А быть может, и не он. С тех пор как отчим Гэвынто стал председателем колхоза, к нему часто наезжали незнакомые люди, имевшие с ним какие-то дела.
Ринтын накормил собак и вполз в полог. Под меховым потолком плавал густой табачный дым. В нос ударил спертый запах спирта.
Когда глаза привыкли к тусклому свету, Ринтын разглядел незнакомца. Он был в одной набедренной повязке, и его рука лежала на спине сидящей рядом матери. Напротив мотал головой пьяный отчим. Когда отчиму удавалось приподнять от груди голову, он кричал и лез целоваться к гостю:
– Ты мой лучший друг! Таап! Как хорошо, что ты приехал!
Таап слегка отворачивал лицо и тихо говорил:
– Ну, ну… Выпей лучше…
– Ты добрый и хороший друг…– продолжал бормотать Гэвынто,– ты единственный оставшийся у меня друг…
Гость заметил Ринтына.
– Твой сын? – спросил он у Арэнау.
Мать едва кивнула головой: она была тоже пьяна.
Таап пододвинулся к Ринтыну, приподнял ему подбородок и со сладенькой улыбкой спросил:
– Хочешь, чтобы я был твоим отцом?
Ринтыну от этих слов стало так гадко и противно, что он не выдержал, бросился вон из яранги.
В ту ночь он остался у дяди Кмоля. И так каждый раз, когда приезжал Таап, Ринтын уходил. Он не мог без отвращения вспоминать слова гостя: “Хочешь, чтобы я был твоим отцом?” В них было что-то липкое, неприятное, которое трудно стряхнуть с себя.
12
Ринтына давно тянуло поближе посмотреть на этот маленький круглый домик, чем-то похожий на ярангу. Он стоял в двух километрах от полярной станции. Крыша домика была покрыта позеленевшими медными листами, из стен торчали такие же медные шляпки гвоздей. Ринтын вынул нож и поскреб зеленый налет.
– Что ты делаешь, мальчик?
Ринтын выронил от испуга нож.
Над ним склонилась Лена – радистка полярной станции. Как она сюда попала?
Лена нагнулась и подняла нож. Повертев его в руках, она вздохнула:
– Ну что за люди! Разве можно давать таким малышам ножи? Пойдем-ка со мной.
Девушка взяла Ринтына за руку и повела за собой. Ринтын еще не успел опомниться от испуга и покорно последовал за ней.
– Ты знаешь, что этот дом нельзя трогать железными вещами?
Ринтын помотал головой.
– Потому его далеко и выстроили, чтобы поблизости никакого железа не было. Называется дом – магнитная обсерватория. Запомни это, мальчик, раз и навсегда.
Ринтын молча кивнул.
Они шли вдоль замерзшей лагуны, мимо вылезших на берег, занесенных снегом льдин. Можно было удрать по льду, но Лена крепко держала за плечо Ринтына.
– Хорошо, что не увидел тебя Анатолий Федорович… Он бы задал тебе! – не то шутя, не то серьезно сказала девушка.
На полярной станции Лена провела Ринтына в свою комнату.
Мальчик остановился на пороге, пораженный необыкновенной, никогда не виданной им чистотой. Вдоль одной из стен стояла узкая железная кровать – вся белая, а у противоположной стены стоял деревянный, покрытый белым чехлом диван. На него и усадила Ринтына Лена.
“Когда я встану, на белом, наверное, останется грязное пятно”,– думал Ринтын, разглядывая висевшую на стене фотографию толстощекой девочки.
– Это я маленькая,– с улыбкой сказала Лена, перехватив взгляд мальчика.– Похожа?
– Да,– ответил Ринтын, не находя никакого сходства между фотографией и самой Леной.
Девушка взяла стоявшее на столике зеркало и начала расчесывать свои мягкие и тонкие светлые волосы. Она видела в зеркале Ринтына и улыбалась ему. Вдруг она нахмурилась, подошла к мальчику и, дотронувшись белым пальцем до его щеки, спросила:
– Ты сегодня умывался?
– Нет,– ответил Ринтын.
– А почему?
– Теперь каникулы,– удивился непонятливости девушки Ринтын.– В школу не ходим.
Лена задумалась. Видно, она не ожидала такого ответа.
– В таком случае раздевайся, и пойдем мыться,– сказала она.
Ринтын похолодел от ужаса. Как же это – раздеваться?
– Ну что? Снимай кухлянку,– сказала девушка, держа в одной руке полотенце и мыло.
– Я лучше пойду домой,– тихо сказал Ринтын.
– Нет. Пока я тебя не помою и пока ты мне не пообещаешь умываться каждый день, не отпущу,– решительно объявила Лена и стала около двери.
– Я раздеться не могу… У меня рубашки нет,– еле слышно пролепетал Ринтын. У него даже слезы навернулись на глаза.
Лена присела перед ним на корточки.
– У тебя нет рубашки? А кто у тебя отец? Не Гэвынто ли? – спросила Лена, и ее лицо помрачнело.
