Уверенность человека в его "знании" и в возможности своими
силами достигнуть высшей цели не только не спасет его, а отдаст в
распоряжение страшного чудовища, не убив которого человек не может жить.
Justus ex fide vivit ("Праведник живет верой"), говорил пророк Аввакум.
Justus ex fide vivit, повторял за пророками ап. Павелclxxxii. Разум, жадно
стремящийся ко всеобщим и необходимым истинам (concupiscentia invincibilis),
ведет к смерти, путь к жизни идет через веру. Предостережение Платона против
недоверия к разуму есть величайший соблазн. Беды ждут не того, кто разум
возненавидел ((((?((((('а), а того, кто разум возлюбил. Пока человек покорен
разуму, пока он рассчитывает на добродетели, от разума рождающиеся, он
находится во власти страшной и враждебной ему силы, во власти чудовища, не
уничтожив которого он не может жить. В приведенных словах Лютера
раскрывается подлинный смысл киргегардовской философии: экзистенциальная
философия есть великая и последняя борьба человека с загадочным и
таинственным чудовищем, ухитрившимся внушить ему убеждение, что и временное,
и вечное его благо зависят исключительно от его готовности поклониться
освободившимся от Бога истинам, та борьба, неизбежность которой почувствовал
последний великий представитель греческой философии и которую он имел
смелость возвестить: ?(?( (?(((((( ((? ?(((((( ((<( ((((<( ((?((((((
("Великая и последняя борьба уготована человеческой душе")clxxxiii.
Философия Плотина рвалась к тому, что находится (tm)(?((((( ((? ((? (("((((
("по ту сторону разума и знания")clxxxiv. Он звал людей (((((<( ?(?( (?(
(tm)(((("(( ("взлететь над знанием")clxxxv. Тысячелетний опыт избранных
представителей человечества, убеждавших людей вверить свою судьбу истинам
разума, был за Плотином, и он "вдруг" увидел, что там, где надеялись люди
найти свободу, их ожидало постыдное и невыносимое рабство. Или он не
"увидел", а услышал донесшуюся до него благую Весть? И, услышав, бежал без
оглядки от разума, сам не зная, куда бежит.
XVIII. ОТЧАЯНИЕ И НИЧТО
Даже то, что люди почитают самым прекрасным, самым привлекательным,
прелестная молодая девушка, в которой все дышит гармонией, миром и радостью,
- и в ней даже таится отчаяние.
Киргегард
Homo superbit et somniat, se sapere, se sanctum et justum esseclxxxvi:
здесь кроется величайшая опасность, в этом источник всех ужасов бытия. Но
как случилось, что человек прельстился и продолжает прельщаться знанием, как
случилось, что он свою "праведность" и свою "святость" стал ценить как
summum bonum, как (?(((((( ?(((?( ("высшее благо")? Вопрос представляется
самым естественным и законным. А меж тем именно пред лицом этого вопроса
может и должно впервые зашевелиться в душе человека подозрение в тщете
такого рода вопрошаний. Когда Киргегард стал допытываться о смысле
библейского сказания о грехопадении, ему пришлось вытравить из сказания все
элементы, представляющиеся ему несогласующимися или оскорбляющими те
представления о возможном и должном, которые он нашел готовыми в своем
сознании. Он не понимал, для какой надобности библейское повествование ввело
в рассказ свой змея. И точно, понять нельзя: без змея вышло бы много
правдоподобнее и осмысленнее. Но вещь поразительная: Киргегард отвел змея
только на словах или, точнее, лишь условно. В действительности же все его
размышления о грехопадении держатся исключительно на предположении, что оно
явилось результатом воздействия на человека какой-то внешней, чуждой и даже
враждебной ему силы, что тут имело место какое-то загадочное и таинственное
внушение. Первый грех происходит в человеке, он сам нам это открыл, когда
свобода человека парализована - в "обмороке". Это значит: в свободном
состоянии человек никогда не променяет плодов с дерева жизни на плоды с
дерева познания. Но ведь библейский змей есть только образное выражение той
же мысли: его роль исключительно сводилась к тому, чтоб околдовать человека,
связать его свободу. То же нужно сказать о совершенно непостижимой для
нашего разумения связи, устанавливаемой в Библии между грехом и плодами с
дерева познания. Если мы подойдем к этому с нашими привычными мерилами и
критериями, нам придется отвести не только змея, но и - в еще большей
степени - дерево познания добра и зла. Непонятно и противно тому, что мы
считаем разумным и осмысленным, чтоб змей, хотя он был самым хитрым из всех
животных, мог так обойти человека и сыграть такую роковую роль в его судьбе.
