Ринтын приналег и успел нагнать пропущенные уроки. На последнем уроке в класс пришел Василий Львович. Он поздравил учеников с окончанием первого учебного года и выдал похвальные грамоты Аккаю, Ринтыну, Пете и Ёо.
– Они хорошо учились в этом году,– сказал на прощание директор.– Как лучшие ученики, получившие похвальные грамоты, они по решению педагогического совета награждаются месячной поездкой в пионерский лагерь в Кытрын.
Радостный и взволнованный, Ринтын как на крыльях летел домой. Он едва не налетел на Йока, по обыкновению расхаживавшего по тропке возле своей яранги.
– Йок! – крикнул Ринтын.– Я получил награду!
– Это ты, Ринтын? – улыбнулся Йок.– А я думал, самолет летит.
– Даже две награды! Вот эту бумагу и поездку в пионерский лагерь!
Слепой взял в руки похвальный лист и долго ощупывал его. Возвращая Ринтыну, он сказал:
– Красивый! Как облигация!
Дома Ринтын долго не знал, куда девать лист, пока бабушка Гивынэ не дала ему старую берестяную шкатулку изпод табака. Он с нетерпением ждал, когда придет дядя Кмоль, чтобы показать ему похвальный лист.
– Выходит, ты многих обогнал,– сказал дядя.
– Не я один,– ответил Ринтын.– Петя, Аккай и еще Ёо.
– Молодец Ёо! – похвалил девочку дядя Кмоль.– Значит, кончился у вас год. Теперь, наверное, перестанешь мне читать.
По заведенному дома порядку Ринтын прочитывал дяде несколько страниц из книг, которые брал в библиотеке колхозного клуба. Книги были на чукотском языке, но описывалась в них совсем другая, иногда неправдоподобная жизнь. Старый да малый уже одолели повесть о необыкновенном выдумщике, врале бароне Мюнхгаузене, а теперь читали книгу Неверова “Маруся большевикнаускат”.
– Нет, читать буду,– сказал Ринтын.– А то вдруг забуду буквы.
После вечернего чаепития, когда тетя Рытлина и бабушка легли спать, Ринтын с дядей устроились поближе к свету. Дядя Кмоль взялся за починку наконечника гарпуна, а мальчик – за книгу. В тишине громко тикали часы-ходики и звенел голос Ринтына. Когда уже глаза мальчика стали слипаться, раздался сильный стук в дверь чоттагына.
Дядя Кмоль поспешно натянул торбаза и вышел в чоттагын. Разбуженные стуком бабушка и тетя Рытлина высунули из полога головы.
– Кто там? – спросил дядя, не открывая дверь.
– Это я, Гэвынто.
– Что тебя привело сюда? Я же сказал тебе, чтобы ты пьяный не приходил.
– Я не пьяный.– Голос отчима был дрожащий и жалкий.– Арэнау сбежала от меня вместе с Таапом. Дай мне твою упряжку. Я их догоню и покажу Таапу, как красть чужих жен!
Дядя Кмоль в нерешительности постоял у дверей. Кажется, он был готов открыть дверь, но затем твердым и ясным голосом сказал:
– Ты сам виноват. Догоняй на своих собаках. Мне упряжка нужна. Скоро вельбот вывозим к открытой воде. Уходи!
Отчим взвыл и отошел от двери.
Ринтын долго не мог уснуть. Он слышал, как, громко ругаясь, на улице бегал за собаками отчим, как он плакал и в бессильной злобе колотил собак.
Гэвынто вернулся на следующий день утром. Он шёл по улице, опустив голову. За ним тощие, едва стоявшие на ногах собаки тащили нарту. Отчим вошел в ярангу и захлопнул за собой дверь.
Два дня он не выходил из яранги. Проходя мимо, Ринтын слышал глухие стоны и крики.
На третий день отчим уехал. На этот раз он пополнил упряжку сильными собаками, купленными у соседей. Возвратился он через неделю совершенно неузнаваемый: все лицо его было в кровоподтеках, вокруг глаз блестели большие синяки. Следом за ним в Улак прибыл милиционер с предписанием арестовать Гэвынто и отвезти в районный центр.
Яранга отчима Гэвынто опустела.
15
Спустившийся с горы старый Рычып принес новость: открытая вода подошла к скале Ченлюквин. Пора было отправляться на весенний промысел. Ринтын взялся сопровождать упряжку дяди Кмоля.
На улице на четырех составленных нартах стоял свежеокрашенный вельбот. Впереди нарт на снегу лежали припряженные к длинному потягу сорок восемь собак.
Все суетились, бегали взад-вперед по улице стойбища, то к ярангам, то к вельботам, то с плетью к дерущимся собакам.
Еще четыре вельбота, снаряженных на весеннюю охоту, покоились на нартах.
Между охотниками ходил с деревянным блюдом Рычып в сопровождении старой Пээп и раздавал куски освященного оленьего мяса. Остатки Пээп вытряхнула в сторону моря и зашептала заклинания.
– Где компас? – громко спрашивал всех рослый охотник, шаря внутри вельбота.
