— Morbleu! — сказал атлет. — Да ведь дело идет о нашей шкуре.
— И о моей тоже, но их много!
— Тем лучше, — промолвил граф. — Больше убьем!
— Отлично сказано, господин! Но, клянусь Бахусом, нам не так плохо, как эти негодяи думают. Терезина, — прибавил хозяин, обращаясь к жене, — тебя не заметят в свалке, сбегай-ка, да скажи Бомба о том, что здесь происходит.
— О, это правда! — весело вскричала она.
— Ну, то-то! Беги, моя газель, что есть духу! Молодая женщина мигом исчезла.
— Ну, господа, — обратился он к ним, — будем смотреть в оба, нас восемь, мы все храбры, веселую сарабанду пропляшут у нас эти молодцы!
Время, весьма интересные стороны которого мы здесь описываем, было эпохой общего разрушения.
Средние века погружались в бездну прошедшего, новые зарождались, обещая блестящие надежды в будущем, мало, к сожалению, осуществившиеся до сих пор.
Смерть Генриха IV и наступившие за ней смуты открыли границы Франции всякого рода отщепенцам старой Европы, которые, точно сговорившись, кинулись на несчастную страну, как на верную добычу. Оттого и появилось в то время столько разбойников, грабивших и резавших без милосердия.
Напавшие в трактире на путешественников были цыгане, целое племя которых явилось неизвестно откуда и направилось во Францию.
Длинный кровавый след оставляли они за собой, пройдя большую часть Европы, ускользая от преследований благодаря то смелости, то численности, а то и страху, который наводили на мирных жителей.
Племя состояло человек из двухсот пятидесяти, считая женщин, детей и стариков, да почти столько же осталось на дороге, потому что по мере приближения к Франции им встречались жители, уже смелее защищавшие свою собственность; приходилось драться, и цыгане большей частью искали при этом спасения в бегстве.
Тогда они придумали другой образ действия: представились мирными людьми, ремесленниками, кузнецами, медниками, гадалками и т. п. Придя в деревню, они не собирались грабить, а располагались лагерем; не обходилось, конечно, без украденных кур или зарезанных баранов, но это были пустяки по сравнению с тем, что они обычно делали и что оставалось безнаказанным.
Мысль о нападении пришла им в голову только тогда, когда они увидели двоих путешественников с большими чемоданами, неосторожно подъехавших к трактиру.
В них мигом проснулась природная алчность. Они посоветовались и быстро решили исполнить план, тем более что путешественников было всего двое.
Но они, правду сказать, не ожидали, что хозяин и трактирная прислуга бросятся на помощь, а это были отчаянные контрабандисты, для которых драка становилась праздником.
Хотя и восемь человек для целого племени было все-таки немного, но цыгане, однако же, призадумались.
Это ведь воры, в тонкости обладающие умением воровать, но всегда отступающие перед дракой, они знают, что им при этом достанется немало тумаков, да еще и добыча ускользнет. Поэтому они сначала решили вступить в переговоры.
Парламентером выступил высокий, немножко сгорбленный старик с пронырливой физиономией, хоботообразным носом, круглыми глазами, бородой клином и серебристо-белыми волосами. Это, видимо, был один из патриархов племени.
Он сделал несколько шагов вперед и хитро улыбнулся. В комнате сейчас же все смолкло.
— Что вам нужно? — спросил трактирщик, в качестве хозяина дома взявший на себя командование импровизированной крепостью.
— Переговорить, — отвечал тот, низко поклонившись.
— Да разве так поступают с мирными людьми? — иронично произнес хозяин. — Разве вы здесь в дикой стране, что нападаете на мой дом?
— Это не к вам относится, почтенный хозяин, — медовым голосом заверил цыган. — Вас мы любим и уважаем и не хотим делать вам вреда.
— Так чего же вы врываетесь, как бешеные волки?
— Ошибаетесь, почтенный хозяин, право, у нас не худые намерения, по крайней мере относительно вас. Уйдите с вашей прислугой, вы не раскаетесь.
— Да чего вам наконец нужно? — повторил хозяин, хотевший, главное, выиграть время.
— Мы хотим поговорить вот с этими знатными приезжими.
— Эти господа, знатные они или нет, здесь — у меня в доме, под моим покровительством.
— Нехорошо рассудили, почтенный хозяин; вы и себя погубите, и их не спасете; посмотрите, сколько нас и сколько вас, и увидите, что я говорю правду.
— Нечего тут толковать; говорю вам, убирайтесь отсюда!
— Берегитесь, почтенный хозяин!
— Сами лучше берегитесь! Не сердите меня, а то вам несдобровать!
— Угроза не ответ. Отвечайте прямо: согласны выдать нам этих приезжих?
— Нет, говорят вам! Да и что вам с ними делать?
— Это уже их и наше дело.
— Ну, довольно болтать, дуралей! — крикнул граф. — Проваливай, или я убью тебя, как собаку!
Парламентер робко взглянул на баррикаду.
— Это ваше последнее слово? — спросил он.
— Да!
— Ну, так да падет ваша кровь на вашу же голову! — вскричал он, откинувшись в сторону.
— И на твою, morbleu! — прокричал путешественник-атлет и выстрелил.
Седой цыган упал мертвый.
Позади него многие были более и менее серьезно ранены. Племя с бешеными криками бросилось к баррикаде.
Их встретили еще выстрелами.
Цыгане, толпясь, вредили сами себе; кроме того, они все были, как на ладони, тогда как противники их, почти совершенно скрытые за баррикадой, стреляли наверняка.
Прошло несколько минут в страшной суматохе, затем цыгане вдруг в бессильной ярости отступили.
Больше двадцати человек у них было убито. Стыд и злоба придали им мужества; врагов было всего восьмеро, а их целая толпа.
Они опять бросились, уже в большем порядке, с большей силой, и началась рукопашная, в которой осаждающие и осажденные действовали с одинаковым мужеством. Однако цыганам пришлось отступить в беспорядке.
Путешественник-атлет одним взмахом руки открыл проход в баррикаде и бросился на цыган, потрясая рапирой и громко крича:
— Вперед, morbleu!
Остальные храбро последовали за ним.
Тут началась страшная, отвратительная резня.
Негодяи, испугавшись такой силы и смелости, бросились бежать, почти не пытаясь защищаться и думая бегством спастись от сыпавшихся на них ударов; но и бегство сделалось невозможным. Окна и двери совершенно загородили женщины, дети и старики, толкавшие друг друга, стараясь каждый выбежать раньше.
Вдруг и на улице раздались выстрелы. Цыгане очутились между двумя огнями.
Разбойники обезумели от отчаяния; опасность пробудила в них последний проблеск мужества; снова началась борьба, еще ужаснее, еще ожесточеннее.
— Смелей! — воззвал хозяин. — Ко мне, Бомба, сюда!
— Иду, иду, кум! — отвечал с улицы насмешливый голос.
Битва длилась еще несколько минут и затем разом прекратилась.
Цыгане были перебиты. Некоторые из уцелевших бежали через поля и луга, другие лежали вперемешку с убитыми по дороге и в трактире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127