– Перестаньте, – лениво проговорила Кларисса. – Откуда вы знаете?
В горле у него пересохло.
– Так было всегда.
– Всегда?
Он снова кивнул.
– Вы хотите сказать, что у вас никогда не было женщины?
Холеными пальчиками она провела по его щеке.
Покачав головой, он вспомнил, какие громы и молнии метала его мать, когда обнаружила у него под подушкой номер «Пентхауза». Ему тогда было тринадцать лет! – Мерзость! – гудела она басом – Порнография! Хочешь вырасти таким, как твой отец, и кидаться на любую дешевку, готовую раздвинуть ноги?
Нет. Походить на Орвилла он не хотел. В их огромном особняке, где кроме их троих жили еще четверо слуг-филиппинцев, грозные баталии не были редкостью. Он видел и слышал, с какой яростью родители набрасывались друг на друга. И когда однажды к нему подкатился выпускник школы «Беверли-Хиллс», он подумал: а что, пожалуй, это спокойнее и надежнее. Если он не хочет походить на Орвилла, надо резко сменить курс. И этот другой курс оказался поразительно приятным.
Оставив в семнадцать лет школу, он уехал в Нью-Йорк и на несколько лет погрузился в бурные волны моря гомосексуалистов. Родители пришли в ужас, когда узнали, что он «педрилло» (выражение Орвилла) и «извращенец» (характеристика Кармел), но в принципе были довольны, что он предпочел врастать в жизнь вдали от родительского надзора. Они посылали ему деньги и давали понять: чем дольше он будет держаться от них на расстоянии, тем лучше.
Когда он, наконец, решил, что можно и поработать, Орвилл подыскал ему место в филиале компании «Брискинн энд Бауэр», в Сан-Франциско. Оказалось, он словно создан для предложенной ему работы. Реклама, связь с общественностью – это было его призвание.
Встретившись с Кори, он почувствовал – надо возвращаться домой, и на унаследованные деньги без проволочек купил дом в районе Голливуда. Вести совместное хозяйство с Кори – это требовало от Нормана немалого напряжения сил. Он был кузнечиком – ему требовались новые партнеры, это его возбуждало. Пока ему удавалось оставаться верным Кори – надолго ли?
– Вы даже не представляете себе, от чего отказываетесь, – мягко проговорила Кларисса, и пальцы ее поползли вниз, к пуговицам его рубашки.
Он натужно засмеялся – интересно, чего она хочет? Кларисса Браунинг – звезда, обладательница «Оскара». У нее есть Мэннон Кейбл – что ей нужно от него?
– Вы очень красивы, Норман, – сказала она, легонько коснувшись его обнажившегося соска. – Как можно так не пользоваться…
– Чем не пользоваться?
Голос его надломился. Он прекрасно знал, что она имеет в виду. Еще бы – его мужское начало активно давало о себе знать. Боже, подумал он, неужели я ее хочу?
– Вас никогда не интересовало женское тело? – спросила она хрипловато. – Понятно, вы видите его на фотографиях, но потрогать его, вкусить, учуять аромат – для этого фотографии мало.
Говоря, она продолжала массировать его соски, и когда начала расстегивать блузку, он уже знал: он сделает все, что она скажет. Страстное желание познать неизведанное охватило его. В свои двадцать шесть лет у Нормана Гусбергера никогда не было половой связи с женщиной.
– Разденься, – скомандовала она.
Дрожащими руками он начал исполнять приказание.
Не сводя с него взгляда, Кларисса распахнула блузку. Лифчика она не носила, и его взору предстали маленькие, с резко выступающими сосками груди. Он раздевался, а она пожирала его глазами, поглаживая себя в возбуждении.
Наконец, он снял с себя все, она же оставалась наполовину одетой. Его вздыбленная плоть затмевала все в комнате.
– Замечательно, – пробормотала она. – Теперь садись на меня и прикоснись им к моим грудям.
Едва дыша, он исполнил ее просьбу.
– Успокойся, – велела она, играя его взведенным орудием, водя им взад и вперед, прижимая к торчащим торчком соскам. – Успокойся и не спеши.
Легко сказать. Все его существо жаждало выхода, разрядки – сдержать себя он был уже не в силах.
– Кларисса… я сейчас…
Он не успел договорить – это произошло. Мощное извержение, все сметающее на своем пути.
Заляпанная вырвавшимся на свободу семенем, она улыбнулась – потаенной, загадочной улыбкой. – Мы еще сделаем из тебя мужчину, а, Норман?
Вернувшись в Лос-Анджелес из Аризоны, Мэннон первым делом велел водителю остановиться у кафетерия и заказать ему два двойных гамбургера со всем, что положено. Оздоровительная диета, на какую его посадила Кларисса, – вещь хорошая, но нельзя же так над собой издеваться. К чертям, он и так старается, зачем ждать от него чудес.
Смолотив гамбургеры в лимузине по пути домой, он почувствовал себя на сто процентов лучше.
Победной поступью он вошел в дом – герой, победивший врага в съемочной битве и вернувшийся к сыну.
Никто его не встретил.
– Куда все подевались? – заорал он на весь дом. Вышла мексиканская служанка.
– Мисус Кейбл, она ушла.
– А ребенок?
– Тоже.
Здорово! Он специально примчался домой, а здесь никого. Хорош приемчик!
Мало того, что их не было сразу, – они вернулись только через два часа. К этому времени он совсем извелся.
– Где ты была? – вскричал он, когда Мелани-Шанна вошла в дом. За ней стояла одетая по форме няня, на руках она держала его трехнедельного сына, Джейсона. – Господи! – воскликнул Мэннон. – Вылитый я!
Позднее, наглядевшись на сына и наследника, основательно закусив сытным ростбифом и пропустив пару порций виски, он наконец-то присмотрелся к Мелани-Шанне. Что ж, выглядит она роскошно, ничего не скажешь. Кларисса, правда, внушила ему, что роскошный вид – это еще не все, и он уже скучал по ней, но все-таки Мелани-Шанна – его жена, и, может быть, пока он не поставит ее в известность о разводе, стоит уделять ей кое-какое внимание?
В постели он потянулся к ней.
– Как дела, кошечка моя?
Ускользнув от его прикосновения, она ответила:
– Спасибо, все хорошо.
– У тебя все хорошо, у меня тоже, и у маленького. Хорошо быть дома.
– Надолго ли?
В ее голосе он уловил враждебные нотки. Неужели ей стало известно насчет него и Клариссы? Все отрицать. Отрицать. И еще раз отрицать.
– Всего на три дня, но не успеешь ты купить себе подарок у «Картье», как съемки закончатся.
– Я хочу развестись, Мэннон.
Что? Что она сказала? Или у него что-то со слухом? Я хочу бриллиантовое ожерелье – это понятно. Я хочу изумрудное кольцо – тоже ничего сложного. Но «я хочу развестись»? Эй, бросьте. Это его текст. А произнести, его он не готов. Пока, во всяком случае.
– Как-как?
– Я сказала, – голос звучал ровно и спокойно, – что хочу развестись.
– Ты часом не спятила?
– Нет. Я в здравом уме и твердой памяти.
– Тогда почему?
– Сам знаешь.
– Ты что-то слышала насчет меня и Клариссы?
Молчание.
– Слышала?
Молчание.
– Тебе наплела эта манда Поппи Соломен, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145