Но еще менее допустимо и еще более оскорбляет и претит всему нашему
духовному существу мысль, что плоды с дерева познания добра и зла могли
отравить душу нашего праотца и привести ее к падению. Ведь наоборот: плоды с
дерева познания добра и зла должны были бы ее очистить, оздоровить, поднять.
Все подходившие к библейскому сказанию, как я уже говорил, готовы были в нем
отыскать что угодно, кроме того, что в нем было на самом деле рассказано в
Книге Бытия. Грехопадение понимали как неповиновение Богу, как увлечение
плотским соблазном, но никто не мог и не хотел допустить, что корень греха,
т.е. первородный грех, в познании и что уменье различать добро от зла есть
падение и притом самое страшное и пагубное, какое только может себе
вообразить человек.
А меж тем, Св. Писание Ветхого и Нового Заветов без сказания о
грехопадении становится для нас книгой за семью печатями. Слова пророка
Аввакума: "Праведник жив будет верой"clxxxvii и вывод, сделанный ап. Павлом
(собственно, даже не вывод, а разъяснение): "Все, что не от веры, есть
грех", только тогда приоткрывают нам свой загадочный смысл, когда мы
согласимся принять, что первый человек, соблазнившись плодами с дерева
познания, погубил этим и себя, и всех людей: мы, конечно, вправе - кто может
нам помешать? - отвернуться совсем от Св. Писания и отнести Библию к разряду
книг, не удовлетворяющих требования современной образованности. Но по Библии
знание не только не есть и не может быть источником истины - по Библии
истина живет там, где знание кончается, где царствует свобода от знания105.
Или так: знание есть тяжкое бремя, пригибающее человека к земле и не дающее
ему выпрямиться. Это, как я уже сказал, почувствовал уже Плотин или это
донеслось до него через тех друзей, через которых до него дошли и писания
гностиков. И есть все основания допустить, что именно гностики,
"исправлявшие" Св. Писание сообразно тому "познанию", которое они усвоили в
школах греческой философии, и вызвали в нем это неудержимое стремление
(((((<( ?(?( (?( (tm)(((("((( (взлететь над познанием)clxxxviii.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
силами достигнуть высшей цели не только не спасет его, а отдаст в
распоряжение страшного чудовища, не убив которого человек не может жить.
Justus ex fide vivit ("Праведник живет верой"), говорил пророк Аввакум.
Justus ex fide vivit, повторял за пророками ап. Павелclxxxii. Разум, жадно
стремящийся ко всеобщим и необходимым истинам (concupiscentia invincibilis),
ведет к смерти, путь к жизни идет через веру. Предостережение Платона против
недоверия к разуму есть величайший соблазн. Беды ждут не того, кто разум
возненавидел ((((?((((('а), а того, кто разум возлюбил. Пока человек покорен
разуму, пока он рассчитывает на добродетели, от разума рождающиеся, он
находится во власти страшной и враждебной ему силы, во власти чудовища, не
уничтожив которого он не может жить. В приведенных словах Лютера
раскрывается подлинный смысл киргегардовской философии: экзистенциальная
философия есть великая и последняя борьба человека с загадочным и
таинственным чудовищем, ухитрившимся внушить ему убеждение, что и временное,
и вечное его благо зависят исключительно от его готовности поклониться
освободившимся от Бога истинам, та борьба, неизбежность которой почувствовал
последний великий представитель греческой философии и которую он имел
смелость возвестить: ?(?( (?(((((( ((? ?(((((( ((<( ((((<( ((?((((((
("Великая и последняя борьба уготована человеческой душе")clxxxiii.
Философия Плотина рвалась к тому, что находится (tm)(?((((( ((? ((? (("((((
("по ту сторону разума и знания")clxxxiv. Он звал людей (((((<( ?(?( (?(
(tm)(((("(( ("взлететь над знанием")clxxxv. Тысячелетний опыт избранных
представителей человечества, убеждавших людей вверить свою судьбу истинам
разума, был за Плотином, и он "вдруг" увидел, что там, где надеялись люди
найти свободу, их ожидало постыдное и невыносимое рабство. Или он не
"увидел", а услышал донесшуюся до него благую Весть? И, услышав, бежал без
оглядки от разума, сам не зная, куда бежит.