И только он успел сказать, как вдруг что-то загрохотало внутри вельбота. Охотник выругался. Моторист накинулся на него:
– Эй ты! Смахнул магнето, морж!
– Тише, товарищ! – поднял руку дядя Кмоль.
Подошла Пээп. Макая палец в эмалированную кружку, она мазнула каждого охотника по лбу. Ринтын не забыл, как он расцарапал шаманке лицо. Но Пээп тем же привычным, равнодушным жестом нанесла и на его лоб полоску жертвенной крови и отправилась дальше, к другим вельботам.
Дядя Кмоль, сидевший на кончике нарты, выбил пепел, постучав трубкой о носок высоких охотничьих торбазов, и тихо сказал:
– Поехали.
Собаки с трудом сдвинули примерзшие к насту под тяжестью вельбота нарты, и собачий караван направился к скале Ченлюквин. Блестящий снег, отражая солнечные лучи, слепил глаза. Многие надели защитные очки. Под скалами стало легче. Голубая мягкая тень, отбрасываемая высокими отвесными каменными стенами, укрывала дорогу.
Ринтын шагал за старым Рычыпом, держась за полу его камлейки. Сам старик положил руку на борт вельбота. Очень трудно было поспевать за стариком, но Ринтын прилагал все усилия, чтобы от него не отставать.
У мыса Ченлюквин припай тянулся от берега километра на полтора. Подъехали к открытой воде. Собаки остановились, и Ринтын увидел море, ожившее уже, но еще немного хмурое после долгого зимнего сна под ледяным одеялом. У излома припая вода то поднималась, то опускалась, точно море сонно дышало. На плавающих льдинах сидели птицы, а далеко на горизонте синели берега американской земли.
Вельбот спустили с нарт на лед и закрепили подпорками, чтобы не валился на бок. Собак запрягли в две длиннейшие упряжки, по двадцать четыре в каждой. Другие вельботы расположились дальше, ближе к Нуукэну.
– Помогай тете Рытлине,– сказал дядя Кмоль, усаживая мальчика на нарту.– Ты теперь единственный у нас мужчина.
– Не вывались из нарты, мужчина! – засмеялся старик Рычып.– Привяжи лучше остол к руке, а то потеряешь. Будешь ехать сзади меня.
На обратном пути Ринтын мог вволю наглядеться на скалы: на пути к Ченлюквину высокий борт вельбота закрывал от него берег. Вот стоит Вечноскорбящая. На первый взгляд это обыкновенная скала, возвышающаяся на каменистом крутом обрыве. Жестокие ветры и колючий, как песок, снег, веками обдувая, придали ей причудливые очертания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
– Они хорошо учились в этом году,– сказал на прощание директор.– Как лучшие ученики, получившие похвальные грамоты, они по решению педагогического совета награждаются месячной поездкой в пионерский лагерь в Кытрын.
Радостный и взволнованный, Ринтын как на крыльях летел домой. Он едва не налетел на Йока, по обыкновению расхаживавшего по тропке возле своей яранги.
– Йок! – крикнул Ринтын.– Я получил награду!
– Это ты, Ринтын? – улыбнулся Йок.– А я думал, самолет летит.
– Даже две награды! Вот эту бумагу и поездку в пионерский лагерь!
Слепой взял в руки похвальный лист и долго ощупывал его. Возвращая Ринтыну, он сказал:
– Красивый! Как облигация!
Дома Ринтын долго не знал, куда девать лист, пока бабушка Гивынэ не дала ему старую берестяную шкатулку изпод табака. Он с нетерпением ждал, когда придет дядя Кмоль, чтобы показать ему похвальный лист.
– Выходит, ты многих обогнал,– сказал дядя.
– Не я один,– ответил Ринтын.– Петя, Аккай и еще Ёо.
– Молодец Ёо! – похвалил девочку дядя Кмоль.– Значит, кончился у вас год. Теперь, наверное, перестанешь мне читать.
По заведенному дома порядку Ринтын прочитывал дяде несколько страниц из книг, которые брал в библиотеке колхозного клуба. Книги были на чукотском языке, но описывалась в них совсем другая, иногда неправдоподобная жизнь. Старый да малый уже одолели повесть о необыкновенном выдумщике, врале бароне Мюнхгаузене, а теперь читали книгу Неверова “Маруся большевикнаускат”.
– Нет, читать буду,– сказал Ринтын.– А то вдруг забуду буквы.
После вечернего чаепития, когда тетя Рытлина и бабушка легли спать, Ринтын с дядей устроились поближе к свету. Дядя Кмоль взялся за починку наконечника гарпуна, а мальчик – за книгу. В тишине громко тикали часы-ходики и звенел голос Ринтына. Когда уже глаза мальчика стали слипаться, раздался сильный стук в дверь чоттагына.
Дядя Кмоль поспешно натянул торбаза и вышел в чоттагын. Разбуженные стуком бабушка и тетя Рытлина высунули из полога головы.
– Кто там? – спросил дядя, не открывая дверь.
– Это я, Гэвынто.
