Не всякого могут взять. Но я за тебя похлопочу.
Ринтын поблагодарил брата.
…В доме районного отделения милиции было тихо, как в больнице. Вдоль длинного коридора все двери были обиты черным дерматином. Теркинто постучал в одну из дверей и, услышав ответ, втолкнул Ринтына в комнату.
Начальник милиции сидел в глубине комнаты и смотрел в окно. Оно выходило на море, и отсюда хорошо были видны волны, бегущие по заливу. Дул сильный ветер.
Теркинто подвел Ринтына к столу. Начальник, оторвав взгляд от окна, повернулся к Ринтыну. Лицо его оказалось совсем не таким суровым, как, по мнению Ринтына, должен был выглядеть начальник милиции.
– Придется объявлять аврал,– сказал он Теркинто.– Уголь может смыть… Присаживайтесь, молодой человек,– показал он на большой кожаный черный диван.
Ринтын присел на краешек.
– Значит, твердо решил вступить в ряды советской милиции? – спросил начальник.
Ринтын кивнул головой. Он очень волновался и боялся заговорить: как бы не задрожал голос.
– Хорошо,– продолжал начальник милиции,– это доброе намерение. Но должен предупредить – работа ответственная и нелегкая. Справитесь?
Ринтын молча кивнул головой.
Начальник взял со стола большой лист бумаги и протянул Ринтыну.
– Заполните анкету.
Ринтын схватил бумагу и рванулся к двери.
– Можете заполнять здесь,– остановил его голос начальника,– вон за тот столик садитесь.
Ринтын просидел больше получаса, отвечая на каверзные анкетные вопросы, касающиеся не столько самого Ринтына, сколько деятельности его родственников. Легче было написать в школе диктант, чем заполнить этот лист.
Начальник милиции взял бумагу и стал внимательно ее читать. Вдруг лицо его омрачилось. У Ринтына похолодело в груди. Начальник положил анкету на стол и посмотрел на Ринтына.
– Да, брат, ты еще молод для милицейской службы,– сказал он,– а на вид этого не скажешь. Очень жаль. Подождем два года, и тогда обязательно примем в милицию.
Ринтын почти не слушал его. Сердце билось часто-часто: значит, можно будет продолжать путь в Ленинград.
Непогода продолжалась три дня. Затем установились тихие, теплые дни. Ринтын, как обычно, бродил по поселку. От луж шел пар. Курились паром и стены домов, напитавшиеся влагой. Возле редакции газеты Ринтын остановился в изумлении. От его побелки на стенах остались лишь редкие бледные потеки. В некоторых местах даже обвалилась штукатурка.
На крыльцо вышел редактор. Он подозвал Ринтына.
– Видишь, что наделал дождь?
– Если хотите, я могу снова выбелить стены,– предложил Ринтын.
– Но у нас нет больше денег,– вздохнул редактор.
– Так я бесплатно побелю.
– Бесплатно? – редактор оживился.– Только надо подождать, когда подсохнет штукатурка.
Но Ринтыну так и не пришлось снова выбелить дом редакции. Пришла шхуна “Чукотка”. На крыльце райисполкома висело объявление: желающие могут приобрести билеты до порта Гуврэль.
У Ринтына не набралось денег и на четверть стоимости билета. А назавтра в полдень шхуна снимается с якоря. Ринтын договорился с доктором райбольницы перенести тонну угля с берега. Двадцать пять мешков!
Он взял мешок, лопату и отправился на берег. После недавней бури уголь еще не успел высохнуть, и даже наполовину наполненный мешок тащить было тяжело.
Когда Ринтын наполнил пятый мешок и попытался взвалить его на спину, он поскользнулся и упал.
Ринтын лежал на земле и лихорадочно прикидывал в уме: если за час он перетащил пять мешков, значит работы ему еще на четыре часа. Сейчас около десяти часов вечера – можно немного сбавить темп. При всех обстоятельствах можно успеть до утра перенести всю тонну.
Ринтын отпихнул ногой упавший мешок и сел на землю. В море, вдали от берега, светились огни “Чукотки”.
На память пришло воспоминание далекого детства. Пароход привез в Улак Лену, радистку полярной станции, и Анатолия Федоровича – замечательных русских людей, от которых Ринтын впервые узнал о Ленинграде и университете. Теперь они живут в Гуврэле. Лена говорила, что они увидятся там, когда Ринтын поедет в университет…
Передохнув, юноша взвалил мешок на спину и зашагал в темень – к больнице. Теперь он старался не торопиться: после каждого мешка отдыхал. Пять мешков – и более продолжительный отдых.
Поздно ночью Ринтын постучал в окно доктору.
– Кто там? – раздался сонный голос.
– Это я,– ответил Ринтын,– уголь весь в сарае. Заплатите, пожалуйста, деньги.
– Приходите завтра,– сказал доктор.
– Я хочу немедленно получить деньги,– требовал Ринтын,– мне некогда ждать до утра.
