часто вытирал лысую голову большим платком и рассказывал:
– Иду я по вверенной мне территории, прихожу к мосту лейтенанта Шмидта, гляжу, на скамье под сфинксами лежат двое… Ну, думаю, опять Мирошка и Женька с Косо” линии. Нализались с получки. Подхожу ближе. Вроде со спины не похожи. Да и разговор не наш, другой. Ну, думаю, дело пахнет международными осложнениями… А оказалось, студенты!.. На вверенной мне территории студентов много. На Пятой линии общежитие да здесь на Университетской набережной, опять же художники – народ горячий и неорганизованный… Ничего люди, только любят на трамваях бесплатно ездить…
– Мы будем платить,– обещал Кайон.
– Да ладно, чего уж там,– махнул рукой Мушкин,– теперь свои люди, как-нибудь разберемся.
После чаепития Голев снова занял место за барьером. Некоторое время он что-то писал.
Пришел другой лейтенант. Видимо, сменить Голева. Он вопросительно посмотрел в сторону Ринтына и Кайона, но Голев его успокоил:
– Это мои знакомые. Поступать приехали в университет.
Сдав смену, Голев взялся проводить ребят.
Они пошли по знакомой набережной. Голев, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, рассказывал:
– Напротив нас купол Исаакиевского собора, чуть подальше Адмиралтейство… Налево в саду памятник “Румянцева победам”. А вот этот дворец принадлежал Меншикову. Сейчас здесь юридический институт…
Ринтын не сводил глаз с Голева. Перед ним был первый университетский студент. Он оказался совсем не похожим на того, каким виделся Ринтыну его будущий коллега. Милиционер – и студент! Это было совершенно неожиданным.
– Вы здесь и учитесь? – спросил Кайон Голева.
– Нет, я учусь в университете.
– А какая разница между юридическим факультетом университета и институтом? – спросил Ринтын.
Голев попытался объяснить, но сам запутался и коротко закончил:
– Университет – это выше.
Прошли мимо трехэтажного зеленого здания.
– Здесь помещаются филологический и восточный факультеты,– сказал Голев.
– А куда мы идем? – спросил Ринтын.
– В главное здание. Спросим там, где ваш факультет.
Вчерашний красиво одетый старик предупредительно раскрыл дверь перед Голевым и взял под козырек. Ринтын и Кайон в удивлении приостановились.
– Здорово, Ефимыч! – Голев фамильярно поздоровался со стариком.– Начальство здесь?
– Проректор Иванов-Томский пришли! – важно сообщил старик.
Голев прошел мимо секретарши в дверь с надписью на медной дощечке: “Проректор Иванов-Томский”. Ринтын и Кайон остались в приемной. Через минуту дверь открылась, и Голев пальцем поманил ребят.
Проректор оказался еще совсем не старым человеком в полувоенной форме со следами погон на плечах.
Ребята почтительно поздоровались с ним.
– С Чукотки приехали?
– Так точно! – вместо них ответил Голев.
– По-русски понимаете?
– Понимают,– сказал Голев.
– Чего же они молчат? – удивился проректор.
– Не могу знать,– пожал плечами лейтенант и обратился к ребятам: – Давайте рассказывайте.
– Нам бы найти наш факультет,– сказал Ринтын.
– Видал! – Иванов-Томский улыбнулся Голеву.– Да они не хуже нас с тобой говорят по-русски. Ваш факультет в том же здании, где восточный и филологический. Это рядом. Проводи их, Голев.
– Есть, товарищ майор! – с готовностью сказал Голев и тут же поправился: – Простите, товарищ проректор.
По дороге на северный факультет Голев рассказал, что они с проректором служили в одной части и вместе дошли до Берлина.
– А кто этот важный старик у дверей? – спросил Ринтын.
– У каких дверей? – не понял Голев.
– Которого вы назвали Ефимычем,– напомнил Ринтын.
– Это швейцар. Старый моряк. Тоже воевал в ополчении.
По широкой лестнице в сопровождении Голева поднялись на второй этаж. На одной из дверей висела бумажка, написанная от руки: “Северный факультет. Деканат”.
– Здесь я с вами распрощаюсь,– сказал Голев и добавил непонятное: – Ни пуха ни пера!..
2
Ребята сдали вступительные экзамены и поселились в общежитии на одной из линий Васильевского острова.
Комната находилась на последнем этаже большого старого здания. Жили вшестером: Ринтын с Кайоном, нанаец Черуль – студент третьего курса, чех Иржи Грдличка и два венгра – Михай Тот и Ласло Немети.
Когда Ринтын впервые появился во Въэнском педагогическом училище, поначалу все студенты казались ему на одно лицо. Потом такое было в общежитии грузчиков в Гуврэльском порту. Здесь же все жители студенческой комнаты были настолько разными, что при всем желании их невозможно было перепутать. Венгр Михай – низенький, толстый, в очках в тонкой металлической оправе. Он все делал медленно, с толком. Даже к такому, казалось бы, привычному делу, как ко сну, он готовился основательно: разглаживал ладонями простыни, взбивал набитую ватой подушку, долго пристраивался, подыскивая для головы единственно правильное и удобное положение. Высокий и худой Ласло, тонкие жилистые ноги которого не умещались под коротким одеялом, посмеивался над своим земляком и товарищем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155