– Ты лучше береги силы, не философствуй! – ласково перебил его Кайон.
– Я все больше начинаю думать знаете о чем, ребята? – горячо продолжал Саша.– Вот бы поехать всем нам после окончания училища в Ленинград!
– Там видно будет,– рассудительно заметил Кайон,– а пока выздоравливай.
28
Шел урок истории русской литературы. Вела его новая учительница Наталия Михайловна. Она только недавно приехала в Въэн и робела перед учащимися: некоторые из них были почти ее ровесниками.
За одной партой с Ринтыном сидел Харлампий Бычков – чуванец – и водил пальцем по раскрытой книге: учительница точь-в-точь говорила по написанному.
Наталия Михайловна заметила, что Харлампий следит по книге, и попыталась сделать сердитое лицо.
– Бычков, закрой книгу,– строго сказала она.
– Хорошо,– с готовностью согласился Харлампий и захлопнул книгу.
Во время перерыва Ринтын стал укорять Харлампия:
– Как тебе не стыдно! Это, наверное, ее первые уроки, она еще неопытная и смущается.
– Если неопытная, зачем пришла в училище? Поработала бы в простой школе.
К ребятам подошел Андрей Викторович Панкин – директор училища – и попросил Ринтына зайти к нему в кабинет.
– Натворил что-нибудь? – полюбопытствовал Харлампий.
Ринтын пожал плечами и направился к директору.
Андрей Викторович передал Ринтыну конверт и попросил отнести его в редакцию газеты и передать редактору.
Редакция газеты помещалась в том же доме, где находился детский сад. Ринтын толкнул входную дверь и очутился в больших сенях, заставленных рулонами бумаги. В комнате редакции сидел только один человек. Он резал длинными ножницами полосы бумаги с напечатанным текстом и наклеивал на лист.
Ринтын поздоровался и спросил редактора.
– Василий Гаврилович в типографии. Если хотите непременно его, бегите туда.
Редактора Ринтын нашел в печатном цехе. Эту маленькую комнату лишь с большой натяжкой можно было назвать цехом. В представлении Ринтына цех – это грандиозное сооружение из стали и стекла, в котором стоят хитроумные машины. В типографском же цехе стояла одна печатная машина, которую крутил ногой печатник, резальный станок и большой, обитый жестью стол, заляпанный типографской краской.
Печатная машина лязгала челюстями, и в короткие промежутки, пока ее пасть была открыта, печатник выхватывал оттуда лист готовой газеты и совал чистую бумагу.
Рядом с машиной стоял Василий Гаврилович, брал наугад лист уже отпечатанной газеты и качал головой.
Ринтын подошел к нему и протянул конверт.
– А, от Андрея Викторовича. Погоди, сейчас пойдем со мной в редакцию, я там почитаю. Любит человек наворачивать такие художественные детали, что только диву даешься… Ну, на этот раз он сносно написал,– с удовлетворением сказал редактор, прочитав заметку.
Оторвавшись от листка, он внимательно оглядел Ринтына и вдруг спросил:
– А ты откуда?
– Так я же принес статью.
– Да нет, я спрашиваю, откуда ты родом?
– Из Улака,– ответил Ринтын.
– Чукотский язык знаешь?
– Конечно, знаю.
Василий Гаврилович круто повернулся и сказал:
– Послушай, Арсентий Петрович! А почему бы нам не использовать учащихся педагогического училища для подготовки статей на чукотском языке? Ведь это же мысль! Как это мне раньше не пришло в голову? Народ там грамотный, знают и чукотский и русский языки.
– Как ты думаешь, согласились бы ваши ребята иногда помогать нам? – обратился он к Ринтыну.
– Я первый уже согласился,– сказал Ринтын.
– Отлично! – радостно воскликнул редактор.
– И еще мой товарищ Кайон, он тоже давно хотел работать в газете,– неуклюже соврал Ринтын и густо покраснел.
Но редактор не заметил ни лжи, ни горящего лица Ринтына.
– Молодцы, ребята! Не вечно же русские вам будут редактировать газету. Надо когда-нибудь самим браться за это. Я поговорю об этом с вашим директором.
29
Так началось сотрудничество Ринтына и Кайона в редакции газеты. Очень скоро они стали своими людьми и в типографии, а в свободное время не жалели и ног, чтобы крутить печатную машину.
Перевод на чукотский язык русских статей оказался не таким уж легким делом. Самые обыкновенные слова ставили в тупик Ринтына и его товарища. Ну как, например, перевести на чукотский язык слово “петух”? В довоенном русско-чукотском словаре эта птица на чукотском языке писалась как: “к’легтанн’ыгатле”. Если перевести снова на русский, получалось нечто невообразимое: самец-русский-птица.
Ринтын и Кайон первое время старались перевести на чукотский язык все русские слова в предложении и сохранить их порядок. Иногда в чукотском тексте получалось такое, что и не выговоришь. Понемногу Ринтын стал нарушать порядок слов. Стало лучше. А в конце концов так осмелел, что вводил целые предложения пояснительного характера. Статьи по размеру перестали соответствовать оригиналу, и Арсентий Петрович не раз ворчал, перекраивая газетную полосу из-за “припека”, как он выражался.
Ринтыну нравилась редакционная обстановка, и он старался работать над переводами непосредственно в редакции. Наборщики делали много ошибок в чукотском тексте, и Ринтыну доставляло большое удовольствие править пахнувшие типографской краской гранки со своими переводами. Ринтын написал несколько собственных заметок и бережно хранил эти номера газет.
Когда наступили зимние каникулы, ребята стали бывать в редакции ежедневно.
Однажды Василий Гаврилович сказал Ринтыну:
– На другом берегу лимана собрались оленеводы из Амгуэмской тундры. Они только что вступили в колхоз. Среди них много интересных людей, есть бывшие кулаки и шаманы. Поезжай туда и напиши что-нибудь об их жизни. Кайон, думаю, пока один справится с переводами.
Гордый полученным поручением, Ринтын бережно спрятал в нагрудный карман удостоверение, где было написано, что “литсотрудник Анатолий Федорович Ринтын командируется в район мерзлотной станции”.
Оленеводы расположились не в самом поселке, а за холмом. Там они раскинули свои яранги, а чуть поодаль паслись стада. Хозяева собачьих упряжек поселка вынуждены были посадить на цепь своих псов: было несколько случаев, когда пастухи стреляли в собак.
Ринтын поселился в пустом классе начальной школы и на следующий же день после приезда отправился к оленеводам. Было морозно и тихо. Взобравшись на высокий холм, Ринтын увидел в долине около десятка яранг. Над каждой ярангой стоял тонкий прозрачный столбик дыма. И хотя это кочевое стойбище значительно отличалось от прибрежных сел чукотских морских охотников, у Ринтына от волнения перехватило дыхание.
Юноша бегом спустился в долину. В стойбище было оживленно. Перед ярангой с красным флагом толпились люди. Они кого-то внимательно слушали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155