Ринтын уже давно замечал: стоило когда-нибудь в разговоре упомянуть отчима, как на него оглядывались, и в этих взглядах Ринтын ясно видел жалость. Он слышал, что в колхозе по вине отчима плохо идут дела. Приезжали районные начальники в кожаных пальто и подолгу сердито говорили с Гэвынто. В стойбище среди членов артели чувствовалось какое-то напряжение, все чего-то ждали…
Лена принесла большой зеленый таз с водой.
– Теперь снимай, брат, кухлянку. Не стесняйся.
После мытья Лена вытащила из чемодана белую блузку с широкими рукавами и стеклянными пуговицами. Девушка обрядила Ринтына в блузку и подвела к зеркалу. Из зеркала на него смотрел незнакомый мальчик в нарядной белой рубашке с пузырчатыми, как у уккэнчина , рукавами. Ринтыну раньше никогда не приходилось носить что-либо подобное. Материал, из которого была сшита блузка, был какой-то особенный, гладкий, как будто по телу мальчика потекли прохладные, приятные струи.
Девушка ножницами подправила Ринтыну волосы и, полюбовавшись на него издали, сказала:
– А теперь можно пойти покушать.
В большой столовой, которую полярники называли кают-компанией, за длинным обеденным столом сидели несколько человек. У окна, в конце стола, загораживая широкой спиной свет, сидела очень полная женщина с напудренным лицом и накрашенными губами. Ринтын ее узнал: она несколько раз приходила в стойбище, и все называли ее женой начальника полярной станции. “Точно кровь пила,– подумал Ринтын, взглянув на ее губы.– А лицо как у пекаря дяди Павла”.
– Леночка, опять опаздываешь,– сказала толстая женщина.– Анатолий Федорович где?
– Анатолий задержался в обсерватории. Обещал скоро прийти,– ответила Лена.– А это мой маленький друг. Как тебя зовут, мальчик? – обратилась она к Ринтыну.
– Ринтын…
– Какой хорошенький! – всплеснула руками жена начальника.– Вот уж не думала, что чукчи могут быть такими симпатичными!
Лена посадила Ринтына рядом с собой. На столе было много вкусных вещей. Глаза у мальчика разбежались: всего, что здесь было наставлено, он не только никогда не ел, но и никогда не видел.
Вошел Анатолий Федорович.
– Смотри, Толик, какой у Леночки гость,– сразу же обратилась к нему жена начальника полярной станции.
Лена, искоса поглядывая на замиравшего от страха Ринтына, рассказала, как она его застала с ножом у домика магнитной обсерватории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Ринтын накормил собак и вполз в полог. Под меховым потолком плавал густой табачный дым. В нос ударил спертый запах спирта.
Когда глаза привыкли к тусклому свету, Ринтын разглядел незнакомца. Он был в одной набедренной повязке, и его рука лежала на спине сидящей рядом матери. Напротив мотал головой пьяный отчим. Когда отчиму удавалось приподнять от груди голову, он кричал и лез целоваться к гостю:
– Ты мой лучший друг! Таап! Как хорошо, что ты приехал!
Таап слегка отворачивал лицо и тихо говорил:
– Ну, ну… Выпей лучше…
– Ты добрый и хороший друг…– продолжал бормотать Гэвынто,– ты единственный оставшийся у меня друг…
Гость заметил Ринтына.
– Твой сын? – спросил он у Арэнау.
Мать едва кивнула головой: она была тоже пьяна.
Таап пододвинулся к Ринтыну, приподнял ему подбородок и со сладенькой улыбкой спросил:
– Хочешь, чтобы я был твоим отцом?
Ринтыну от этих слов стало так гадко и противно, что он не выдержал, бросился вон из яранги.
В ту ночь он остался у дяди Кмоля. И так каждый раз, когда приезжал Таап, Ринтын уходил. Он не мог без отвращения вспоминать слова гостя: “Хочешь, чтобы я был твоим отцом?” В них было что-то липкое, неприятное, которое трудно стряхнуть с себя.
12
Ринтына давно тянуло поближе посмотреть на этот маленький круглый домик, чем-то похожий на ярангу. Он стоял в двух километрах от полярной станции. Крыша домика была покрыта позеленевшими медными листами, из стен торчали такие же медные шляпки гвоздей. Ринтын вынул нож и поскреб зеленый налет.
– Что ты делаешь, мальчик?
Ринтын выронил от испуга нож.
Над ним склонилась Лена – радистка полярной станции. Как она сюда попала?
Лена нагнулась и подняла нож. Повертев его в руках, она вздохнула:
– Ну что за люди! Разве можно давать таким малышам ножи? Пойдем-ка со мной.
Девушка взяла Ринтына за руку и повела за собой. Ринтын еще не успел опомниться от испуга и покорно последовал за ней.
– Ты знаешь, что этот дом нельзя трогать железными вещами?
Ринтын помотал головой.