– Вы с ума сошли! Кто платит деньги среди ночи.
– Я не сошел с ума. Мне срочно нужны деньги на билет.– Ринтын постучал пальцем в окно.
– О черт! – выругался доктор и зажег свет.
Ринтын нащупал в коридоре дверь и вошел в ярко освещенную комнату. Доктор, в накинутом на белье белом халате, рылся в ящике стола. Подняв голову, он вдруг сделал напуганное лицо и крикнул:
– Стойте там, около двери!
Ринтын положил в карман деньги и, весело насвистывая, пошел домой. Он тихонько открыл дверь и на цыпочках вошел в комнату. Заскрипела кровать.
– Это ты, Ринтын? – спросил Теркинто.
– Я,– шепотом ответил Ринтын.
Теркинто встал с кровати и зажег свет.
– Ты что улыбаешься? Посмотри лучше на себя в зеркало, на кого ты похож! Настоящий Кикиру.
Теркинто взял за локоть Ринтына и подвел к большому зеркалу, купленному для обозрения милицейской формы. Оттуда на Ринтына глядело грязное, все в угольной пыли, но веселое лицо. Матерчатая одежда, приобретенная на деньги улакского колхоза, превратилась в грязные отрепья.
– Где ты пропадал? – сердито спросил Теркинто.– Я весь вечер искал тебя. Ты что, пьяный валялся в угольной куче?
Вместо ответа Ринтын выложил на стол пачку денег.
– Вот. Здесь даже больше, чем на билет.
– Дурак,– выругался Теркинто и полез под подушку.
Он протянул под нос Ринтыну бумажку с бледно-голубым флажком.
– Вот билет.
…“Чукотка” медленно выходила из Кытрынского залива. Из-за холма виднелась вышка метеостанции. Ринтын, облаченный в старую, но чистую гимнастерку Теркинто, в широкие его галифе, стоял на палубе и смотрел на берег.
9
Шхуна “Чукотка” вошла в бухту Гуврэль рано утром. Бухту укрывал низкий плотный туман. Шхуна шла медленно и через равные промежутки времени подавала протяжные гудки. Наконец “Чукотка” остановилась посреди бухты и бросила якорь. Слева от борта темнел большой океанский пароход. То и дело пронзительно ревели сирены проходящих катеров.
Ринтын стоял на палубе и наблюдал, как постепенно рассеивался туман. За множеством пароходов показались железные скелеты портальных кранов, а за ними разбросанные по склону высокой сопки каменные дома, поднимались трубы электростанции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Ринтын поблагодарил брата.
…В доме районного отделения милиции было тихо, как в больнице. Вдоль длинного коридора все двери были обиты черным дерматином. Теркинто постучал в одну из дверей и, услышав ответ, втолкнул Ринтына в комнату.
Начальник милиции сидел в глубине комнаты и смотрел в окно. Оно выходило на море, и отсюда хорошо были видны волны, бегущие по заливу. Дул сильный ветер.
Теркинто подвел Ринтына к столу. Начальник, оторвав взгляд от окна, повернулся к Ринтыну. Лицо его оказалось совсем не таким суровым, как, по мнению Ринтына, должен был выглядеть начальник милиции.
– Придется объявлять аврал,– сказал он Теркинто.– Уголь может смыть… Присаживайтесь, молодой человек,– показал он на большой кожаный черный диван.
Ринтын присел на краешек.
– Значит, твердо решил вступить в ряды советской милиции? – спросил начальник.
Ринтын кивнул головой. Он очень волновался и боялся заговорить: как бы не задрожал голос.
– Хорошо,– продолжал начальник милиции,– это доброе намерение. Но должен предупредить – работа ответственная и нелегкая. Справитесь?
Ринтын молча кивнул головой.
Начальник взял со стола большой лист бумаги и протянул Ринтыну.
– Заполните анкету.
Ринтын схватил бумагу и рванулся к двери.
– Можете заполнять здесь,– остановил его голос начальника,– вон за тот столик садитесь.
Ринтын просидел больше получаса, отвечая на каверзные анкетные вопросы, касающиеся не столько самого Ринтына, сколько деятельности его родственников. Легче было написать в школе диктант, чем заполнить этот лист.
Начальник милиции взял бумагу и стал внимательно ее читать. Вдруг лицо его омрачилось. У Ринтына похолодело в груди. Начальник положил анкету на стол и посмотрел на Ринтына.
– Да, брат, ты еще молод для милицейской службы,– сказал он,– а на вид этого не скажешь. Очень жаль. Подождем два года, и тогда обязательно примем в милицию.
Ринтын почти не слушал его. Сердце билось часто-часто: значит, можно будет продолжать путь в Ленинград.
Непогода продолжалась три дня. Затем установились тихие, теплые дни. Ринтын, как обычно, бродил по поселку. От луж шел пар. Курились паром и стены домов, напитавшиеся влагой. Возле редакции газеты Ринтын остановился в изумлении. От его побелки на стенах остались лишь редкие бледные потеки. В некоторых местах даже обвалилась штукатурка.