XVIII. ОТЧАЯНИЕ И НИЧТО
Даже то, что люди почитают самым прекрасным, самым привлекательным,
прелестная молодая девушка, в которой все дышит гармонией, миром и радостью,
- и в ней даже таится отчаяние.
Киргегард
Homo superbit et somniat, se sapere, se sanctum et justum esseclxxxvi:
здесь кроется величайшая опасность, в этом источник всех ужасов бытия. Но
как случилось, что человек прельстился и продолжает прельщаться знанием, как
случилось, что он свою "праведность" и свою "святость" стал ценить как
summum bonum, как (?(((((( ?(((?( ("высшее благо")? Вопрос представляется
самым естественным и законным. А меж тем именно пред лицом этого вопроса
может и должно впервые зашевелиться в душе человека подозрение в тщете
такого рода вопрошаний. Когда Киргегард стал допытываться о смысле
библейского сказания о грехопадении, ему пришлось вытравить из сказания все
элементы, представляющиеся ему несогласующимися или оскорбляющими те
представления о возможном и должном, которые он нашел готовыми в своем
сознании. Он не понимал, для какой надобности библейское повествование ввело
в рассказ свой змея. И точно, понять нельзя: без змея вышло бы много
правдоподобнее и осмысленнее. Но вещь поразительная: Киргегард отвел змея
только на словах или, точнее, лишь условно. В действительности же все его
размышления о грехопадении держатся исключительно на предположении, что оно
явилось результатом воздействия на человека какой-то внешней, чуждой и даже
враждебной ему силы, что тут имело место какое-то загадочное и таинственное
внушение. Первый грех происходит в человеке, он сам нам это открыл, когда
свобода человека парализована - в "обмороке". Это значит: в свободном
состоянии человек никогда не променяет плодов с дерева жизни на плоды с
дерева познания. Но ведь библейский змей есть только образное выражение той
же мысли: его роль исключительно сводилась к тому, чтоб околдовать человека,
связать его свободу. То же нужно сказать о совершенно непостижимой для
нашего разумения связи, устанавливаемой в Библии между грехом и плодами с
дерева познания. Если мы подойдем к этому с нашими привычными мерилами и
критериями, нам придется отвести не только змея, но и - в еще большей
степени - дерево познания добра и зла. Непонятно и противно тому, что мы
считаем разумным и осмысленным, чтоб змей, хотя он был самым хитрым из всех
животных, мог так обойти человека и сыграть такую роковую роль в его судьбе.
Но еще менее допустимо и еще более оскорбляет и претит всему нашему
духовному существу мысль, что плоды с дерева познания добра и зла могли
отравить душу нашего праотца и привести ее к падению. Ведь наоборот: плоды с
дерева познания добра и зла должны были бы ее очистить, оздоровить, поднять.
Все подходившие к библейскому сказанию, как я уже говорил, готовы были в нем
отыскать что угодно, кроме того, что в нем было на самом деле рассказано в
Книге Бытия. Грехопадение понимали как неповиновение Богу, как увлечение
плотским соблазном, но никто не мог и не хотел допустить, что корень греха,
т.е. первородный грех, в познании и что уменье различать добро от зла есть
падение и притом самое страшное и пагубное, какое только может себе
вообразить человек.
А меж тем, Св. Писание Ветхого и Нового Заветов без сказания о
грехопадении становится для нас книгой за семью печатями. Слова пророка
Аввакума: "Праведник жив будет верой"clxxxvii и вывод, сделанный ап. Павлом
(собственно, даже не вывод, а разъяснение): "Все, что не от веры, есть
грех", только тогда приоткрывают нам свой загадочный смысл, когда мы
согласимся принять, что первый человек, соблазнившись плодами с дерева
познания, погубил этим и себя, и всех людей: мы, конечно, вправе - кто может
нам помешать? - отвернуться совсем от Св. Писания и отнести Библию к разряду
книг, не удовлетворяющих требования современной образованности. Но по Библии
знание не только не есть и не может быть источником истины - по Библии
истина живет там, где знание кончается, где царствует свобода от знания105.
Или так: знание есть тяжкое бремя, пригибающее человека к земле и не дающее
ему выпрямиться. Это, как я уже сказал, почувствовал уже Плотин или это
донеслось до него через тех друзей, через которых до него дошли и писания
гностиков. И есть все основания допустить, что именно гностики,
"исправлявшие" Св. Писание сообразно тому "познанию", которое они усвоили в
школах греческой философии, и вызвали в нем это неудержимое стремление
(((((<( ?(?( (?( (tm)(((("((( (взлететь над познанием)clxxxviii.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92