Мама Ани пишет в своем письме, и это очень важно, что тринадцатилетняя девочка вымахала на 169 сантиметров и весит 50 килограммов. Так сказать, "физика". Но физическое состояние человека, его рост, предполагает ускорение физиологических процессов. И уж конечно психологических.
Да, мы приняли термин "акселерация", но давайте будем точно знать: только сами нынешние акселераты, став когда-то взрослыми, смогут сказать о психологическом состоянии миновавшего возраста, лишь им одним дано объективно оценить особенности духовных и физических скоростей собственной акселерации.
Между учительницей английского языка, классной руководительницей, ее мужем - директором школы, как между родителями Ани, автором этих строк и, охотно допускаю, современным состоянием педагогической науки и между психологией Ани - неприступный барьер, который взрослым сможет помочь осознать впоследствии лишь только Аня или ее сверстники, которые посвятят себя педагогике.
Как известно, существуют объективные методы изучения физиологии и психологии человека. Однако при всей серьезности этих исследований передо мной лично, как эталон предельно объективного исследования, стоит неувядающая трилогия "Детство. Отрочество. Юность" Льва Николаевича Толстого. Эти, в сущности, воспоминания превосходят своей точной достоверностью любое психологическое исследование.
Не забудем: в свое время, когда повести эти появились в печати, они вызывали шумные разговоры. Оказалось, Лев Николаевич помнил о своем детстве, отрочестве, юности много такого, что не фиксировалось наукой, но потом, после книги, стало истиной, аксиомой.
Это длинное отступление кажется мне целесообразным только для единственного: не торопитесь улыбаться, когда речь идет о том, может ли любить тринадцатилетняя девочка последней четверти двадцатого века, имеющая сто шестьдесят девять сантиметров роста, пятьдесят килограммов веса, спортивную биографию и пока таинственную для нас, признавших акселерацию, скорость психологической зрелости.
Однако согласимся в споре: нет, это не любовь, с точки зрения не завтрашних, а сегодняшних наших взглядов - еще, нам кажется, рано.
Пусть - рано. Пусть учительница английского языка, потребовавшая и получившая поддержку педсовета (!) для снижения отметки по поведению за "нелегальную любовь", где-то, в чем-то, как-то если и не права, то не совсем не права.
Вот тут-то и вступают в силу прописные истины, азбука педагогики, та самая человечность, которой - а чем же еще? - мы условились поверять действия и рассуждения взрослых участников инцидента.
Среди нарушений человечности - элементарное: огласка, обсуждение на педсовете, снижение отметки. Среди нарушений элементарного - вопиющее: попытка посеять недоверие между мальчиком и девочкой, вселить в их отношения подозрительность и, если хотите, грязь.
Вам, дорогой читатель, как, убежден, и учительнице английского языка из нашей, увы, реальной истории, наверняка приходилось испытывать на себе горестное оскорбление подозрением. Ну вот хотя бы самый безобидный факт стояли вы в очереди, потом вышли на минуту, предупредив стоявшего позади, а когда вернулись, предупрежденный тоже отлучился, и вот вся очередь - те, что сзади, конечно, - начинают вас обвинять во всех смертных грехах, кто вы такой или этакая, лезете тут нагло без очереди, и так до тех пор, пока не вернулся тот, кто был за вами.
Есть примеры пожестче, когда всех подряд какой-нибудь продавец считает жуликами, потому что когда-то один жулик действительно спер у него кочан капусты, и этот теперь глядит на всех подозрительно и каждому заглядывает в сумки, а дай ему волю, так проверил бы и карманы на всякий случай, есть и иное в иных обстоятельствах - пожестче и покрепче обиды.
Так вот у всякого оскорбления недоверием принцип один: считать человека хуже, дурнее тебя.
Согласитесь, явно непедагогический принцип. Достаточно элементарный. А учителю, посчитавшему учеников своих хуже себя, заподозрившего их в нехорошем, при такой деликатной ситуации можно поверить только тогда, когда он сталкивается с отроческой безнравственностью на каждом шагу и каждый день, чего, пожалуй, даже в колониях не бывает.
А тут - обыкновенная школа. Обычные дети. Если не любовь, то уж по крайней мере - увлечение, чистая юношеская привязанность, ситуация, к которой надо прикасаться чистыми руками, особенно если это руки учителя.
Печальную ситуацию мы разбираем.
Аня плакала, просила прощения у классной руководительницы - за что? Каков ее грех? Дверь закрыл Коля, так ведь это Коле - очень аккуратно, очень деликатно - должен был сказать учитель, которого он любит и которому доверяет, что дверь он закрыл зря, это не так может быть истолковано, учись, Коля, не ошибаться, се ля ви!
Но вот девочка плачет, а ни в чем не виновата, вот она кается, не согрешив, вот она вынуждена соврать родителям, и отец резко говорит в школе, - а затем признается - и отец идет извиняться...
Не слишком ли много чувств сотрясла закрытая Колей дверь, уединение, которое - вдумайтесь, педагоги-судьи, - эти ребята могли найти в ином месте, не в школе, и все было бы, как говорится, и шито, и крыто... Но им не хватило опыта, Коля закрыл школьную дверь, и вот именно эта закрытая школьная дверь возмутила учительницу английского, которая тут же прибыла на место, как "скорая помощь" школьного ханжества. Убежден, яростно кричала, напугав тем Аню и Колю, раздувала пожар по школьным этажам, словом, забыла напрочь, что она - учитель, не менее того.
Грех без греха, вина без вины, грязь на чистом месте. И все это дело рук педагога, который забыл о прописных истинах: он сильнее ребят, его подозрительность действенна, она оскорбляет и унижает - и слезы Ани, просящей прощения у классной руководительницы, есть не что иное, как слезы унижения.
А снижение оценки за поведение - и вовсе уж поступок, мягко говоря, беззастенчивый. Чтоб неповадно было? Чтоб боялась? Чтоб не вздумала?
Если у подростков - чувство, дружба, увлеченность, то они больше и не вздумают подходить друг к другу в школе. Их достаточно основательно напугало взрослое ханжество. И - что самое печальное - эти взрослые очень серьезно подорвали у ребят веру в сбой авторитет, веру в справедливость, в высокие ценности школы.
Таясь в школе, они будут встречаться за ее пределами. И содержание этих встреч, я считаю, лежит полностью на совести учителей. Хотя смотрите, какой парадокс! - за пределами их ответственности: мало ли что бывает на улице? Подростки на своем собственном опыте убеждаются: школа не верит в них, в их человеческую порядочность, не уважает их достоинства. Мало того, способна и готова к оскорблению подозрением.
В истории Ани и Коли - а факт этого письма Аниной мамы тоже поступок, тоже действие - родители оказались педагогически грамотнее учителей, а нравственно - чище их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159