На крыльцо вышел редактор. Он подозвал Ринтына.
– Видишь, что наделал дождь?
– Если хотите, я могу снова выбелить стены,– предложил Ринтын.
– Но у нас нет больше денег,– вздохнул редактор.
– Так я бесплатно побелю.
– Бесплатно? – редактор оживился.– Только надо подождать, когда подсохнет штукатурка.
Но Ринтыну так и не пришлось снова выбелить дом редакции. Пришла шхуна “Чукотка”. На крыльце райисполкома висело объявление: желающие могут приобрести билеты до порта Гуврэль.
У Ринтына не набралось денег и на четверть стоимости билета. А назавтра в полдень шхуна снимается с якоря. Ринтын договорился с доктором райбольницы перенести тонну угля с берега. Двадцать пять мешков!
Он взял мешок, лопату и отправился на берег. После недавней бури уголь еще не успел высохнуть, и даже наполовину наполненный мешок тащить было тяжело.
Когда Ринтын наполнил пятый мешок и попытался взвалить его на спину, он поскользнулся и упал.
Ринтын лежал на земле и лихорадочно прикидывал в уме: если за час он перетащил пять мешков, значит работы ему еще на четыре часа. Сейчас около десяти часов вечера – можно немного сбавить темп. При всех обстоятельствах можно успеть до утра перенести всю тонну.
Ринтын отпихнул ногой упавший мешок и сел на землю. В море, вдали от берега, светились огни “Чукотки”.
На память пришло воспоминание далекого детства. Пароход привез в Улак Лену, радистку полярной станции, и Анатолия Федоровича – замечательных русских людей, от которых Ринтын впервые узнал о Ленинграде и университете. Теперь они живут в Гуврэле. Лена говорила, что они увидятся там, когда Ринтын поедет в университет…
Передохнув, юноша взвалил мешок на спину и зашагал в темень – к больнице. Теперь он старался не торопиться: после каждого мешка отдыхал. Пять мешков – и более продолжительный отдых.
Поздно ночью Ринтын постучал в окно доктору.
– Кто там? – раздался сонный голос.
– Это я,– ответил Ринтын,– уголь весь в сарае. Заплатите, пожалуйста, деньги.
– Приходите завтра,– сказал доктор.
– Я хочу немедленно получить деньги,– требовал Ринтын,– мне некогда ждать до утра.
– Вы с ума сошли! Кто платит деньги среди ночи.
– Я не сошел с ума. Мне срочно нужны деньги на билет.– Ринтын постучал пальцем в окно.
– О черт! – выругался доктор и зажег свет.
Ринтын нащупал в коридоре дверь и вошел в ярко освещенную комнату. Доктор, в накинутом на белье белом халате, рылся в ящике стола. Подняв голову, он вдруг сделал напуганное лицо и крикнул:
– Стойте там, около двери!
Ринтын положил в карман деньги и, весело насвистывая, пошел домой. Он тихонько открыл дверь и на цыпочках вошел в комнату. Заскрипела кровать.
– Это ты, Ринтын? – спросил Теркинто.
– Я,– шепотом ответил Ринтын.
Теркинто встал с кровати и зажег свет.
– Ты что улыбаешься? Посмотри лучше на себя в зеркало, на кого ты похож! Настоящий Кикиру.
Теркинто взял за локоть Ринтына и подвел к большому зеркалу, купленному для обозрения милицейской формы. Оттуда на Ринтына глядело грязное, все в угольной пыли, но веселое лицо. Матерчатая одежда, приобретенная на деньги улакского колхоза, превратилась в грязные отрепья.
– Где ты пропадал? – сердито спросил Теркинто.– Я весь вечер искал тебя. Ты что, пьяный валялся в угольной куче?
Вместо ответа Ринтын выложил на стол пачку денег.
– Вот. Здесь даже больше, чем на билет.
– Дурак,– выругался Теркинто и полез под подушку.
Он протянул под нос Ринтыну бумажку с бледно-голубым флажком.
– Вот билет.
…“Чукотка” медленно выходила из Кытрынского залива. Из-за холма виднелась вышка метеостанции. Ринтын, облаченный в старую, но чистую гимнастерку Теркинто, в широкие его галифе, стоял на палубе и смотрел на берег.
9
Шхуна “Чукотка” вошла в бухту Гуврэль рано утром. Бухту укрывал низкий плотный туман. Шхуна шла медленно и через равные промежутки времени подавала протяжные гудки. Наконец “Чукотка” остановилась посреди бухты и бросила якорь. Слева от борта темнел большой океанский пароход. То и дело пронзительно ревели сирены проходящих катеров.
Ринтын стоял на палубе и наблюдал, как постепенно рассеивался туман. За множеством пароходов показались железные скелеты портальных кранов, а за ними разбросанные по склону высокой сопки каменные дома, поднимались трубы электростанции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155