– Потому его далеко и выстроили, чтобы поблизости никакого железа не было. Называется дом – магнитная обсерватория. Запомни это, мальчик, раз и навсегда.
Ринтын молча кивнул.
Они шли вдоль замерзшей лагуны, мимо вылезших на берег, занесенных снегом льдин. Можно было удрать по льду, но Лена крепко держала за плечо Ринтына.
– Хорошо, что не увидел тебя Анатолий Федорович… Он бы задал тебе! – не то шутя, не то серьезно сказала девушка.
На полярной станции Лена провела Ринтына в свою комнату.
Мальчик остановился на пороге, пораженный необыкновенной, никогда не виданной им чистотой. Вдоль одной из стен стояла узкая железная кровать – вся белая, а у противоположной стены стоял деревянный, покрытый белым чехлом диван. На него и усадила Ринтына Лена.
“Когда я встану, на белом, наверное, останется грязное пятно”,– думал Ринтын, разглядывая висевшую на стене фотографию толстощекой девочки.
– Это я маленькая,– с улыбкой сказала Лена, перехватив взгляд мальчика.– Похожа?
– Да,– ответил Ринтын, не находя никакого сходства между фотографией и самой Леной.
Девушка взяла стоявшее на столике зеркало и начала расчесывать свои мягкие и тонкие светлые волосы. Она видела в зеркале Ринтына и улыбалась ему. Вдруг она нахмурилась, подошла к мальчику и, дотронувшись белым пальцем до его щеки, спросила:
– Ты сегодня умывался?
– Нет,– ответил Ринтын.
– А почему?
– Теперь каникулы,– удивился непонятливости девушки Ринтын.– В школу не ходим.
Лена задумалась. Видно, она не ожидала такого ответа.
– В таком случае раздевайся, и пойдем мыться,– сказала она.
Ринтын похолодел от ужаса. Как же это – раздеваться?
– Ну что? Снимай кухлянку,– сказала девушка, держа в одной руке полотенце и мыло.
– Я лучше пойду домой,– тихо сказал Ринтын.
– Нет. Пока я тебя не помою и пока ты мне не пообещаешь умываться каждый день, не отпущу,– решительно объявила Лена и стала около двери.
– Я раздеться не могу… У меня рубашки нет,– еле слышно пролепетал Ринтын. У него даже слезы навернулись на глаза.
Лена присела перед ним на корточки.
– У тебя нет рубашки? А кто у тебя отец? Не Гэвынто ли? – спросила Лена, и ее лицо помрачнело.
Ринтын уже давно замечал: стоило когда-нибудь в разговоре упомянуть отчима, как на него оглядывались, и в этих взглядах Ринтын ясно видел жалость. Он слышал, что в колхозе по вине отчима плохо идут дела. Приезжали районные начальники в кожаных пальто и подолгу сердито говорили с Гэвынто. В стойбище среди членов артели чувствовалось какое-то напряжение, все чего-то ждали…
Лена принесла большой зеленый таз с водой.
– Теперь снимай, брат, кухлянку. Не стесняйся.
После мытья Лена вытащила из чемодана белую блузку с широкими рукавами и стеклянными пуговицами. Девушка обрядила Ринтына в блузку и подвела к зеркалу. Из зеркала на него смотрел незнакомый мальчик в нарядной белой рубашке с пузырчатыми, как у уккэнчина , рукавами. Ринтыну раньше никогда не приходилось носить что-либо подобное. Материал, из которого была сшита блузка, был какой-то особенный, гладкий, как будто по телу мальчика потекли прохладные, приятные струи.
Девушка ножницами подправила Ринтыну волосы и, полюбовавшись на него издали, сказала:
– А теперь можно пойти покушать.
В большой столовой, которую полярники называли кают-компанией, за длинным обеденным столом сидели несколько человек. У окна, в конце стола, загораживая широкой спиной свет, сидела очень полная женщина с напудренным лицом и накрашенными губами. Ринтын ее узнал: она несколько раз приходила в стойбище, и все называли ее женой начальника полярной станции. “Точно кровь пила,– подумал Ринтын, взглянув на ее губы.– А лицо как у пекаря дяди Павла”.
– Леночка, опять опаздываешь,– сказала толстая женщина.– Анатолий Федорович где?
– Анатолий задержался в обсерватории. Обещал скоро прийти,– ответила Лена.– А это мой маленький друг. Как тебя зовут, мальчик? – обратилась она к Ринтыну.
– Ринтын…
– Какой хорошенький! – всплеснула руками жена начальника.– Вот уж не думала, что чукчи могут быть такими симпатичными!
Лена посадила Ринтына рядом с собой. На столе было много вкусных вещей. Глаза у мальчика разбежались: всего, что здесь было наставлено, он не только никогда не ел, но и никогда не видел.
Вошел Анатолий Федорович.
– Смотри, Толик, какой у Леночки гость,– сразу же обратилась к нему жена начальника полярной станции.
Лена, искоса поглядывая на замиравшего от страха Ринтына, рассказала, как она его застала с ножом у домика магнитной обсерватории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155