– Что тебя привело сюда? Я же сказал тебе, чтобы ты пьяный не приходил.
– Я не пьяный.– Голос отчима был дрожащий и жалкий.– Арэнау сбежала от меня вместе с Таапом. Дай мне твою упряжку. Я их догоню и покажу Таапу, как красть чужих жен!
Дядя Кмоль в нерешительности постоял у дверей. Кажется, он был готов открыть дверь, но затем твердым и ясным голосом сказал:
– Ты сам виноват. Догоняй на своих собаках. Мне упряжка нужна. Скоро вельбот вывозим к открытой воде. Уходи!
Отчим взвыл и отошел от двери.
Ринтын долго не мог уснуть. Он слышал, как, громко ругаясь, на улице бегал за собаками отчим, как он плакал и в бессильной злобе колотил собак.
Гэвынто вернулся на следующий день утром. Он шёл по улице, опустив голову. За ним тощие, едва стоявшие на ногах собаки тащили нарту. Отчим вошел в ярангу и захлопнул за собой дверь.
Два дня он не выходил из яранги. Проходя мимо, Ринтын слышал глухие стоны и крики.
На третий день отчим уехал. На этот раз он пополнил упряжку сильными собаками, купленными у соседей. Возвратился он через неделю совершенно неузнаваемый: все лицо его было в кровоподтеках, вокруг глаз блестели большие синяки. Следом за ним в Улак прибыл милиционер с предписанием арестовать Гэвынто и отвезти в районный центр.
Яранга отчима Гэвынто опустела.
15
Спустившийся с горы старый Рычып принес новость: открытая вода подошла к скале Ченлюквин. Пора было отправляться на весенний промысел. Ринтын взялся сопровождать упряжку дяди Кмоля.
На улице на четырех составленных нартах стоял свежеокрашенный вельбот. Впереди нарт на снегу лежали припряженные к длинному потягу сорок восемь собак.
Все суетились, бегали взад-вперед по улице стойбища, то к ярангам, то к вельботам, то с плетью к дерущимся собакам.
Еще четыре вельбота, снаряженных на весеннюю охоту, покоились на нартах.
Между охотниками ходил с деревянным блюдом Рычып в сопровождении старой Пээп и раздавал куски освященного оленьего мяса. Остатки Пээп вытряхнула в сторону моря и зашептала заклинания.
– Где компас? – громко спрашивал всех рослый охотник, шаря внутри вельбота.
И только он успел сказать, как вдруг что-то загрохотало внутри вельбота. Охотник выругался. Моторист накинулся на него:
– Эй ты! Смахнул магнето, морж!
– Тише, товарищ! – поднял руку дядя Кмоль.
Подошла Пээп. Макая палец в эмалированную кружку, она мазнула каждого охотника по лбу. Ринтын не забыл, как он расцарапал шаманке лицо. Но Пээп тем же привычным, равнодушным жестом нанесла и на его лоб полоску жертвенной крови и отправилась дальше, к другим вельботам.
Дядя Кмоль, сидевший на кончике нарты, выбил пепел, постучав трубкой о носок высоких охотничьих торбазов, и тихо сказал:
– Поехали.
Собаки с трудом сдвинули примерзшие к насту под тяжестью вельбота нарты, и собачий караван направился к скале Ченлюквин. Блестящий снег, отражая солнечные лучи, слепил глаза. Многие надели защитные очки. Под скалами стало легче. Голубая мягкая тень, отбрасываемая высокими отвесными каменными стенами, укрывала дорогу.
Ринтын шагал за старым Рычыпом, держась за полу его камлейки. Сам старик положил руку на борт вельбота. Очень трудно было поспевать за стариком, но Ринтын прилагал все усилия, чтобы от него не отставать.
У мыса Ченлюквин припай тянулся от берега километра на полтора. Подъехали к открытой воде. Собаки остановились, и Ринтын увидел море, ожившее уже, но еще немного хмурое после долгого зимнего сна под ледяным одеялом. У излома припая вода то поднималась, то опускалась, точно море сонно дышало. На плавающих льдинах сидели птицы, а далеко на горизонте синели берега американской земли.
Вельбот спустили с нарт на лед и закрепили подпорками, чтобы не валился на бок. Собак запрягли в две длиннейшие упряжки, по двадцать четыре в каждой. Другие вельботы расположились дальше, ближе к Нуукэну.
– Помогай тете Рытлине,– сказал дядя Кмоль, усаживая мальчика на нарту.– Ты теперь единственный у нас мужчина.
– Не вывались из нарты, мужчина! – засмеялся старик Рычып.– Привяжи лучше остол к руке, а то потеряешь. Будешь ехать сзади меня.
На обратном пути Ринтын мог вволю наглядеться на скалы: на пути к Ченлюквину высокий борт вельбота закрывал от него берег. Вот стоит Вечноскорбящая. На первый взгляд это обыкновенная скала, возвышающаяся на каменистом крутом обрыве. Жестокие ветры и колючий, как песок, снег, веками обдувая, придали ей причудливые очертания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155