Взяв шляпу и плащ, капитан встал, и все трое вышли из трактира.
ГЛАВА III. В которой читатель знакомится с мадмуазель Бланш де Кастельно
По выходе из трактира «Лисица» граф и его спутники некоторое время шли молча один возле другого. Каждый из них был слишком занят своими мыслями, чтоб иметь возможность поддерживать какой-нибудь пустой разговор. Между тем в саду, по которому они шли, начинал набираться народ; в прежние времена, так же как и теперь, этот сад служил местом свидания для стариков, приходящих туда погреться на солнышке, и детей, любящих поиграть и порезвиться под тенью больших деревьев.
Граф и его спутники остановились у решетчатых ворот со стороны Тюильри.
— Ваше преподобие, — обратился к нему Оливье, — мы здесь расстанемся, так как нам теперь уже не по дороге.
— Очень жалею об этом, граф, — отвечал пастор, — скоро ли я буду иметь счастье снова увидеться с вами?
— Как знать, отец мой, — с горечью произнес Оливье, — мы живем в такое время, когда всякий может ручаться только за настоящее. Пример этого вы видели не далее как сегодня.
— О, не говорите об этом, монсеньор!
— А почему бы и не говорить, старина? Разве моя жизнь менее безопасна, чем чья-нибудь другая? Разве я придаю ей хоть малейшую цену?
— Граф, — прервал его капитан, — вы выбрали очень неблагоприятное место для такого интимного разговора. Позвольте лучше отцу Грендоржу идти по его делам, а мы пойдем по своим.
— Вы правду говорите, капитан; мы можем употребить время с большей пользой, чем болтая на таком открытом месте о делах, которые должны оставаться в тайне; идите, отец мой, да хранит вас Бог! Надеюсь скоро с вами увидеться.
— Я спешу, монсеньор, как можно скорее доставить графине письмо, полученное мной для передачи ей.
— Конечно; это письмо, должно быть, очень важно. Он остановился и помолчал с минуту.
— Мэтр Роберт Грендорж, — сказал он, пристально глядя ему в глаза и делая ударение на каждом слове, — вполне ли вы мне преданы?
— Монсеньор, клянусь честью вашего дома, что предан вам душой и телом!
— О, честью моего дома! Я этого не понимаю хорошенько.
— Монсеньор, я бывший вассал графов дю Люков. Все те, которые носят это уважаемое имя, каковы бы они ни были, имеют право на мою преданность и уважение.
— Вы справедливо говорите, мэтр Грендорж. Может быть, скоро настанет день, когда я должен буду обратиться к вашей преданности.
— Я буду рад этому дню, монсеньор, потому что он даст мне случай доказать вам мою верность.
— Благодарю вас, отец Грендорж, до скорого свидания! Я не забуду ваших слов.
Пастор с минуту следил глазами за удалявшимся графом; когда тот окончательно скрылся за густой зеленью деревьев, он глубоко вздохнул, покачал головой и, медленно выйдя из сада, направился к улице Серизе.
Было три часа пополудни, когда он подошел к дому, где жила графиня дю Люк.
— Вот и вы, ваше преподобие! — приветствовал его мэтр Ресту. — Я давно уже жду вас, а графиня даже несколько раз о вас спрашивала.
— Очень жалею, что не мог явиться к графине, но меня задержало важное дело.
— Я так и говорил госпоже. Она приказала мне просить вас к ней, как только вы придете.
— Если так, мэтр Ресту, то поскорей доложите обо мне.
— Иду, — отвечал мажордом, — пожалуйте! Они отправились в комнаты графини дю Люк.
Она была не одна. Ее прелестный Жорж ползал по ковру возле нее под надзором верной няньки.
Рядом с графиней сидела восхитительная молодая девушка лет девятнадцати, с задумчивыми голубыми глазами и роскошными каштановыми волосами. Это была одна из тех прелестных, идеальных головок, которую мог бы создать только гений Рафаэля и не могла бы передать кисть ни одного из других художников.
Увидев пастора, графиня очень обрадовалась и сейчас же пригласила его сесть.
— Наконец-то вы пришли, мэтр Грендорж, — весело произнесла она. — Знаете, я уже начинала беспокоиться, что вас так долго нет.
— Графиня, вероятно, простит мне, когда узнает, что меня так долго задержали очень важные дела, близко ее касающиеся.
— Что вы хотите сказать, мэтр Грендорж? Ваши слова затрагивают мое любопытство.
— Несколько дней тому назад, графиня, мне дали знать, что сегодня утром приедет курьер, посланный к вам с письмом.
— Вот как! — заметила графиня, украдкой переглядываясь с молодой девушкой. — И этот курьер приехал?
— Да, графиня: он приехал в три часа утра, — отвечал пастор, вздохнув при воспоминании о несчастном сержанте.
— Только-то?
— Извините, графиня, он привез вам письмо от герцогини де Роган. Вот оно.
С этими словами пастор почтительно подал его Жанне.
— Почему же вы так поздно мне его отдаете, если в три часа утра оно уже было в Париже?
— По совершенно не зависящим от меня обстоятельствам, графиня, я получил его очень поздно и сейчас же поспешил с ним к вам.
— Я нисколько не сомневаюсь, мэтр Грендорж, но признайтесь, что все это тем не менее очень неприятно.
— Действительно очень неприятно, — подобно эху повторил пастор, грустно опустив голову.
Жанна дю Люк была еще очень молода. Она была в полном смысле слова совершенно избалованный ребенок. Несмотря на то что она очень любила мэтра Грендоржа и хорошо знала высокий строй его души и беспримерную преданность, она никогда не пропускала случая подразнить его.
— Да, это очень неприятно, — продолжала она. — Так это письмо от моей доброй подруги, герцогини де Роган? Вы не знаете его содержание?
— Не знаю, графиня, да и не позволил бы себе никогда распечатать, но думаю, что содержание должно быть очень важно.
— В самом деле, оно очень важно. В этом письме герцогиня уведомляет меня о приезде мадмуазель Бланш де Кастельно-Шалосс.
— А! — произнес в недоумении пастор. — Мадмуазель Бланш де Кастельно… действительно… я… я… Прошу извинить меня, графиня, но я во всем этом ровно ничего не понимаю.
— Как? Вы не понимаете, что это письмо теперь уже бесполезно?
— Бесполезно! Но каким же образом?
— Очень просто: мадмуазель Бланш де Кастельно-Шалосс уже приехала.
— А! Мадмуазель Бланш де Кастельно приехала?
— Да, вот она сама перед вами.
Совершенно сконфуженный пастор встал и почтительно поклонился молодой девушке, пробормотав:
— Ах! Так письмо, значит, в самом деле бесполезно!
Но графиня была уже не в состоянии дольше оставаться серьезной и разразилась громким смехом; ее примеру последовала и молодая девушка.
Веселый смех их еще более усилился при виде жалобной мины пастора.
Графине первой удалось заставить себя перестать смеяться.
— Успокойтесь, мой милый мэтр Грендорж, — ласково сказала она ему, — ведь я только пошутила.
— Тем лучше, графиня, — промолвил он, — значит, она не приехала.
— Про кого вы говорите?
— Про мадмуазель Бланш де Кастельно-Шалосс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127